Пришлось свернуть и ехать по непроторенной степи, в промежутке между дорогой и сжатым полем, которое вкривь и вкось располосовали линии примятого колесами машин жнивья.

Лето было на исходе. Жара последних месяцев донельзя иссушила степь. Придорожная полынь пожелтела и стала жесткой как проволока. Лишь изредко пустынную дорогу перебегали серые суслики и маленькие зеленые ящерицы. Только однажды, практически из-под колес ехавшего мотоцикла, вспорхнула напуганная куропатка.

Когда-то, уже издалека показалось расположенное в широкой низине пшеничное поле. Там сейчас работал красный комбайн. Вблизи припарковались два грузовика и полевой окраски УАЗик. Между ними виднелись темные фигуры пятерых мужчин.

“Восход” по бездорожью направился навстречу двигающемуся комбайну.

Не доезжая, Дамежан чуть ли не на ходу соскочила с мотоцикла. Простоволосая, маленького роста женщина выбежала на пшеничное поле. Высокие стебли хлебного злака доставали ей до груди. Раскинув в стороны руки Батыр ана храбро направилась наперекор огромной машине.

Не сразу, но комбайн остановился. По пояс высунувшись из кабины молодой белокурый механизатор энергично махал женщине, требуя уйти с дороги.

– Не пущу! – насколько хватало сил и голоса громко кричала Дамежан. – Это мой хлеб!

Из-за гула работающего мотора вряд ли кто мог услышать ее слова. Низкая ростом Батыр ана продолжала кричать бесстрашно приближаясь к зловеще вращающимся мотовилам пятиметровой ширины жатки.

Оставив лежать мотоцикл на краю поля к матери на помощь спешил Сагын.

Одновременно от группы мужчин возле грузовиков и УАЗика бегом отделились двое с ружьями в руках.

Молодой Федор не выдержал накала ситуации и заглушил мотор комбайна.

– Феденька, да что же ты творишь? – отчаянно взывала Дамежан. – Соседей грабишь! Неужели ты забыл, как я тебя мыла и кормила, когда твою маму в больнице оперировали?

– Эй, Рыбак, немедленно заведи мотор, – подбегая злобно крикнул один из молодчиков с ружьями.

– Батыр ана, так я ж не по своей воле, – слезно оправдывался белокурый парень. – Я же незнал, что это ваше поле. Мне сказали, я и работаю.

– Я верю! – тоже плакала Дамежан. – Ты можешь меня вместе с пшеницей скосить, но я этим бандитам живьем свое зерно не уступлю.

– Немедленно садись за штурвал, – потребовал один из братьев Исина и навел двустволку на Федора.

С трудом передвигая ноги, задыхаясь и тяжело дыша к Дамежан наконец-то приблизился Сагын. Белый в лице он держался одной рукой за левую грудь.

– Сволочи! – едва слышно повторяли его посиневшие губы.

Федор рванулся с места и, виляя как вспугнутый охотником заяц, побежал в сторону Аккемера.

– Сукин сын, – выругался один из Исиных и угрожающе крикнул убегающему в догонку: – Мы с тобой еще поговорим. А про комбайн можешь забыть. Он теперь наш.

Вооруженные молодчики не оглядываясь ушли. Было видно как они сели в УАЗик. Через минуту колонна из трех машин тронулась в неизвестном направлении.

Как будто он это только и ждал, Сагын вдруг осел и нелепо повалился подгребая под себя охапку густых стеблей зрелой пшеницы. Подозрительно раскинув руки мужчина лежал на золотистом ковре. Дамежан бросилась к сыну и склонилась над его уже бездыханным телом…

На следующий день в привокзальном саду станции Аккемер, недалеко от разрушенного фонтана, обнаружили повешенным на старом карагаче тело совсем еще юного Федора Фишера.

В далеком 1944 году трехлетний Муса единственным из всей семьи пережил депортацию в Казахстан. Полузамерзшего ребенка вместе с умершими дедом, мамой и сестрой выбросили из эшелона депортированных чеченцев вблизи железнодорожного узла Кандагач. В груде окаменелых на холоде трупов его случайно нашел местный житель. На тот момент еще бездетные Мырзаш и Дамежан не только спасли, но и усыновили мальчика. Правда его настоящее имя никто так и не узнал.

Мырзаш назвал сына Нохчо, потому что ребенок с первых дней постоянно твердил это слово. Пройдут годы, настанет время и отец расскажет парню всю правду. Скрывать то все равно было бесполезно. Внешне Нохчо не только не походил на своих приемных родителей и братьев, но и сильно отличался от приютивших его казахов: высокий, широкоплечий с рыжими завивающимися волосами, широкоскулый и с большим орлиным носом. Настоящий горец.

Когда-то поселившиеся в ауле чеченцы пояснили Мырзашу значение слова нохчо или правильнее сказать нохчий. Им окажется самоназвание народов, носителей нахских языков: вайнахов Чечни и Ингушетии. Но менять имя и национальность шестнадцатилетнему парню, у которого на руках уже был паспорт, не стали.

Чеченцы и так приняли Нохчо в свою семью. В старших классах Аккемирской средней школы он познакомился с очаровательной и гордой Жовхар. Еще до армии по всем правилам и традициям чеченского народа попросил у ее родителей благословения, а после двух лет срочной службы в десантных войсках вернулся в Аккемир и сразу же женился.

Во многом именно развал советской страны подстегнул желание, а порой и насильственно заставил многие народы вернуться на их историческую родину. Родственники со стороны Жовхар, а с ней и Нохчо, тоже уехали жить в Чечню…

Пятидесятилетний родственник из далекого Грозного буквально в последний момент успел добраться на похороны своего брата Сагына.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.