«Сказка про девочку в розовом платье»
…
Боммм, – часы на башне городской ратуши начали свой отсчёт.
Боммм, – Трубочист крупным неторопливым шагом пересекал базарную площадь со стороны северных ворот по направлению к парадному входу в ратушу.
Боммм, – Раки! Варёные раки! Эй, Трубочист, купи раков, – громко прокричал знакомый торговец.
– Завтра куплю.
– Вчера ты говорил то же самое.
– Подожду пока ты наловишь по крупнее, – с улыбкой бросил ему Трубочист.
Боммм, – четыре, – отметил про себя Трубочист, – ещё уйма времени. – С каждым ударом колокола расстояние до ратуши сокращалось на добрых десять шагов.
Боммм, Трубочист силился и не мог вспомнить, – как так случилось, что ему каждый день ровно в полдень приходится ходить в ратушу к Бургомистру, чтобы получить за свою работу небольшую монетку – один грош. Её едва хватало, на миску похлёбки в трактире, и если бы не сердобольные горожане, иногда подкармливавшие его чем придётся, он помер бы с голоду.
Боммм, – Наверное, так было всегда, – бубнил про себя Трубочист.
Боммм, – Наверное, и мой отец ходил в полдень за своей монетой в ратушу.
Боммм, – И дед тоже.
Вдруг слух Трубочиста уловил совершенно необычный для базарной площади звук. «Что это?» – насторожился он, сразу перестав думать о своём, и ища глазами источник звука. Чтобы лучше слышать ему даже пришлось приоткрыть рот. И вот, сквозь шумы базарной площади, с её многочисленными торговцами и прочими горожанами, он уловил мелодичное пение. Оно слышалось со стороны одной из ниш под арочными проёмами цокольного этажа здания ратуши, справа от парадного входа. Пройдя ещё несколько шагов, Трубочист увидел хрупкую девочку лет двенадцати, стоявшую в нише под аркой. Чистым высоким голоском девочка пела песенку:
– Там, где во поле ручей, ручеёк,
Я сорву себе цветочек, цветок,
И сплету себе веночек, венок,
Вместе с иволгой спою.
Там, где во поле ручей, ручеёк,
Во родимый уголок, уголок,
Пусть уносит ветерок, ветерок
Эту песенку мою.
Боммм, – оглушительно прогремел колокол часов прямо над его головой, возвращая Трубочиста к реальной жизни. Его мозг подсознательно продолжал отсчитывать удары колокола, и это был уже десятый. «Надо торопиться, Бургомистр не терпит, когда опаздывают».
…
Город, где происходили описываемые события, был обыкновенным небольшим городком в небольшом государстве, где правил небольшой монарх, а именно герцог Брун… нет, герцог Бран…, Грюн…, ну вот, совсем вылетело из головы. Хорошо, давайте будем называть его просто Герцог. Так вот, наш городок был ничем не примечателен. Разве что запахом водорослей и сосновой смолы от деревьев, густо росших на побережье, да ещё иногда тем, что с моря находившегося неподалёку, налетали чайки и нагло отбирали у голубей их законный корм, а то и просто воровали из-под носа у горожан выложенную для продажи еду. При этом, они поднимали жуткий галдёж, и люди понимали, что в море бушует стихия, и на чаек не злились, скорее наоборот, подкармливали их чем придётся, то рыбёшкой, то хлебом, считая, что в каждой чайке живёт душа погибшего в море рыбака.
В центре городка, как и положено, была базарная площадь, этакий центр деловой и культурной активности населения. Тут были торговые ряды, где местные крестьяне выкладывали свои продукты, лавки ремесленников, и прочие атрибуты подобных мест, где каждый мог что-либо купить, продать, поболтать с другими людьми, узнать свежие и не очень новости.
По краям базарной площади располагались приличные дома, имеющие для города важное значение. Среди них особо выделялась городская ратуша – красивое двухэтажное здание из красного обожжённого кирпича с высокой башней в центре. Не так давно в башне были установлены часы с колокольным боем и люди перестали определять время по солнцу, а слушали сколько раз пробьёт колокол. Остроконечную крышу башни украшал флюгер в виде Русалки, как бы подчёркивая близость города к морю.
Кроме ратуши, вокруг площади в домах располагались магазины купцов, трактир, аптека, гостиные дома и дома зажиточных горожан. Как правило, это были двухэтажные, с мансардами, кирпичные дома, каждый из которых не копировал другие, а имел свою изюминку, или, если хотите, свой архитектурный изыск. Дополняло картину не слишком большое, очень старое, но ухоженное здание церкви, сплошь увитое диким виноградом. Его местами зелёная, а местами красная листва, скрашивала мрачность ранней северной готики, в стиле которой была построена церковь. Всё это придавало площади свой неповторимый, близкий сердцу каждого горожанина вид. Впрочем, для бывалого путешественника подобные городки были все на одно лицо, и в памяти выделялись только теми событиями, а ещё лучше приключениями, которые случались в том или ином городе.
Чем дальше от центра, тем проще становились дома, а на окраинах они были совсем крохотными и едва просматривались сквозь густую зелень бузины и сирени.
Город располагался в живописной холмистой местности, кое где поросшей лесами. Рядом с городской стеной протекала река. Вдали на горизонте виднелись контуры некогда могучего рыцарского замка, который с появлением артиллерии потерял своё значение и потихоньку приходил в упадок.
Стоит заметить, что эта часть Европы, считающаяся южной Прибалтикой, по сути представляет её северную часть, а упоминание о юге, никак не может обогреть дома горожан, вынужденных делать это путём разведения огня внутри жилища. А как иначе, когда в отдельные годы зимой замерзают не только реки, но и само море. С тех пор как в Европе наступил дровяной голод, в домах обычные очаги с открытым огнём уступили место печкам-голландкам, более экономичным и эстетичным. Они быстрее нагревались, дольше сохраняли тепло, и были пригодными как для обогрева, так и для приготовления еды. А для еще лучшего удержания тепла печи обкладывались кафелем или изразцами, представлявшими иногда настоящие произведения искусства. Топить их можно было более доступными чем дрова углём и торфом. Крыши домов в городах покрылись лесом труб. Профессия трубочиста приобрела исключительную важность. Чтобы избежать пожаров, которые часто возникали от скопившейся в трубах сажи, домовладельцев обязывали чистить трубы чуть ли не каждый месяц, иначе им грозил крупный штраф.
Известно, что трубочисты это худые или очень худые люди, ведь чтобы поместиться в дымоходе очага или камина полнота не нужна. Тут, пожалуй, лучше всего подойдёт ребёнок, и это часто использовалось, пока люди не осознали, что такая эксплуатация детского труда неприемлема, так как маленькие трубочисты ввиду особой вредности сажи не доживали до взрослого возраста. Когда печной прогресс шагнул вперёд, дымоходы стали меньше по размерам и более извилистыми. И в принципе, это стало хорошим нововведением – большое количество ходов и колен улучшало тягу. Но вот забиваться сажей такие ходы меньше не стали, и чистка им была необходима еще чаще, чем прежним прямым и широким дымоходам. Чтобы не лезть в трубу, что стало в принципе невозможным, были придуманы грузики с ёршиками-щётками. Но всё равно, трубочисты продолжали оставаться худыми. Если бы на улице появился толстый человек в одежде трубочиста, это вызвало бы смех и удивление, никто бы не поверил, что он настоящий. Что же касается одежды трубочистов, то тут у несведущего человека в первую очередь вызывает удивление высокий головной убор, эдакий аристократический цилиндр – ведь казалось бы прикрыть волосы от сажи вполне достаточно небольшой шапочки. Но тут прослеживается сугубо практический подход – высокий цилиндр спасал головы трубочистов от нередко падающих на них сверху камней и кирпичей, амортизируя удар. Кроме того, находясь на крыше, трубочист складывал в цилиндр мелкие инструменты, что также было очень удобно.
