– Она, наверно, кружится, – предположила Маша.

Руки так и чесались поднять и проверить, есть ли у карусели крохотный ключик.

– И музыку играет, – подсказал клоун. Он поднял карусель, на обратной стороне отыскался ключ. Клоун завёл игрушку. Цирк вновь наполнила музыка. Но не весёлая, какая вела детей по полю, а грустная, почти заунывная.

«Какая странная песня!» – подумала Маша.

– Думаю, она тебе не по вкусу, – точно определил Машино недоумение клоун.

Мелодия повторилась, привнося во вкус леденца кислинку. Девочка обратила внимание на трещину вдоль карусели. Карусель была прокрашена изнутри, трещина обнажила ярко-красную сторону игрушки.

– Она треснутая, – сказала Маша и двинулась дальше.

Все игрушки были с изъяном. У куклы не хватало пальца, у слона – бивня, у лебедя откололась золотая корона, у поезда были выбиты окна. И у всех виднелась алая изнанка. Маша думала, что фарфоровые игрушки внутри белые или бежевые. А эти отчего-то красные.

Но в третьем ряду на двадцать седьмом месте сидела идеальная кукла. Маша схватила её.

– Приглянулась? – Клоун потирал руки в разных перчатках. – Мне кажется, вы с ней чем-то похожи!

Они действительно были похожи, Маша и кукла. Обе с тёмно-русыми волосами, с большими глазами. Но вздёрнутый носик куклы, маленький и аккуратный, не походил на удлинённый нос Маши, к тому же Маше не хватало россыпи веснушек на переносице и щёчках. Зато на обеих были куртки и плиссированные юбки, и это была единственная кукла, одетая современно.

Клоун задумался:

– Не помню, как её зовут, но мы можем назвать её Машей, если ты не против.

– Нет, – Маша не нашла на кукле ни одной трещинки, – не надо как меня. Я подумаю, как её назвать.

Маша прижала куклу к груди, уселась в кресло. Рюкзак положила у ног. Спина порадовалась свободе, Маша выпрямила плечи. В соседнем кресле восседал кукольный мальчик, одетый в комбинезон с кроличьими ушами. Он напоминал кого-то, кого Маша почти забыла. Недавно вроде помнила, но и образ, и имя выветрились из памяти.

– Ты готова смотреть историю куклы? – Клоун изогнулся в просящей позе.

– Да, мне она нравится!

Арена озарилась светом прожекторов. Перекрестья пришли в движение. На нитях появились фигуры, сотканные из дыма. Мальчик и девочка.

– Брат и сестра, – начал рассказ клоун. Фигуры ожили, – он старший, она младшая. Так бывает, что младшие очень мешают старшим, отбирают у них любовь. Вынеси мусор! – взвизгнул клоун, и Маша подскочила от неожиданности. – Помоги сестре! Спать иди, я сказала! Опять уроки не сделал? Тебе знакомы такие команды? – спросил клоун нормальным тоном. – Нет? Везучая! А он, – клоун указал на фигуру брата, – получал их направо и налево. И однажды решил исправить жестокую несправедливость. Ты смотри внимательно, они сейчас покажут свою историю.

Фигуры двинулись по арене. Девочка прыгала то на одной, то на второй ножке, мальчик плёлся рядом, опустив голову.

– Мама меня не так водила, – заговорила сестра на арене цирка. – Мы мимо кондитерской ходим, с большим таким тортом за стеклом, а на торте – барелина.

– Балерина, – поправил брат. – Ба-ле-ри-на!

– Барелина, – настаивала сестра.

– Балда, – пробурчал брат.

– Балдарина! – подхватила сестра.

Маша рассмеялась.

– Он знал, куда идти, – рассказывал клоун. – В дом на краю города, где ждал его друг.

Под куполом цирка зашумело, словно поднялся ветер, воздух замерцал, на Машу упали капли дождя.

– Дождик-дождик, громче пой, – напевала девочка-марионетка, – мы подружимся с тобой. У меня есть старший брат, тебе он очень будет рад.

– Я не люблю дождь, – ворчал брат.

– А дождик всех любит!

Происходящее на арене выглядело реалистично. Марионетки были как живые. Клоун раскрыл над Машей дырявый зонтик, чтобы девочка не промокла. Маша то и дело переводила взгляд на дождевые капли в прорехах зонта. Как мог идти дождь в помещении? Вот это спецэффекты!

Перед ребятами на арене появилась бабочка. Она махала крыльями над девочкой, мальчик отворачивался. Бабочка сделала три круга по арене, и тут на другом перекрестье возник дом. Самая настоящая девятиэтажка таращилась десятками окон, целых, битых, жёлтых, белых и чёрных.

– Как она тут уместилась? – вырвалось у Маши.

Клоун прижал белый палец к губам.

– Тсс. Дом может быть и не домом вовсе, – произнёс он нараспев.

Над входом висел круглобокий фонарь. Тени детей удлинились, поползли по арене. Вокруг замельтешили другие крошечные тени, словно детей окружили перья или отблески звёзд. В фонаре бились бабочки, летали под лампочкой, едва шевелили чёрными кружевными крыльями. Их подруга присоединилась к кружению, фонарное стекло не стало ей препятствием.

– Так часто бывает, что свет лишь притворяется путеводным, – подсказал Маше клоун.

Маша нахмурилась. Он будто говорил не про фонарь, а про её огонек. До Маши дошло, что шар света не появлялся с момента, как они с Платоном заглянули под купол. Девочка скосила глаза на Платона, малыш играл с медведем. Леденец он держал во рту, как и Маша.

– Бабочки зовут нас, – смеялась девочка на арене. – Что ты стоишь? Они танцуют, я тоже, тоже хочу танцевать!

Она впорхнула в подъезд, крепления завертелись, и вместо дома в ярком освещении появились диван, кресло и множество разных игрушек на песке. Маша не заметила, как игрушки, которые сидели в креслах, разом оказались на арене. Исчезла с её колен и выбранная кукла, очутилась в руках девочки-марионетки.

– Я не сказал тебе, что это сказка в сказке? Как твоя собственная история, Маша, – пропел клоун, – одна интереснее другой. Наш мальчик оказался в сказке про двух братьев. Один брат учился у колдуна, другой нет, но он тоже хотел владеть магией и завидовал одарённому брату.

На диване кто-то сидел. Он принадлежал представлению, тоже весь состоял из плотного сизого дыма, к куполу от него тянулось множество серебристых нитей. Маша захрустела леденцом, ей стало не по себе, страх тронул спину холодными пальцами, но леденец успокаивал и прогонял тревогу.

– Братья жили вместе с колдуном, один учился, другой впитывал знания тайком. Он узнал, что колдун обитает в мире уже очень давно и ему подвластен секрет бессмертия. В назначенный день новый ученик должен был разделить с ним знания. И стать ему верным слугой.

Мальчик на сцене тоже нашёл игрушку. Клоуна в чёрно-белом наряде. В трёхрогом колпаке не хватало одного бубенчика. Под левым чёрным глазом темнела полустёртая слеза, правый глаз был серый. Наверное, и с него сошла краска. Маша, хоть и сидела в третьем ряду, хорошо разглядела детали. Клоун был заводным. Крохотный ключ торчал из спины, витое ушко покрылось зеленью. Скорее всего, когда ключ проворачивали, ладони клоуна сближались, раздавался весёлый звон латунных тарелок. Клоун наклонялся и выбивал ритм. Шея крутилась, красные губы улыбались зрителям. В левой руке, покрытой чёрной краской, до сих пор сохранилась тарелка. В правой, белой, тарелки не было.

Маша обернулась к клоуну, сидевшему рядом, оглядела с ног до головы и уставилась на него.

– У вас тоже глаза разные, – обомлела она.

– О, совпадение? – хихикнул клоун. Со шляпы с жалким звоном упал один колокольчик, закатился под сиденья.

– Смотри какой, – на арене брат позвал сестру.

– Фу! – отозвалась сестра. – Он страшный. Не настоящий клоун. Злой. Клоуны должны быть добрыми.