Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Кириллов на это возражает, ссылаясь на то, что «своеволие – атрибут божества моего». Почему? Потому, резюмирует Кириллов, что: «Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою». В этих словах можно было бы усмотреть пролог к нашим, сегодняшним событиям. Современный человек – понятый как родовое существо – стремится «самозаконодательно лишить себя жизни». Чего, например, стоит один только проект «2045».

Понятно, что идея «сверхчеловека», что называется, органично приобретает форму проблемы морали, в связи со сверхчеловеком. Как следует относиться к морали, вообще к моральным нормам сверхчеловеку? Должна ли быть у него своя – сверхчеловеческая – мораль или он , наоборот, должен подняться над моралью человека обычного? Говоря уже словами Ницше, не оказывается ли сверхчеловек «по ту сторону добра и зла»?

3) Идея свободы сверхчеловека от добра и зла

Глава «У Тихона» (Бесы). Достоевский выражает эту позицию устами Николая Ставрогина:

«…строго сформулировал про себя в первый раз в жизни: – что не знаю и не чувствую зла и добра, и что не только потерял ощущение, но что и нет зла и добра (и это мне приятно), а один предрассудок, что я могу быть свободен от всякого предрассудка, но что если я достигну той свободы, то я погиб».

«В каком смысле “погиб”?», – можем мы недоуменно спросить. Конечно же, в смысле «гибели обычного человека». Ведь переход из состояния «человек» в состояние «сверхчеловек», подобно фазовому переходу, сопряженному с кардинальным изменением субстрата, подвергающегося данному переходу. Например, как вода превращается в водяной пар или в лед, или как кокон превращается в бабочку и т.д.

Изменения, происходящие с человеком, охватываются Достоевским, что называется, по всему периметру. Достоевский наблюдает не только за тем как осуществляются перфекционистские трансформации – с повышением уровня организации – от «человека» к «сверхчеловеку», но и трансформации имперфекционистские – с понижением уровня организации – от человека к насекомому.

4) Идея трансформации инсектальной

В сознании нововременного человека прочно утвердилась некая лестница животного мира – отчасти навязанная библейско-христианской онтологией – на верхней ступени которой расположен человек, а на самой нижней – насекомые. То, что движение за пределы лестницы «вверх» вполне оправдано и закономерно – ясно каждому нововременному человеку. Для христиан это было стремление к «обóжению», для секуляризованного христианина – человека прогрессивного – это достижение состояния «сверхчеловека», ну хотя бы средствами современной генной инженерии.

Однако все описанные сценарии хороши для избранных – избранников божиих (святых) или для финансово обеспеченных прогрессивных людей.

Но как быть с теми, кто не дотягивает до шага «за» верхнюю ступень, кто слаб, наконец, кто финансово не обеспечен, т.е. как быть всем тем, кто несет на себе печать «бедных людей». Для них, имперфекционистов, жизнь человеческая так же невыносима, как и для перфекционистов. Для последних это только «ступень», «промежуточная фаза» для прыжка в мир совершенный – мир сверхчеловеческий. Для первых это «путь наоборот» – путь ещё ниже по указанной лестнице – путь в состояние «насекомого».

Когда человек раздавлен, унижен, оскорблен до крайнего предела, когда он видит, что выхода не видно, тогда он, стоя на краю этой бездны, готов стать насекомым, чем уж так страдать и так скорбеть.

Достоевский гениально подмечает это отчаяние имперфекциониста, говоря устами главного героя «Записок из подполья».

«Мне теперь хочется рассказать Вам, господа, желается или не желается вам это слышать, почему я даже насекомым не сумел сделаться. Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым».

Стремление отверженных, униженных и оскорбленных, стремление бедных людей, наконец, людей из подполья сделаться «насекомыми» – это ответ Достоевского всем тем, кто неустанно твердил в 19 в. о том, что человек – это звучит гордо, что человек – царь природы, что человеку отверзты ложеса Царства Небесного. Фёдор Михайлович показывает, а главное – осознает, что все эти призывы – пустой вздор, а перфекционистская идея рассчитана на 1 / 10, тогда как 9/ 10 уготовано стать насекомыми или почти насекомыми, в крайних выражениях – несостоявшиеся перфекционисты – оказываются в положении ещё более плачевном, чем положение имперфекционистов, ориентированных на инсектальную трансформацию, примером чего служит «провонявший» старец Зосима. Слова Ивана Карамазова, в этом контексте, звучат как приговор – «а что делать слабым и не попавшим в святые»? Неужели же им приуготована участь удобрения, то есть подготовительного (рабочего) материала для прославления перфекционистов – святых или на современный лад – трансгуманистов. Признаться, этот вариант развития событий я и сам не исключал24, уж больно соблазнительной кажется идея о том, что вся природа эволюционировала вплоть до человека. Здесь, по-моему, кроется какая-то ловушка, которую мы сами, без посторонней помощи, можем и не углядеть. Думаю, в эту проблему следует вглядеться внимательнее.

Как же тут быть человеку обычному? Человеку, для которого всё ясно. И может ли человек найти выход в сложившейся ситуации, опираясь только на свои силы, свой рассудок, свое видение мира?

5) Идея критики рассудка

Допустим, что мы поднялись над «наивностью» религиозного мировоззрения, поднялись подобно «сверхчеловеку» до «самого себя», следовательно, способного опираться только на свой ум, свои рассудочные способности. Если это произошло, то возникает естественный вопрос: принесёт ли человеку этот «рассудок», в терминологии Фёдора Михайловича, избавление от горестей и страданий? Здесь следует отметить, что Достоевский под «рассудком« понимает вообще умственные способности человека. Действительно ли только «сон разума» – здесь мы видим критический намек на «тёмное средневековье» – рождает чудовищ?! «А каких чудовищ может породить «бодрствование разума»?» – , словно насмехаясь над однобокостью первой сентенции, парадоксальным образом спрашивает Достоевский. И вообще, что приносит с собой этот «проснувшийся» нововременной разум (или «рассудок» в терминологии Достоевского)?

Что и сколько даёт нам наш рассудок? Даёт, соглашается Достоевский, но весьма немного:

«…рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком и со всеми почесываниями».

Что же получается? Получается удивительная картина: то, на что возлагали такие надежды – рассудок – оказывается ограниченным, причём существенно ограниченным. В своих текстах Фёдор Михайлович неоднократно обращается к анализу способов, т. е. модусов аргументации, показывая, что рассудочные выводы очень часто зависят от наших убеждений, возможностей, от нашего знания и т.д. Другими словами, будучи глубоко проницательным человеком, Достоевский уделяет внимание даже нашим способам рассуждения или как сейчас бы сказали – модальной логике – предвидя многие трудности связанные с подобными типами рассуждений.

6) Идея модусов нашего рассуждения

В этом контексте интерес могут вызвать такие рассуждения Достоевского, которые он, например, приводит в «Бесах». Достоевский вкладывает в уста своего героя такое рассуждение:

«Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же не верует, то не верует, что он не верует»25.

По видимости, особенно для современников Достоевского, эта фраза может показаться «игрой словами». Но это не так. Фёдор Михайлович уже во II половине 19 в. понял, что модусы (способы) нашего рассуждения и их анализ могут иметь первостепенное значение для выводов, получаемых в результате этих рассуждений.

вернуться

24

См. Павленко А.Н. Экологический кризис как псевдопроблема // Вопросы философии, – 2002, № 7.

вернуться

25

Достоевский Ф.М., Бесы, т. Х, с.341 .

5
{"b":"900669","o":1}