Обработав ссадины, она в очередной раз направилась в комнату сестры в поисках какой-либо зацепки. Произошедшее с Лили казалось совершенно нереальным. Ее вещи все еще висели в шкафу, ее книги все еще стояли на книжных полках. Казалось, что ничего не произошло, что время застыло. Если бы еще и сестра выбежала к ней навстречу.

Она снова стала осматривать комнату, автоматически открывала тумбочки, шкаф, выдвигала ящики письменного стола. Она металась как тигр в клетке, не зная, что еще предпринять, чтобы всё-таки найти того, кто виновен в том, что сейчас Лили нет рядом. Дернув очередной ящик стола, она замерла. Сверху лежало несколько запылившихся фотографий с ней, Лили и их общими друзьями. Она так скучала по сестре, будучи от нее вдали, а сейчас не могла никак принять тот факт, что ее рядом никогда больше не будет. Софи взяла в руки свою любимую фотографию: они с сестрой на верхней площадке маяка, все вокруг залито розоватым светом заката, а чайка, случайно попавшая в кадр, вообще кажется кроваво-красной, они обнимали друг друга и улыбались. Софи начали душить слезы, и одна из них упала на фотографию. Софи быстро стерла ее, но в самом центре карточки от нее все равно остался след. Разозлившись в очередной раз на себя, она уже хотела задвинуть ящик на место, как вдруг ей показалось, что что-то застряло между ящиком и задней стенкой стола. Она пошарила рукой и вытащила небольшую записную книжку, исписанную почерком Лили. Ее сердце затрепетало, она молила только об одном, чтобы в этом блокноте была хоть какая-то информация о загадочном Кристофе, которого сестра так умело от всех прятала.

Софи поспешно начала листать блокнот. Это была не простая записная книжка, а что-то наподобие дневника, который сестра с ее неусидчивым характером вела не очень долго и не совсем прилежно, ничего не записывая по несколько дней, а иногда пропуская целые недели. Исписано было немного, но главное – там, возможно, хранилась разгадка тайны личности Кристофа. Сердце Софи бешено забилось так, что даже строчки запрыгали перед глазами. Но она постаралась взять себя в руки и на первой странице прочла:

Ночь с 31декабря на 1января 20..г.

Если бы мне кто-нибудь еще вчера сказал, что я заведу личный дневник, я рассмеялась бы ему в лицо. Где я с моим характером, а где излияния души на бумагу? Мне всегда казалось, что дневники ведут утонченные меланхоличные особы, к коим я не имею совершенно никакого отношения, а еще подростки, но из этого возраста я уже, по-моему, вышла. Еще свои мысли и переживания доверяют бумаге те, кто одинок, у кого нет того огромного количества приятелей, друзей и знакомых, какое есть у меня. Я даже не думала, что у меня в моей бурлящей ключом жизни настанет момент, когда я, чтобы окончательно не свихнуться, начну вверять свои чувства бумаге. В какой-то момент я поняла, что не могу довериться никому, разве что Софи, но сестра сейчас далеко, у нее и без меня хватает проблем с ее пиявкой-Лукасом. И хоть она ничего и не рассказывает и никогда не жалуется, но я-то вижу, я чувствую, что он обвивает ее, словно огромный осьминог своими щупальцами и тянет в серую унылую рутину совместной с ним жизни, где ему будет удобно и комфортно, а Софи будет этот комфорт ему обеспечивать. Сколько раз, общаясь с ней, мне хотелось посоветовать бежать от этого человека без оглядки, заставить ее сбросить эти путы, но зная характер сестры, я всякий раз прикусывала свой болтливый язык.

Да, сестра сейчас на другом конце света, а как бы хотелось с ней вдвоем оказаться в нашей любимой кофейне, поболтать о каких-нибудь пустяках. И пусть мы с ней неродные по крови, но ближе человека мне даже трудно представить. Мне даже иногда казалось, что мы чувствуем одинаково и можем прочесть мысли друг друга. Если бы Софи была здесь, мне бы не пришлось подбирать слова, чтобы излить душу. Она бы все почувствовала и все поняла, она смогла бы так незаметно утешить и поддержать, как умеет только она…

Софи с щемящим сердцем прижала к себе блокнот, она даже не подозревала как ее хохотушка-сестра нуждалась в ней. Она и не помнила, когда это она поддерживала сестру, обычно это Лили с ее неуемным веселым нравом оказывала ей помощь. А вот теперь, когда сестра в ней так нуждалась, ее рядом не оказалось. Причем она собиралась эти Рождественские и Новогодние каникулы провести с семьей, но прилететь помешал форс-мажор на работе. Ах, если бы… Софи собралась с духом и продолжила чтение:

С чего же мне начать? Наверное с того дня, когда я ощущала себя абсолютно счастливой. Было это как раз в канун Рождества, 24 декабря, в тот день, когда все казалось наполненным радостью и счастьем, как солнечный день за окном. Дело в том, что прошлым вечером я случайно увидела у Робера во внутреннем кармане пиджака два пригласительных в ресторан «Планета» и бархатную коробочку с колечком, на вид таким простеньким неброским, в стиле моего жениха. Я обычно не проверяю содержимое его карманов, но все вышло совершенно случайно. Мы собирались, как обычно прогуляться в парке с нашим лабрадором Биллом. Но Робер задержался на работе, а когда пришел, выглядел каким-то взвинченным. Он отказался остаться дома и отдохнуть, решил пойти со мной, лишь попросил пару минут, чтобы переодеться и вымыть руки. Он оставил свой пиджак на кресле и направился в ванную, а Билл у нас большой любитель разбросанных вещей. Он сразу же стащил пиджак хозяина и хотел оттащить его на свое спальное место. Он всегда так поступает с украденными вещами: все что стащит, прячет под свой матрасик. Мне с трудом удалось отобрать пиджак, вот только содержимое карманов высыпалось на пол. Когда я увидела пригласительные и красненькую бархатную коробочку, то чуть не задохнулась от радости. «Планета» – это самое романтичное и красивое заведение в городе, и это могло означать только одно – Робер, наконец-то, собрался мне сделать предложение. Я так давно этого ждала, что просто не могла поверить в свое счастье.

Мне кажется, что любовь к Роберу не покидала меня с того самого дня, когда я его впервые увидела в школьном коридоре. Она росла вместе со мной и глубоко укоренялась в моем сердце. Сейчас уже и не могу вспомнить, чем же он меня так поразил, что я застыла словно действительно пораженная стрелой Купидона, не в силах отвести от него взгляд. Робер прошел тогда мимо, даже не взглянув в мою сторону. И вообще инициатива в наших отношениях всегда была в моих руках. Я первая призналась ему в любви, написав письмо, которое заставило его, наконец, обратить на меня внимание. Я первая его поцеловала, да что уж там скромничать, в постель его я тоже затащила и инициатором совместной жизни на съемной квартире также была я. И вот сейчас он собирался сделать мне предложение, именно он, а не я решился на такой серьезный шаг.

Внутри меня все пело, я уже мысленно перебирала свой гардероб и продумывала макияж и прическу. Но все пошло не так как я себе нафантазировала. Когда мы в парке дошли до нашего любимого дерева, где первый раз поцеловались, и отпустили Билла немного побегать, Робер вдруг, тяжело вздохнув, словно решился на что-то и произнес:

– Лили, нам нужно серьезно поговорить.

Он очень заметно нервничал так, что его состояние поначалу передалось и мне, но потом я почему-то решила, что он сейчас собирается сделать предложение, а в «Планете» мы просто отпразднуем это событие. Но я услышала не то, о чем так мечтала.

– Мы должны расстаться, – проговорил он, опустив голову. – Я не могу больше тебя обманывать. Я полюбил другую…

От боли нахлынувшей после этих слов у меня потемнело в глазах. Так бывает когда ты идешь по темной улице и навстречу тебе вылетает автомобиль с ярко включенными фарами. Он уже уехал, а ты все никак не можешь избавиться от ярких кругов перед глазами, а мир вокруг полностью поглощает беспросветная тьма. Робер еще что-то говорил, но его слова не долетали до меня. Я вообще с трудом вспоминаю то, что было после его слов. Помню, что выскочила из парка, остановила такси и попросила водителя увезти меня подальше от того места. Слез не было, было просто состояние оцепенения и бесчувственности.