Да, это была статуя императора! Это был Наполеон! Но какой Наполеон! Сам Зевс позавидовал бы его царственной осанке, сам Аполлон – юной красоте его стройного, могучего тела. Греческая драпировка, оставлявшая обнаженной часть туловища, увеличивала сходство с Аполлоном. И в то же время в чертах лица Наполеона, прекрасно переданных, было несомненное сходство с Юлием Цезарем. Цезарь-Аполлон-Наполеон Бонапарт, последний дож Венеции!

Рука Бонапарта была поднята и протянута вперед, приветствуя свой народ, – царственным и в то же время отеческим жестом. Брусок мрамора соединял ее с головой – для прочности во время перевозки, чтобы не сломалась тонкая, аристократическая кисть руки (этот брусок обычно срезали на месте после перевозки).

Когда прошел первый момент замешательства, вспомнили о письме, переданном посыльным главе семейства, и, сломав печать скульптора, открыли его.

И вот что писал несравненный мастер (выпускаем официальные приветственные формы): «…согбенный работой и болезнью, я не имею возможности сейчас выполнить ваш благородный заказ. Но чтобы возместить деньги, уплаченные вами за статую Санта Лючии, я посылаю вам этот большой блок чудесного – лучшего в Италии и во всем мире – мрамора. Любой мастер сможет обработать его для вас и превратить в статую Санта Лючии».

Семейство Мосениго сохранило статую Бонапарта, не пожелало превратить ее в Санта Лючию; статуя святой была заказана другому скульптору, выполнена в надлежащий срок и заняла приготовленное ей место в часовне. А «Цезарь-Аполлон-Бонапарт» был поставлен в большом холле дворца Мосениго в Венеции, где он находится и теперь. Этот холл – большой крытый двор, откуда широкая мраморная лестница ведет в парадные залы и жилые покои первого этажа, – служил раньше местом хранения товаров и магазином: все гранды Венеции, не исключая дожей, были прежде всего купцами, и каждый дворец имел свои магазины.

Во дворце Мосениго сохранилось множество музейных вещей и прекрасная живопись – картины, изображающие большей частью придворные празднества, и портреты дожей: семь дожей Венеции происходили из этой семьи. Теперешний владелец дворца, сеньор Альвизе Робило, и его жена, белокурая, веселая и приветливая синьора Алисия, показали нам скромную с виду шапку, обтянутую красным шелком, почетно потертую временем – головной убор могущественных дожей богатой, свободолюбивой Венеции. Мы попросили хозяина дома надеть его; шапка необыкновенно шла ему – точно была создана для этой головы с профилем Данте.

Среди многочисленных предметов старины в палаццо Мосениго мое внимание привлек странный предмет, совершенно непонятного назначения. Он походил на остов громадного, в пол человеческого роста, абажура, с деревянным нешироким кольцом вверху: тоненькие деревянные резные палочки, украшенные изящными шариками, соединяли это верхнее кольцо с другим, нижним, более широким кольцом, служившим базой этого предмета, стоявшего на полу у окна. Я терялась в догадках, что это такое. Наконец нам объяснили, что этот оригинальный «абажур» был изобретен больше столетия тому назад знаменитой красавицей из семьи Мосениго, у которой была больная спина; в придворной жизни, во время торжественных церемоний, приходилось подолгу стоять на ногах – и вот она могла незаметно опереться на этот «абажур», надетый под кринолином, и это облегчало ей усталость и боль в спине.

Окна дворца Мосениго выходят на Большой Канал, невдалеке от моста Риальто. Гондолы с туристами, скользящие по переливающейся всеми цветами радуги – как венецианское стекло – воде канала, при приближении к дворцу Мосениго замедляют ход и гондольер или гид всегда произносит небольшую речь, неизменно начинающуюся словами: «В этом дворце жил Байрон…».

Одна из классических экскурсий в Венеции – «Венеция ночью» – поездка на гондолах по каналам, включает в своей программе остановку и объяснения перед этим дворцом, где жил в течение некоторого времени Байрон. Имя Байрона, доносившееся всю ночь с канала в открытые окна, постоянно нарушало сон хозяев дворца. Пришлось перенести спальню на другую сторону дома, выходящую в сад. В саду были только птицы, и до славы Байрона им не было дела.

Слава Байрона в этом случае пережила славу Наполеона: никто из туристов даже не знает об исторической статуе императора, стоящей в холле дворца Мосениго в Венеции.

«Говорить о падре Пио одновременно очень просто и очень трудно», – говорит Альберто дель Фанте в небольшой книжке, озаглавленной «Кто такой Падре Пио?». Действительно, как рассказать о чуде, о «том, что превосходит понимание»? Жизнь Падре Пио была таким чудом.

Биография Падре Пио (в миру Франческо Форджоне) очень проста. Он родился в 1887 году в деревушке Пиетрельчина в провинции Беневенто (Италия) в бедной семье земледельца Горацио Форджоне. В 1902 году он поступил в францисканский монастырь в Морконе и прошел в течение восьми лет ученический стаж в этом монастыре и в других монастырях, куда его направляли. В 1910 году состоялось его посвящение в сан священника в кафедральном соборе в Беневенто. В 1918 году, когда он находился в Сан Джованни Ротондо (в окрестностях Фоджии), на теле его появились стигматы.

Католическая церковь насчитывает семьдесят стигматизированных святых, из них (последней была Джемма Гальгани, жившая в нашем веке). Стигматы были и у Терезы Нейман, которая тоже жила в наше время, – она умерла в 1962 году.

Чудо стигматизации необъяснимо разумом, но оно является неоспоримым фактом. Стигматы Падре Пио были освидетельствованы несколькими докторами и учеными, среди которых были и верующие, и неверующие («люди чистой науки»). «Не существует никаких известных нам клинических наблюдений, которые позволили бы отнести эти раны к какой-либо известной нам категории явлений», – сказал профессор Луиджи Романелли.

Таким же необъяснимым, но неоспоримым, фактом являются и многочисленные исцеления, произведенные Падре Пио. Множество очевидцев подтверждают рассказы о тех, кто были исцелены его руками и молитвой.

Одним из таких очевидцев была американка Мэри Пайл, с которой мне удалось видеться и говорить во время моего пребывания в Сан Джованни Ротондо несколько лет назад, – и нет никаких оснований сомневаться в ее словах, так же как и в словах других свидетелей, или самих переживших чудо исцеления или бывших очевидцами такого чуда. Они свидетельствуют также о даре предвидения и предсказания и о том, что Падре Пио «видел скрытое» – знал мысль, чувство и жизнь человека, к нему пришедшего.

Падре Пио во время службы

фот. Джузеппе Бинелли

Как объяснить чудо «видения скрытого» и дар исцеления и предвидения? Как объяснить то, что – на наших глазах – совершал Падре Пио? «Святой не может быть понят разумом, – сказала Мэри Пайл в ответ на этот вопрос. – Он – больше разума». Это – существо “сверхъестественное”, как сказал один человек, когда кто-то уподобил Падре Пио Махатме Ганди. Он хорошо знал их обоих. “В общении с Ганди, – сказал он, – я чувствовал себя в присутствии хорошего, замечательного человека; но в присутствии Падре Пио я знал, что передо мной – существо сверхъестественное”». Эти слова я записала со слов Мэри Пайл в Сан Джованни да Ротондо.

Я никогда не забуду мессу, которую служил Падре Пио рано утром в церкви при монастыре Сан Джованни Ротондо. Большая, высокая церковь была полна народу, люди стояли плечом к плечу, но тишина была полная, абсолютная – невероятная, невозможная тишина (такая тишина – подумалось мне – могла быть в мире в первый день творенья, или пред началом его). Мне сказали, что так всегда бывает, когда Падре Пио ведет богослужение.

Падре Пио в своей келье