В апреле 1994 г. правительством ФРГ и сенатом Берлина был объявлен конкурс на лучший проект мемориала жертвам Холокоста. Споры о памятнике далеко не случайно совпали по времени с ожесточенными дискуссиями вокруг выставки «Преступления вермахта» и книги Дэниэла Голдхагена «Добровольные подручные Гитлера». Тема памятника широко дебатировалась в 1998 г. во время избирательной кампании в бундестаг. В обсуждении проекта активное участие приняли историки Эбехард Йеккель, Рейнхарт Козеллек, Рейнхард Рюруп, Вольфганг Бенц, Ульрих Герберт, Петер Штайнбах, Норберт Фрай.

Предлагались различные места для строительства, в том числе площадь перед фасадом рейхстага, пустырь у бывшего здания гестапо у Принц-Альбертштрассе. Обсуждалась идея мемориала в виде замощенного крупным булыжником километрового отрезка одного из автобанов в центре Германии, где скорость движения не превышала бы 30 км в час; или сооружение на выделенные средства взамен берлинского «большого памятника» 1400 монументов в городах и селах по всей ФРГ[1088].

После продолжительных, не раз заходивших в тупик обсуждений был отобран и рекомендован к реализации проект нью-йоркского архитектора Питера Айзенмана. Решение оказалось далеко не бесспорным. Стартовый проект трижды подвергался доработке, но в июне 1999 г. был утвержден новым составом бундестага. «За» проголосовали 312 из 534 депутатов: социал-демократы, представители Партии зеленых, Партии демократического социализма и несколько депутатов от ХДС/ХСС. В целом эта фракция (находившаяся тогда в оппозиции), в том числе Гельмут Коль и Ангела Меркель, высказалась против[1089].

Для финансирования строительства и контроля над работами решением бундестага были созданы специальный фонд и кураторий, в состав руководящих органов которых вошли представители всех парламентских фракций, правительства ФРГ, берлинского сената. Из числа членов первоначального инициативного общественного комитета в совет фонда были включены только Леа Рош и Эберхард Йеккель, влияние которых оказалось весьма ограниченным. Один из внимательных наблюдателей констатировал: «Памятник погибшим евреям Европы, который был поначалу символом исторической саморефлексии народа, породившего преступления, ныне стал выражением декретируемого сверху примирения между палачами и их жертвами»[1090].

27 января 2000 г., в годовщину освобождения концлагеря Освенцим, при участии президента ФРГ Иоганнеса Рау и канцлера Герхарда Шрёдера произошла закладка будущего мемориала. Правящий бургомистр Берлина Дипген и экс-канцлер Коль предпочли игнорировать церемонию. Конфликты вокруг сооружения памятника отнюдь не прекратились. В целях экономии проект был урезан за счет уменьшения площади подземного центра исторической информации, что привело к многочисленным упрекам политического и идеологического характера. Споры разгорелись и вокруг требования непременно сохранить светский характер сооружения, отказаться от иудаистской религиозной символики в помещениях информационного центра[1091].

В апреле 2003 г. начались масштабные строительные работы на участке южнее Бранденбургских ворот. Из сверхпрочного светлого бетона были отлиты первые стелы памятника. Угроза реализации столь высокого замысла пришла с самой неожиданной стороны. Архитектор и его помощники опасались «творчества» уличных вандалов, наносящих при помощи распылителей краски на любую подходящую или неподходящую поверхность. Было решено покрыть стелы специальным отталкивающим раствором. Соответствующий (безупречный по качеству и не очень дорогой) состав был предложен химическим концерном «Дегусса». Но сенсацией стало журналистское расследование, которое установило, что собственники фирмы стремятся «дважды нажиться на Холокосте»[1092]. Именно «Дегусса» изготовляла во время войны «циклон-Б» для газовых камер Освенцима. Постыдный скандал удалось как-то замять. Характерно горькое признание, сделанное на заседании куратория: в современной Германии невозможно найти крупную фирму, гешефты которой (напрямую или через предшественниц) не были бы связаны с нацистским режимом[1093]. Редкий эпизод из недавней истории ФРГ смог бы столь выразительно сказать о том, что страна все еще не освободилась от «причастия буйвола».

Монумент, ставший уже привычным для Берлина, «не будучи устрашающим, напоминает об ужасных преступлениях»[1094]. Наверное, это один из признаков совершающегося перехода от форм преодоления нацистского прошлого, присущих прежней ФРГ, к формам решения этой задачи в условиях объединенной Германии и неотвратимой смены поколений. Стало реальностью высказанное в 1998 г. Герхардом Шрёдером пожелание о таком памятнике, к которому «охотно придут люди, чтобы вспоминать, чтобы дискутировать друг с другом», о памятнике, который «обращен не только в прошлое, но и в будущее»[1095].

Может быть, именно отсутствие надписей на бетонных квадратах мемориала позволяет проецировать на их зеркально гладкие грани чувства скорби по всем людям, уничтоженным дьявольской машиной национал-социализма? Может быть… Но нельзя не присоединиться к суждению газеты «Berliner Zeitung»: «Синти и рома добиваются сооружения монумента их жертвам, которые не могут быть признаны второстепенными. Погибшие в ходе эвтаназии должны довольствоваться установкой скромной металлической плиты. Но люди, насильственно угнанные в Германию, и военнопленные, которых преследовали и убивали как “славянских недочеловеков”, не удостоены и такого скромного знака памяти»[1096].

Трудно забыть тот летний день, когда у себя под ногами на окраинной улице Гамбурга я вдруг увидел несколько ярко отсвечивавших на солнце металлических табличек с такими необычными надписями: «Здесь жил Натан Данкроне 1939 года рождения. Убит И июня 1942 года в Освенциме»; «Здесь жил Ганс Дессау 1930 года рождения. Убит 6 декабря 1941 года в Риге»; «Здесь жил Оскар Хеллер 1933 года рождения. Убит 18 ноября 1941 года в Минске».

— Что означают эти вмурованные в тротуар знаки? — спросил я у немецкого друга-историка.

— Это Stolpersteine. В буквальном переводе на русский: «камни, о которых спотыкаются». На этой улице прежде находился сиротский приют для детей-евреев, депортированных на верную смерть в гетто Восточной Европы.

А через сотню метров, на противоположной стороне улицы я увидел еще одну табличку: «Здесь жил Георг Шульц 1892 года рождения. Убит при попытке к бегству 24 апреля 1937 года». Рядом лежал цветок, положенный, видимо, вчера или позавчера.

Почему такое название? Ведь никто не спотыкается об эти «камни», да это и не камни вовсе, это — небольшие латунные пластинки с самым простым текстом: «Здесь жил…» — далее имя и фамилия. Дата рождения. Дата и место депортации, и если есть, то дата смерти. Все. Более ничего. Но, как написал один берлинский школьник в своем сочинении, «на этих камнях спотыкаются не ноги, а головы, души и сердца».

А началось все с 1990 г., когда исполнилось полвека массовой депортации цыган. Художник-авангардист из Кёльна Гунтер Демниг несмываемой краской прочертил на мостовых города маршруты, которыми вели обреченных на смерть цыган к железнодорожному вокзалу, а оттуда в концлагеря. Через два года в брусчатку на кёльнской площади Ратхаузплац Демниг вмонтировал латунные пластинки с именами убитых в концлагерях цыган, с датами их рождения и смерти, что потребовало значительной работы в архивах города. И хотя по распоряжению городских властей памятные знаки пришлось убрать, эта акция, как и последующая акция в берлинском районе Кройцберг, послужила началом «Инициативы Штольперштайне».