– Олга, – остановил он ее в вестибюле. – Вы жестокая женщина, вы ранили меня в самое сердце и избегаете меня. Я прихожу в столовую – вас нет. Я ухожу – вы приходите. У меня уже шея болит вот так смотреть на дверь.

Ольга подумала, что Борис рассердится на Бекбулата Сулеймановича, опечалится ревностью. Но он очень спокойно заметил, повернув русло беседы в сторону их отношений:

– А мы тогда так и не сказали друг другу тех самых главных слов…

– Мне очень хотелось их услышать от вас…

– Я был в растрепанных чувствах, – Борис крутнул головой, как бы освобождаясь от давней своей вины перед ней. – Началось похолодание, я позвонил домой, чтобы мне прислали по почте кое-что из теплой одежды, а жена решила сама привезти, – и после непродолжительной паузы добавил с нежностью в голосе, что все то до сих пор живо в нем, и он сейчас может сказать… те самые слова.

– Скажите! – попросила она. Он встал, облокотился одной рукой о стол, склонился над Ольгой, сидящей в кресле.

– Ну, может, так сразу и не стоит их говорить, но… вы мне нравитесь. – И ладонью коснулся ее кисти, лежавшей на подлокотнике кресла. – Почему у вас такая холодная рука? Вчера на улице и то была горячей.

– Прохладно, открыта фрамуга.

Оба поняли: опять заносит в сторону. Их лица стали сближаться, губы слились в поцелуе…

Выпрямившись, Борис осторожно потянул Ольгу к себе. Она послушно и охотно поднялась и словно в ожидании великого таинства – вокруг все замерло, – закинула руки ему за шею. Глубинные, сладостно-томительные чувства встречными потоками полились из одного сердца в другое. Обессиленно отпрянув, они вновь кидались в объятия, сливались в поцелуях. И даже, оторвавшись друг от друга, долго ощущали себя чем-то единым, неотделимым, переполненным болезненно-острым волнующим блаженством.

Ласки Бориса становились все интимнее, они опьяняли, дурманили, вытесняли чувства стеснительности, долга перед кем-то…

– Ах, как ты возбуждаешь! – страстный, нетерпеливый шепот как бы пробудил Ольгу. Она поняла, к чему все клонится, слабо, но настойчиво стала высвобождаться из объятий.

– Нет! Нет!

– Но почему? – о, сколько искреннего недоумения слышалось в этих словах! – Мы же одни! Когда еще так повезет!

–Не смейте! – видно, это прозвучало очень убедительно, потому что Борис, послушно отступив от нее, как-то по-детски обиженно произнес:

– Ничего нельзя, только губами можно!

Ольга облегченно рассмеялась, благодарная ему за деликатность и послушание.

– Но почему?! – повторил он вопрос. И ждал объяснения.

В самом деле – почему? Ольга не знала; тем более, что так трудно всему этому противиться, противостоять. И словно внезапное просветление – происходящее насиловало, оскорбляло чистоту ее чувств! А Борис все более воспламенялся, тянулся к ней:

– Ну перестань, зачем все осложнять? Мы не дети и давно знакомы. А у нас, мужчин, это на первом месте.

До сознания Ольги еще отчетливей дошло – и он признает, что интимная близость при подобных обстоятельствах нравственна. Их любовь лишь набирала силу. А Борис готов был всем этим пренебречь, пожертвовать?

Сказочный, расцвеченный таинственными красками храм, воздвигнутый в тесной полутемной комнате ее чувствами, начал гаснуть, рассыпаться. До нее уже доносились с улицы смех, голоса. Всё обретало конкретный смысл: это они вдвоем уединились. Там же, за стенами, на улице плещется жизнь, которую не нужно таить от всеобщего обозрения.

– И потом ты говорила, – шептал Борис, – что тосковала по мне. Вот и избавишься от обременительных чувств.Бывалые люди уверяют, что чувства проходят, если их удовлетворить.

Ольга хотела любить, быть любимой, а он…

– Пожалуйста, прошу вас, уйдите, – тихо, но настойчиво, решительно, внезапно даже для самой себя, попросила она.

Борис, вроде бы еще не веря в то, что услышал, попытался ее обнять. Увернувшись, Ольга, как боксирующий человек, прижала кисти, собранные в кулаки, к груди, готовая к защите.

– Ну и вид у тебя! – невесело усмехнулся Борис.

Ольга повторила свою просьбу. Нет, это было ее требование.

Обиженно понурив голову, он пошел к двери. Уже приоткрыв ее, спросил, придет ли она смотреть программу «Время». Почти все отдыхающие к этому часу собирались у телевизора.

– Приду, – пообещала Ольга, довольная, что он явно не хотел с ней на этом прерывать знакомство.

– Я буду ждать вас, – произнес, перейдя на «вы». А в голосе обида, в глазах упрек.

Как смело и требовательно она настаивала на том, чтобы он удалился! И искренне верила, что в самом деле того хочет. Но вот он вышел, и опустела не только ее комната, но и душа. Страстные и нежные поцелуи все еще горели на губах, щеках. А мрак комнаты, казалось, только лишь скрывал присутствие Бориса. И Ольга, раскинув руки и не сдерживая стона, призвала его в свои объятия. Нет, ничем Борис не оскорбил ее чувств. Зачем, зачем она только что лгала ему, себе! Вот только слова любимого не переставали казаться менее горькими и обидными. Неужели он только и хотел от нее – обладания!?

Время приближалось к девяти вечера. Вот-вот начнется программа «Время». Борис, должно быть, уже там, ждет ее. Но как, как можно совмещать в себе нежность и коварство!

– Не пойду! – решила Ольга. И, как раненое животное, заметалась по комнате. Лишь сознание – и он тоже, должно быть, страдает – слегка утешало.

Она разделась и, придвинув к кровати тумбочку с настольной лампой, легла в постель, чтобы отвлечься, успокоиться, раскрыла книгу «Александрийская поэзия», которую вчера взяла в библиотеке. Мифы и легенды Древней Греции – тот самый неиссякаемый источник, который, казалось ей, мог утолить ее мятущуюся душу многовековой мудростью любовных отношений между Мужчиной и Женщиной.

Ольга торопливо листала страницы, не находя в них того, что соответствовало бы ее настроению. А может, ей не хватало терпения вчитаться, вдуматься в смысл?! Но вот ее взор задержался на абзаце:

«Кожа его не бела, а сверкает огнем – это слова Киприды о сыне своем Эросе (Эроте). Его взоры огненны, остры. И зол его ум, хоть и сладостны речи. Мыслит одно, говорит же другое. Как мед его голос. В сердце же горькая желчь у него. Он обманщик: ни слова правды не скажет; хитер и на злостные шутки охотник. В пышных кудрях голова, а лицо его полно задора. Крошечны ручки его, но метать ими может далеко. Может метнуть в Ахерон и до дома Аида – владыки. Телом он весь обнажен, но глубоко припрятаны мысли.

Словно как птица крылат: то к тому, то к другому порхает. К женщинам и к мужчинам, и садится им прямо на сердце. Маленький держит он лук, а на луке натянутом – стрелку; стрелка же, как ни мала, достигает до глуби эфира. Носит колчан золотой за спиною, а в этом колчане злые тростинки, – он даже не раз меня ими ранил. Все это страшно. Всего же страшней тот факел, который носит всегда при себе. Он бы мог им спалить даже солнце.

…Поцелуй его – яд, и в устах его – чары. Если же скажет: «Возьми, я прошу тебя, это оружие», – не прикасайся к подарку: все вещи окунуты в пламя».

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.