– Я не вру тебе! Я поняла это, когда ты пропал! – Маша почти дотронулась до брата, руки дрожали.

– Ты так говоришь, потому что боишься, – прошипел Костя.

– Конечно, я боюсь, – не стала отрицать Маша. – Я боялась в автобусе. Боялась Лодочника, леса, очень боялась клоуна. Но сейчас, – Маша подошла к Косте вплотную. Где-то в глубине чужих глаз прятался прежний Костя, её маленький брат. Маша коснулась его груди. Брат опять начал меняться, волосы седели, тени наливались чернотой, ногти покрывались трещинами, – сейчас мне страшно по-настоящему. Ты не Костя, ты игра лабиринта, я знаю. Меня тут все чему-то учат. – Маша не убирала ладони с груди брата. Сердце стареющего Кости бухало, обвиняло Машу. – Но ты можешь стать этим, – Маша не произнесла слова «чудовищем», – если я не найду тебя.

Рот Кости увеличивался, рос от уха до уха и дышал на Машу холодом.

Костя не станет чудовищем! Она не допустит!

– Пусть ведьма возьмёт меня, – сказала Маша, – этого я не боюсь, лишь бы ты остался нашим Костей.

Тени набросились на неё. В тот же миг стены лабиринта задрожали и осыпались. Маша закрыла голову руками, призрак Кости растворился в каменной пыли.

– Ты, твой брат или твой кролик? – донеслось до Маши сквозь грохот разрушающегося лабиринта. Голос был женский, кричала ведьма. – Тебе придётся выбрать!

Камнепад прекратился так же неожиданно, как начался. Маша стояла в кольцах камней, разбросанных по траве, и щурилась от ослепительного блеска. Над ней сверкали три огромные капли воды. Жёлтая, белая и чёрная.

– Исток, – прошептала Маша.

– Итак, ты дошла, Мария Звонова, – обратился к ней старик. Он весь состоял из переплетений света, исходившего от трёх дрожащих капель, и больше не был Костей. Худое лицо обрамляли ровные гладкие волосы, не седые, тёмно-серые, напоминающие цветом карандашный грифель. Над тонкими губами нависал орлиный нос, вдоль лба шли три глубокие морщины, – перед тобой воды Истока, я их Страж. Имя мне Лабрис.

Маша облегчённо вздохнула. Она подумала, что сейчас из глаз точно польются слёзы. Душа опустела, Маша покачнулась, села на траву. Глаза остались сухими.

– Я есть лабиринт, – Страж опирался на посох. Бледно-голубые глаза отражали переливы вод, несмотря на то что он стоял к ним спиной, – его камни и стены, его души. Надежды и чаяния, что вносили и оставляли в нём. Я те, кто заплутал, и те, кто вышел на волю. Я начало и конец лабиринта, начало и конец Перепутья, я вышел из вод Истока и войду в них, когда на Перепутье не останется никого. Я наблюдатель, Мария Звонова.

– Вы похожи на Лодочника, – всё, что Маша смогла выдавить из себя.

В отличие от Лодочника внешность Лабриса не менялась.

– В каком-то смысле мы с ним одно и то же, – не стал отрицать Страж. – Он та часть меня, что идёт по кругу. Я часть его, что вечно стоит на одном месте.

– Вы мне поможете? Я ищу брата. И Егор опять потерялся. Я обидела его, он остался в лабиринте. – Маша опустила голову почти до травы, влажной от пара, который исходил от вод Истока. Кеды промокли, Маша разглядывала грязную подошву. Она оставила Егора в лабиринте, которого больше нет. Лабиринт разрушился, а Егор так и не вышел.

– Мальчик, которого ты зовёшь Егором, пока в лабиринте. – Лабрис перенёс вес тела на посох, ему было тяжело стоять. Посох был украшен узором из капель, под рукой Стража виднелась перевязь – серебряная верёвка, заплетённая косицей. – Он выполнит то, от чего отказалась ты, и, возможно, это ему поможет.

– От чего я отказалась? – спросила Маша, не поднимая взгляда.

– Помочь жестокосердному, – ответил Страж. – Лабиринт – последнее пристанище ему подобных. Он займёт своё место и получит свободу. Обязательство перед тобой он исполнил. А ты перед ним…

– Нет, – закончила за Стража Маша.

– Не печалься, девочка. – Страж отошёл в сторону, и воды осветили Машу. Она подняла голову. Капли сияли одинаково, даже чёрная. Маша и не знала, что чернота может испускать свет.

– Мы редко осознаём наши обязательства. И ещё реже выполняем их. Жестокосердный как человек. Ты как сестра. Мальчик, которого ты нарекла Егором, как твой питомец.

– О чём вы? – встрепенулась Маша.

– Трое шагнули на берег Реки времени. Девочка, потерянный дух и кролик. Девочка дошла до Истока, дух вернулся в тело. А что стало с кроликом?

– Он убежал на холмах, – медленно произнесла Маша.

– Убежал, – подтвердил Страж, – чтобы вернуться к хозяйке.

Маша молча смотрела на Стража. Лабрис не спешил объяснять.

– Кролик вернулся к ведьме, – сказала тогда Маша, – да? Она мне его дала, и он вернулся к ней.

– А потом вернулся к хозяйке, – повторил Страж.

– Ничего подобного, – возразила Маша. – Он так и не вернулся.

– Неужели ты сама выбралась из шипов? – Лабрис направил посох на Машу. – Или кто-то помог тебе скинуть оковы сна?

– Мне помог Егор.

– Тогда он не был Егором. Тогда ты знала его под другим именем.

Маша отчаянно сопротивлялась словам Стража. Егор не помнил своего имени и очень хотел его обрести. В лесу Маша называла его Егором для удобства, но, когда клоун заставил её выбрать, решила, что он точно Егор.

– Ты называла кролика как своего брата, не так ли? – Лабрис требовал ответа. – Одного Костю сменила на другого. Но не может же быть у тебя сразу двух Костиков.

– Егор – мой кролик? – Маша еле ворочала онемевшим языком.

– И он вернулся к хозяйке, – повторил в третий раз Страж.

– Это неправда, – отрезала Маша. – Вы все здесь только и делаете, что врёте.

– Я наблюдатель, Мария Звонова. Я вглядываюсь в воды Истока и ведаю, что творится в трёх мирах, но остаюсь равнодушен к происходящему. Я наблюдаю и сторожу. Если хочешь, можешь взглянуть и ты.

Он перевёл посох на воды Истока. В каплях отражалось Машино несчастное лицо. В чёрной девочка выглядела бледной и серьёзной, в белой счастливо улыбалась, из жёлтой на неё взглянула взрослая Маша, не возрастом, но пронизывающим взглядом.

– Что же ты? – подбодрил Страж. – Редко кому предоставляется такая возможность.

– В какую мне смотреть?

Маша совсем не хотела смотреть в них. Ей не нравилось, что Страж подталкивает её к правде, которая, быть может, ей не нужна. Ведь бывает так, что человек не хочет правды?

– Почему у вас вода чёрная и жёлтая? Она и белой бывает только тогда, когда под сильным напором из крана течёт, – заупрямилась она. – Даже первоклашки знают, что вода без цвета, без запаха и без вкуса.

Она скрестила руки на груди. Рука с браслетом легла сверху. Некоторые из змей высовывали алые язычки, глазки их сверкали. Страж отступил от девочки, и ей пришло на ум, что Лабриса испугало украшение.

– Исток покажет то, что ты пожелаешь знать, – сказал он как ни в чём не бывало. – Чёрная вода знает, что было. Белая – чему настанет срок. В чёрную воду идут те, кому есть чему учиться, что исправить, что завершить. Белая вода открывает новый путь, который пройдёт каждый в назначенное время.

– А жёлтая? – Маша указала на жёлтую каплю рукой в браслете.

Страж остался недвижим.

«Значит, показалось, – огорчилась Маша, – не испугался».

– В жёлтую ты не пойдёшь, Мария Звонова. Она ничего не даст тебе, кроме покоя. Туда попадают лишь бессмертные.

– Бессмертных людей не бывает. – Маша выпятила подбородок. Пусть старик знает, что её не обманешь.

– Людей не бывает, – согласился Страж, – но на Перепутье тебе встречались и не люди. Им тоже приходит свой срок.

– Какие же они тогда бессмертные? – проворчала Маша.

– Хороший вопрос, девочка, но мы ждём ответ на другой, не так ли?

– Если я загляну в чёрную воду, я увижу брата? – спросила Маша. – Я за ним сюда шла.

– Ты увидишь то, что тебя интересует.

Маша подошла к чёрной капле. Оглядела с ног до головы девочку в красной куртке и синей плиссированной юбке. Оценила торчащие в разные стороны косички, рваные колготки, кеды. Сморщила нос, ставший длиннее за время пути. Она вообще стала длиннее, и худее, и старше. Будто шла по Перепутью не один день, а много-много бесконечных лет.