Все было именно так, как в неизбывно трагических строках Бориса Слуцкого, отвоевавшего войну в должности армейского политработника:

Феликс Рёмер приходит к выводу, что в ходе агрессии против Советского Союза происходило «расширение сферы политики уничтожения», шла «непрекращающаяся ни на один день варваризация войны». Осуществлялась легализация «ремесла убийств», необратимо совершалась «моральная деградация» немецких офицеров и солдат, что позволяло им «совершать преступления, не ощущая себя преступниками»[1005]. В рапортах офицеров вермахта многократно говорилось о постоянном наличии добровольцев-солдат, вызывавшихся расстреливать плененных политруков. Цитируя документы такого рода, Рёмер убедительно доказывает, что в войсках наличествовало «сильное стремление к соучастию в реализации политики уничтожения» И это было проявлением «не только слепого повиновения, но, в значительной степени, — внутреннего убеждения» Католический капеллан 113-й кавалерийской дивизии, оправдывая расправы с пленными, убеждал солдат: «Этого хочет бог». Еще один, самый распространенный, вариант оправдания: «Если об этом говорит фюрер, об обсуждении не может быть и речи»[1006].

В архивных фондах, исследованных автором, содержится указание на один-единственный случай Противодействия преступному приказу. В июле 1941 г. вахмистр разведроты 102-й пехотной дивизии (его фамилия не указана) отпустил пленных, в том числе и политрука. Военный трибунал приговорил унтер-офицера к трем годам заключения[1007]. На основе тщательного изучения документов вермахта Рёмер считает абсолютно доказанными 3800 случаев казней политруков. Но он убежден, что, ввиду пробелов в источниках, это число занижено. По его мнению, число жертв «фактически значительно выше четырехзначной цифры и составляет пятизначное число»[1008]. Это только малая часть 2 млн солдат и офицеров Красной армии, погибших в немецком плену до начала 1942 г. (из 3,4 млн захваченных).

Уже летом 1941 г. многим немецким военнослужащим стало очевидным, что план «молниеносной войны» обречен на провал. Характерны приведенные Рёмером признания офицеров вермахта: «Большевики сражаются с беспримерным фанатизмом»; «Враг стойко обороняется, сражаясь иногда до последнего патрона»; «Каждому солдату ясно, что не оправдались прежние представления о несовременной, плохо организованной российской армии»; «Русские воюют не за страх, а за идею» под воздействием «любви к родине и их воззрений»[1009]. Автор убежден, что после битвы под Москвой и очевидного краха плана «Барбаросса» «политика уничтожения ударила по ее инициаторам» и привела к росту потерь германских войск. Командование вермахта исходя из «военно-утилитарных соображений» сочло нужным молчаливо отказаться от казней советских политработников на передовой линии фронта. Было решено не расстреливать их на месте пленения, а отправлять в тыл, где их ждала неизбежная смерть в лагерях, подчиненных вермахту[1010].

Рёмер является младшим в когорте талантливых немецких историков нового поколения, исследующих проблемы агрессивной войны на Восточном фронте и не боящихся смотреть правде в глаза. Его монография является, по моему мнению, одним из самых значительных военно-исторических исследований, изданных в ФРГ в течение последних полутора десятилетий и знаменующих новое качество духовного очищения, новую фазу дискурса о злодеяниях вермахта. Содержание публикации значительно шире ее названия. Книга получила несколько позитивных отзывов в консервативной[1011] и в либеральной[1012] прессе, но не вызвала адекватного отклика среди профессиональных историков и широкой немецкой публики. Научная общественность ФРГ пока не поняла (не захотела или не решилась понять?) значимости труда Феликса Рёмера.

Среди книг о германской агрессии против СССР видное место занимает исследование сотрудника Института современной истории в Мюнхене Йоганнеса Хюртера, в котором представлен «коллективный портрет» 25 командующих войсками вермахта, действовавших на Восточном фронте[1013]. Среди них широко известные имена: генерал-фельдмаршалы фон Бок, Буш, фон Клейст, фон Кюхлер, фон Клюге, фон Лееб, фон Манштейн, фон Райхенау, фон Рундштедт; генерал-полковники фон Фалькенхорст, Гудериан, Гот. Автор неопровержимо доказывает, что эту «гомогенную группу генералов» объединяли принадлежность к военной касте (преимущественно к прусско-дворянской), участие в Первой мировой войне и вынесенная оттуда ненависть к России, боязнь повторения Ноябрьской революции, неприятие Веймарской республики, страх перед большевизмом, безоговорочно услужливое согласие с фюрером в вопросах о целях и методах агрессии против Советского Союза. И на этапе подготовки преступного замысла, и на этапе его реализации между Гитлером и высшим командным составом вермахта существовало полное «единство относительно целей войны и образов врага». Установки нацистов «были поняты, приняты всерьез и развиты дальше»[1014]. Начальник оперативного отдела верховного командования вермахта Йодль, прямо повторяя слова Гитлера, именовал войну «противоборством двух мировоззрений», которое приведет к ликвидации «еврейско-большевистской интеллигенции». Кюхлер считал агрессию против СССР «продолжением вековой борьбы между германцами и славянами». О том же в марте 1942 г. говорилось в приказе Браухича: «борьба расы против расы» должна вестись «со всей необходимой жестокостью». Клюге приказывал «немедленно ликвидировать как партизан вооруженных гражданских лиц, даже если у них будет обнаружена всего лишь опасная бритва за голенищем»[1015].

По прямой инициативе генералитета, констатирует Хюртер, было заранее достигнуто «быстрое и бесконфликтное единство с СС», что означало «неприкрытый разрыв с правовыми соглашениями о способах ведения военных действий» и решительный выход «за пределы любых этических и моральных границ». По существу, происходило превращение оккупированных территорий в «гигантский концентрационный лагерь». Заключение Хюртера предельно точно и беспощадно: «Громадный комплекс преступлений германского военного командования на территории Советского Союза» фактически нашел свое оправдание в Западной Германии, поскольку генералы вермахта не только избежали наказания, но в своих мемуарах сконструировали такую трактовку событий, которая превратилась в символы и мифы коллективной памяти послевоенного общества[1016].

С тезисами Хюртера согласен Рольф-Дитер Мюллер. В книге «Враг находится на Востоке» он именует войну против СССР «преступной расово-идеологической войной на уничтожение», «самой крупной и самой кровавой войной в мировой истории», которая «затмевает ужасы Чингисхана» и «занимает выдающееся место в коллективной памяти, побуждая ученых задавать истории все новые вопросы». В центре внимания автора находится поиск ответов на некоторые из них. Он указывает, что выставка «Преступления вермахта» дала «существенные импульсы» для такого поиска[1017]. Опираясь на «новые, малоизвестные или забытые документы», Мюллер опровергает «сомнительные трактовки ключевых источников» и «подвергает критике сложившиеся интерпретации германской агрессивной политики»[1018]. Ученый обращает особое внимание на то, что избежавшие наказания нацистские военачальники при поддержке США сыграли решающую роль в формировании бундесвера и разведывательных органов ФРГ. Он подробно рассказывает о послевоенной карьере представителей нацистской армейской элиты, отличившихся в свое время в войне против Советского Союза, — генерале Хойзингере, ставшем генеральным инспектором бундесвера, и его бывшем адъютанте — генерале Гелене, который при нацистах являлся начальником отдела генштаба «Иностранные армии Востока», а после войны — основателем спецслужб ФРГ[1019].