Боммм, пробил колокол башенных часов. Трубочист очнулся от сна, потянулся, зевнул и посмотрел в окно: «Неужели полдень?»

Тем временем работа подходила к концу. Луиза стояла в платье у большого зеркала, на ногах были новые туфельки и чулочки в тон платья.

– Давай примерим эту шляпку, – хлопотала хозяйка мастерской.

– Мне больше нравится вон та с розовой ленточкой, —Луиза показала на приглянувшуюся ей шляпку.

Наконец и шляпка была подобрана. Девочка светилась счастьем. Она уже представляла себя поющей у стен ратуши, и все-все пришли на неё посмотреть и послушать.

Трубочист осмотрел девочку и платье. Придраться было не к чему.

– Мастера! – удовлетворённо бросил он в сторону хозяйки. В жизни не видел он такого потрясающего сочетания красивой девочки и великолепного платья. Удовлетворённый, он наконец достал свою золотую монету и протянул хозяйке.

– Ах, как вы щедры, это так много за наш скромный труд!

– Тогда дайте нам ещё вон ту шубку с капюшоном, – он отдёрнул руку с монетой, – у нас зима на носу, а девочке прикрыться нечем.

«Чёрт бы побрал меня за мой язык», – подумала жадная хозяйка, но всё же принесла приглянувшуюся Трубочисту шубку. Денег всё равно хватало с избытком.

…

Трубочист не спеша шёл по дороге к замку. Моросил осенний грибной дождик. Под ногами шуршали опавшие листья. Он испытывал потребность поделиться своими мыслями и уже обдумывал, с чего начать беседу с Философом: «Можно ли считать счастьем то, несомненно приятное чувство, которое испытываешь, делая счастливыми других, а точнее, где та грань, за которой важнее беспокоиться о собственном благополучии? Если человек осознано жертвует своей жизнью ради благополучия других, то что это? Ради чего эта жертва – ради людской памяти? На миру и смерть красна! А если никто не знает о твоей жертве – тогда как? Ради собственной души? А что есть душа – это совесть или что-то материальное?»

Философа в замке не оказалось. В каморке на столе Трубочист обнаружил записку, в которой говорилось: «Мой друг, помни, что счастья трудно добиться, но легко потерять. Меня сегодня не жди, будь как дома». На столе так же стояла большая бутылка вина и кое-какая еда. Трубочист растопил камин, развесил сушиться промокшую одежду, подогрел вино, пододвинул кресло поближе к огню и сделал большой глоток. Приятное тепло растеклось по телу. Мысли полетели куда то в даль: «Что будет, если все на свете люди будут счастливы, если каждый человек будет стараться сделать счастливыми других». Ему очень хотелось поделиться своими мыслями с Философом, который так не к стати отсутствовал.

– Чёрт меня побери! – вслух проговорил он, – да это же будет Рай на земле!

В камине что-то заискрилось, треснуло и оттуда прямо из пламени выскочило что-то чёрное. «Я и сам из камина часто вылезаю, но что бы через огонь…» – удивился он.

– Ты кто? – спросил огорошенный Трубочист.

– Меня звали, я пришёл.

– Кто звал?

– Ты звал! Хватит препираться, я тут и тебе не отвертеться. Что ты так смотришь, как будто Чёрта никогда не видел?

Трубочист видел Чёрта только на стене старой городской церкви, где на фреске изображалась сцена мучений за грехи. «Надо же, – подумал он, – точь-в-точь, как там!»

– Не надо удивляться, я всегда предстаю таким, каким меня представляют, – сказал Чёрт.

Трубочист потянулся было за бутылкой с вином, в надежде, что оно поможет ему избавиться от наваждения, но та оказалась пустой.

– Хочешь ещё выпить? Пей, – сказал Чёрт, – и бутылка снова наполнилась вином под самое горлышко.

Трубочист схватил бутылку, зажмурился, сделал несколько глотков и открыл глаза. Чёрт никуда не исчез.

– Что это ты там про счастье фантазировал? – спросил Чёрт, – думаешь все люди на свете только и думают, как осчастливить других? Разве не говорил тебе Философ, что есть такие, которые строят своё счастье на несчастиях других? А некоторые и вовсе рады лишь тогда, когда кому-нибудь нагадят. Впрочем, вот тебе шанс убедиться в этом самому. – С этими словами Чёрт водрузил на стол довольно большой, тяжёлый мешок и тут же бесследно исчез. Трубочист заглянул в мешок, он был полон золотых монет.

«Это что, сон такой? – спросил он сам себя. – Тогда это хороший сон. Пожалуй, я не буду себя щипать, а выпью ка ещё этого прекрасного вина».

Трубочист, отхлебнул из бутылки, затем ещё, и плюхнулся в кровать.

Утром его разбудил звон колокольчиков проходившего мимо замка стада коров. «Что за дурацкий сон мне приснился? Кажется, я вчера слишком много выпил», – подумал он, с трудом вставая с кровати. Пытаясь смыть остатки сна и сновидения, Трубочист плеснул себе в лицо холодной воды из тазика, стоявшего на лавке у окна. Он хорошенько растёр лицо полотенцем и выглянул в окно. Стадо коров, звеня колокольчиками удалялось в сторону реки. «Что у нас осталось поесть?» – Трубочист подошёл к столу. На столе стоял солидный мешок с золотыми монетами, и бутылка с вином. «Так это не сон. Тогда что за чертовщина?» – подумал про себя Трубочист, боясь сказать это вслух. Он взял бутылку и отпил вина, хотя не имел привычки пить с утра, но случай был исключительным. И тут он с удивлением заметил, что вина в бутылке не убавилось. Он приложился к бутылке ещё раз, и опять бутылка осталась полна. «Ну и что мне теперь делать с этим богатством?» – спросил он сам себя, и посмотрел на мешок с золотом.

…

Утренняя жизнь базарной площади шла своим чередом. Кругом шла бойкая торговля щедрыми дарами урожайной осени. Прилавки торговцев овощами ломились от обилия разнообразных корнеплодов. Капуста, как обычная круглая, белая, которую можно квасить, так и цветная, сирийская, громоздились кучами прямо на земле. Засолка капусты считалась одной из основных зимних задач. Её приправляли ягодами можжевельника, бузиной, укропом, шалфеем, чабром, фенхелем, кервелем, петрушкой, хреном. Всё это красовалось тут же на прилавках, а ещё – вязанки лука и чеснока, тыквы большие и маленькие, пучки моркови и редиса, груши и яблоки, орехи, разнообразные грибы, мешки с сушёным горохом, бобами и чечевицей. Репа, куда без неё, она была любима всеми за то, что хороша и свежая, и пареная, и сушёная ломтиками – уже как сладкое лакомство для детей. А вот травы для приправ – шалфей, мята, укроп, петрушка, базилик, майоран. Они хороши для густых мясных супов, где мяса мало, а вот соуса – много.

Мясо, говядина и свинина, было не каждому по карману. Кролик стоил дешевле, но всё же не в той цене, чтобы ежедневно присутствовать на столе простолюдинов. Баранина занимала на рынке самое почетное место и по цене гораздо превышала стоимость свинины. Жареная ножка барана, заправленная чесноком и приготовленная с добавлением корицы, шафрана, лимонного сока и айвы считалась высшим кулинарным шедевром. Кто победнее, тот довольствовался овощным рагу и хлебом, а обычной трапезой простолюдина был грубый хлеб с сыром.

Рыбы на рынке было много. Тут вам и осетры, и лососи, что ловились в море, угри, сомы, щуки из рек и озёр. Самой дешёвой рыбой была селёдка. Она была доступна даже бедняку. Что же касается богачей, то у них рыбные блюда считались низкой кухней, так как рыба – это «то, что едят в пост вместо мяса». Но мы то с вами хорошо знаем, что это не так. Даже селёдка, будь её в здешних краях не так много, вполне достойна считаться дорогим и изысканным кушаньем.

Городские жители, если не имели огорода, всецело зависели от рынка, куда из близлежащих деревень крестьяне привозили на продажу фрукты, овощи, птицу, мелкий рогатый скот. Подобная зависимость особенно остро проявлялась в неурожайные годы, поскольку в отличие от сельского населения далеко не все горожане владели земельным наделом, с которого худо-бедно, но все-таки можно было кормиться. Счастливые обладатели собственного сада могли сами пополнять запасы овощей и фруктов, поэтому сады в городе имели особую ценность и передавались по наследству от отца к сыну как самый надёжный источник для пропитания. Для остальных горожан оставалась возможность поискать себе еду в лесу, в поле, на берегу реки или же просто на поросшем зеленью соседском заборе. Но, главным образом, еду покупали на рынке.