Матвей еще раз обратил взор к облакам, которые неумолимо двигались в сторону запада, и, выждав минуту, направился к церкви.

Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, готовясь к выходу, в то время как троица из Нади, Маши и вставший рядом с ними Тихон уходить не торопились; Надя делала лишние крепления из найденных откуда-то кожаных ремней, в то время пока Маша гладила лежащего головой у нее на коленях отца по красному и вспотевшему лбу.

При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу собирателя.

Все выжидающе смотрели в сторону Матвея в ожидании вердикта.

– Ну не томи уже, – нетерпеливо проговорил Юдичев. – Сделай одолжение, проголосуй «за» и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.

– Голосуй, как считаешь нужным, – добавил Лейгур.

– Идите уже, все вы, – устало произнесла Маша. – Справимся и без вас.

– Нет, не справитесь, – ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь в церкви. – Я только что проверил облака, сюда надвигается холодный фронт, возможно последний в этом сезоне. Уже к полудню сюда придет мороз, а с ним, вероятно, и буря, всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков ни шел у нас за спиной, такого холода они точно не переживут, – и после небольшого промедления поспешил добавить: – по крайне мере я на это надеюсь. Возможно, в этом и кроется причина того, что они до сих пор на нас не напали: чувствуют приближение холодов.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила настороженно Надя.

– Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь при этом столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа укрыла нас на неизвестное время, позволив отступить подальше. Сколько это продлится? Понятия не имею. Возможно две недели, возможно три, а может и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… – он посмотрел на Машу, – и взять с собой Вадима Георгиевича.

Реакция Юдичева не заставила себя долго ждать. От злости он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать едва слышные проклятья. Стоявший поодаль от всех Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, все понял но никак не отреагировал.

Но вот Арина безучастной оставаться не пожелала, и поспешила оспорить решение:

– Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдем даст бог километров пятьдесят!

– Да, все верно, – с печалью согласился Матвей. – Поэтому только и остается надеется, что холода продляться дольше.

Юдичев резко направился к двери и заговорил:

– Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мертвого старика. И если среди вас еще есть те, у кого голова на плечах в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, я приглашаю пойти со мной.

Максим остановился в дверях в ожидании согласных пойти с ним. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.

– Ну и катитесь.

Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.

– Ну что ж, стало быть, решено, – выдохнул Лейгур.

Исландец скинул рюкзак, пока вдруг не раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:

– Доча…

– Он очнулся! – Радостно, но одновременно с горечью воскликнула Маша.

И правда, глаза-стеклышки старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.

– Папочка, я здесь. – Маша слегка наклонила его голову к себе.

Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке при виде дочери, а из глаз потекли слезы.

– Доча… мы все еще в церкви?

– Что? – Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.

– Мы еще в церкви?

– Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.

Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но на полпути обессиленно рухнула на живот.

– Оставь меня тут, – просипел он.

– Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумает, даю тебе слово. Мы…

И тут словно из последних сил Вадим Георгиевич таки вцепился рукой в куртку Маши. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.

– Я устал, не могу больше терпеть эту боль.

Слезы таки брызнули из глаз Маши. Она взяла его окоченевшую руку и прижала к губам.

– Я ради тебя… – он прервался, его горло сводило судорогой. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. – Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. – Он чуть крепче сжал ее ладонь. – Тебе еще многое нужно сделать. Вернуть «Копье» и… и помочь людям Матвея с «Востока», я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.

Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.

– Все вы, дорогие мои… все до единого… – продолжал едва слышно бормотать старик. – Всем вам еще многое нужно сделать. Идите!

Последний приказ прозвучал грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.

«Начальник… – пронеслось в голове у Матвея»

Дыхание старика участилось, а взгляд обратился к потолку. Остатки сил медленно покидали его.

– Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, – надрывно произнес он, едва сдерживая рыдание.

– Папочка… – Маша вцепилась в старика.

– Пошли, Маш. – Надя взяла ее за плечи. По всей видимости, сказанное заставило ее переменить вчерашнее решение.

– Я не могу, Надь, не могу.

– Пойдем, пойдем.

Надя стала силой оттаскивать ее от смотрящего в одну точку отца, готового встретить смерть. Заметив, как девушка стала сопротивляться, к Наде на выручку поспешил Домкрат, и обоим удалось оттащить впавшую в истерику Машу наружу. Все это происходило под очередной приступ кашля, внезапно охвативший старика.

– Пошли. – Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.

С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.

– Матвей, – раздался голос старика.

– Да? – Пришлось сесть на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.

– Позаботься о Маше, хорошо?

– Обещаю.

– Ты хороший человек, Матвей. Хороший…

Он снова закашлялся.

– Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.

Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:

– Если хотите, я могу покончить с этой болью.

Матвей вначале не поверил услышанному и с ужасом уставился на исландца. Не послышалось ли ему?

– Только скажите, – продолжил нашептывать Лейгур, – я все сделаю.

– Грех же… – выдавил из себя старик.

– Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не буду, если вы не попросите.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.

– Хорошо?

– Да, хорошо. Сделай это, сделай… – Он поморщился от боли.

Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, не хочет ли он возразить? Но собиратель и не думал об этом. Окажись он на месте старика, так и сам бы пожелал скорейшего избавления от этой агонии, любыми средствами…

Так и не услышав возражений от Матвея, ручищи Лейгура потянулись к горлу старика.

Собиратель резко встал и отвернулся, не в силах наблюдать за происходящим. Выйти он не мог, подумают неладное, когда спросят, почему там задержался один лишь исландец. Творившееся здесь лучше всего сохранить в тайне.

На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображением распятого Христа, чей лик заметно истерся. Виднелся лишь обращенный к земле мертвый взгляд, который словно подглядывал за творящимся в храме.

Раздалось кряхтение c глухими ударами о дощатый пол, затем приглушенный кашель, а после настала тишина.

Длилось это не дольше минуты, а по ощущениям так целая вечность.

Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, будто оберегая ее от желания вырваться и убежать обратно.