– Так, Климова, пришла в себя? Не истеришь больше? – звонкий женский голос вернул меня к реальности.

– Да, кажется, пришла, – ответила спокойно и удивилась её вопросу. Неужели я истерила? Иначе почему она у меня это спрашивает. Не помню. Что с головой то? Надо спросить у врача.

– Голова не кружится? Ноги ватные или уже чувствуешь?

– Нет, не кружится. Ноги нормальные. Спина болит, – продолжила я, глядя на неё.

Это была медсестра, молодая, позитивная, улыбчивая. Она подошла к моей кровати, отключила капельницу.

– Бледная какая, жуть!!! Сейчас доктор прийдёт. Не вставай!

– Хорошо.

Она посмотрела ещё раз на меня внимательно, подняла одеяло, проверила катетер, что-то пробубнила практически про себя, потом взяла мою руку, покрутила, видимо изучая, как много появилось синяков после капельниц.

– Ну что за вены такие! Куда теперь колоть, – недовольно протянула она.

– Доброе утро! – раздалось в палате.

Все повернули головы к двери. Это был наш лечащий врач. Он поочерёдно подходил к каждой женщине, что-то спрашивал, внимательно слушал ответы. Медсестра не уходила, ждала доктора около меня. И когда он подошёл к моей кровати, сразу же первая выдала:

– Александр Владимирович, тут в крови опять всё у неё! Надо что-то делать.

При этих её словах я заметила, что в палате появился ещё мужчина, не врач, не в медицинском халате. Мокрый. И сразу показалось, что палата какая-то маленькая, когда в ней находятся ещё люди помимо нас, пациенток. И стало немного не по себе, потому что слова медсестры про мою кровь слышат другие, в том числе этот незнакомый вошедший в палату высокий мужчина, который почему-то сразу двинулся именно в мою сторону и остановился прямо за спиной у врача.

– Сейчас посмотрим, Люба, – ответил врач.

– И что с катетером делать тоже скажите, вытаскиваем?

– Климова Вера Павловна, это вы, верно? – спросил Александр Владимирович.

– Да.

– В понедельник вы попали к нам в больницу с обильным кровотечением, вас привезли на скорой помощи, помните?

– Да, – киваю я.

– Вы ничего не могли нам толком сказать, были в шоке, поэтому мы начали с общепринятых в этом случае мер, в процессе выяснили, что у вас ранний срок беременности, состояние было критическое, не скрою. Потеря крови была довольно большой. К сожалению, беременность не удалось сохранить. Но вашей жизни ничего не угрожает. Вы полежите у нас ещё дней пять-семь, надо доделать курс антибиотикотерапии, препараты железа тоже вам принесут, начнёте сегодня принимать. Вы восстановитесь, всё будет хорошо. Сейчас надо, чтобы вам из дома привезли что-нибудь полезное, например, отварное мясо или печень, свежие фрукты, гранатовый сок, горький шоколад, гемоглобин у вас очень низкий. И документы пусть привезут обязательно!

– Я не знаю, вдруг документы мои сгорели?

– Не сгорели, – услышала я.

Тот самый мужчина, который всё это время стоял за спиной у врача, произнёс это так уверенно и чётко, что все обернулись.

– А…. вы приехали всё-таки, – сказал врач.

– Конечно. Документы её тоже привёз, – официальным тоном заявил незнакомец.

Протянул врачу мой паспорт. В том, что это именно мой паспорт, сомнений не было. Обложка с попугаями была точно моя, больше ни у кого лично я такой не видела. Но откуда он у этого человека? Я его не знаю!

– Паспорт мой, да. А вы кто? – рискнула спросить.

– Что, не помните уже? Это я вас вытащил, – немного резко ответил незнакомец.

– Родственники хоть объявились? Или муж? – обратился он уже не ко мне, а к врачу.

– Нет.

Сказать, что я обалдела, это ничего не сказать. Стоят около меня два мужчины, один врач, второй, видимо, спасатель. Я всё-таки пригляделась и обратила внимание на его чёрные глаза. Да, точно, у того, кто меня спасал, были именно эти глаза. Только он был в каске, кажется, и в спецформе, поэтому трудно было сразу угадать в этом «красавчике», как назвала его утром Галя, того самого спасателя. Так вот, стоят они около кровати и обсуждают, что родственники так и не ищут меня. Паспорт мой у этого мужчины. Он его так отдаёт врачу, как будто это его собственный, а не мой документ. У меня даже ничего не спросил. При всём при этом я лежу перед ними в больничном синем халате в цветочек, из-под одеяла торчит трубка от катетера, алеет кровавое пятно на постельном белье, в глазах у меня стоят слёзы от осознания того, что я так быстро потеряла ребёнка, не успела даже до конца прочувствовать, что беременна. Хотя я ещё на тот момент не решила, оставлю ли этого ребёнка. Но думала об этом. И совершенно посторонний человек, к тому же мужчина, уже в курсе всех моих личных бед. Некомфортно, стыдно, больно, обидно, опять страшно. Полный комплект. Все эти чувства как-то разом нахлынули, я отвела глаза в сторону, надеясь на то, что никто из них не заметил моих навернувшихся слёз, готовых политься только дай им волю. Но он, конечно, заметил. Ведь он всё это время стоял и смотрел на меня своими угольными глазами. Ничего не сказал. Просто заметил.

– Спасибо, – собрала я все свои силы и произнесла.

– Пожалуйста.

Вот это краткость. Исключительно по существу.

– А как у вас оказался мой паспорт? Квартира не сгорела?

Врач и медсестра уже вышли, но я так поняла, что сейчас она вернётся с новой капельницей и будет мучительно искать место на руке, куда бы уколоть. И бельё это выпачканное моей кровью тоже должны бы поменять. Я вдруг вспомнила, что когда он меня вытаскивал с балкона, уже началось кровотечение, мужчина видел это. Подумала, как наверно ему было неприятно. И как-то смутилась, хотелось чтобы он уже ушёл, стыдно было лежать перед ним в таком вот состоянии. А он, как назло, подошёл поближе к кровати и начал уже не таким громким, но по-прежнему очень сухим, голосом говорить.

– Я принёс акты о пожаре. Мы обязаны лично отдать их пострадавшим. Но поскольку в понедельник и вчера вы были в реанимации, не было возможности их вручить, пришлось мне сегодня опять к вам сюда ехать. А погодка так себе…, – и посмотрел в окно.

Я восприняла это как открытое недовольство тем, что ему пришлось приезжать в больницу вчера и сегодня. Никак это не стала комментировать. Решила, что сейчас он отдаст мне эти бумажки и быстренько свалит. Но не тут-то было.

– Вот ваши ключи, сумка, телефон, – продолжил он.

– Спасибо.

– Очень надеюсь, что у вас не будет ко мне претензий, потому что я позволил себе забрать из вашей квартиры некоторые личные вещи, так как знаю, что в больнице обязательно нужны документы. Ну и телефон.

– Нет, что вы, какие претензии! Вы спасли мне жизнь. Я вам обязана.

– Это моя работа. Ну и нечего раскисать тогда. Я не для того там висел на высоте пятиэтажного дома, чтобы вы потом тут демонстративно отказывались от воды и еды. Сказал же доктор, надо есть. А вы что? Лежите и слёзы свои глотаете. Муж ваш где? Родители? С понедельника находитесь в больнице, а никто так и не позвонил в отделение. И не пришёл, – отчеканил он. Прозвучало грубо. Кивнул при этом на бутылку воды и шоколадки на тумбочке.

Так это он вчера принёс! Дошло вдруг до меня. Пришёл со своими актами, потому что так положено, а шоколадки зачем принёс? Ещё и горькие, как знал, что именно горький шоколад мне нужен. И сумку мою забрал из квартиры с документами, ключи, телефон, принёс в больницу, не побоялся, что получит потом за это. Вдруг я неадекватная.

Что-то тут не сходилось. Этот его железный тон, серьёзный взгляд. И шоколадки…. Странный мужик.

– Телефон, кстати, проверьте. Звонил вчера целый день, я уже пожалел, что взял его. Папа и ещё какой-то незнакомый номер. Муж?

– Мужа нет, – тихо отвечаю, глядя в сторону, понимая, как это звучит с учётом того, что я была беременная.

Провожу по экрану, снимая блокировку. Сколько же тут звонков! От папы много, а с неизвестного номера ещё больше. И сообщения есть с этого же номера. Пробегаю глазами сначала сообщения и….. темно, в глазах снова становится темно, воздух как будто закончился, а на душе тошно….