Зачем убивать Кайру?

И действительно, старшая дочь главы дома, будучи внебрачным ребенком, вряд ли могла представлять для кого-то хоть какую-то угрозу. Конечно, все еще могла оставаться вероятность того, что она попросту знает что-то такое, из-за чего ее было решено убрать. Но почему тогда не пришли за ним самим? Из всех, кто сейчас находится в шпиле, Келеф, пожалуй, знал больше всего секретов для него не предназначенных. Возможно, сама Кайра знает ответ, но разговаривать с ней порой было трудно — мысли девушки витали где-то даже не в облаках, а среди звезд, а сознание будто бы было перемешано и спутано. Порой она говорила такими сложными, витиеватыми и пространными метафорами, что, секундой позже, сама переставала понимать смысл сказанного. И все же стоило с ней поговорить.

Келеф убрал хрустальный знак под халат, завернув его в ткань, и быстрым шагом направился наверх. Если кто-то и может приоткрыть завесу тайны, то это он, остальные слишком заняты грызней друг с другом. Именно по этой причине он, забрав с тела противника пропуск в дом, решил пока никому не рассказывать о своей находке, понадеявшись на то, что Кайра тоже решит сохранить это в тайне. Впрочем, насчет девушки можно было не беспокоиться, ведь если она и решила бы кому-то рассказать, еще не факт что ее вообще поняли бы.

— Выходи… — устало простонала Цара, прислонившись к стене напротив двери в башенку Кайры. — Ты не сможешь сидеть там вечно.

Подле нее были двое слуг, что держали большое, явно недешевое зеркало, направленное на дверь. Келеф нахмурился, наблюдая за разворачивающейся сценой, и чуть помедлил, прислушиваясь.

— Нет! — раздался из-за двери крик девушки.

Она боялась. Боялась по-настоящему, что случалось очень и очень редко.

— Выходи! — перекрикивая ее, повторила Цара. — Живо!

Келеф вышел на свет. Слуги, не имея возможности поклониться теперь уже дворянину, коротко склонили головы. Мать семейства тяжело вздохнула, массируя гудящие виски.

— Что здесь происходит? — спросил парень, глядя на зеркало. — Она боится зеркал. Зачем вы это делаете?

— Хватит уже! — рявкнула на него в ответ женщина, в воздухе повеяло запахом алкоголя. — Этого бы не случилось, если бы она… Она…

Цара не могла подобрать правильных слов. Не смогла бы, наверное, даже если бы была трезвой — слишком долго копилась в ней обида на чужую дочь, которую так любил ее муж. Эмоции, обиды, чувства смешались в ней, и уже нельзя было разобрать в ворохе мыслей чего-то конкретного, осталась лишь бесконечная неприязнь и непонимание что с одной, что с другой стороны конфликта.

— Цара, послушайте…

— Отвяжись от меня… — она не дала ему сказать, зло зашипела в ответ.

— Давайте выпьем.

Женщина подняла на него взгляд усталых, темных глаз, прикрыв ладонью лицо. Она тяжело вздохнула и жестом показала слугам, чтобы они унесли зеркало, и вслед за ними вместе с юношей шатко пошла вниз по длинной винтовой лестнице.

Пусть он и не был обязан, но Келеф отослал слуг и стал сам разливать кислое, пряное вино по хрустальным бокалам. Сам он не пил, алкоголь был ему неприятен из-за того, насколько быстро юноша терял из-за опьянения голову, но все же он звонко чокнулся с хозяйкой дома, на что та произнесла тост:

— За детей!

— За детей.

Они выпили, и снова дом погрузился в тишину. Келеф знал, что лучше сейчас не напирать, дать женщине самой прийти к нужным мыслям и высказаться, когда она будет готова. Да и торопиться уже было некуда — после произошедшего время ощущалось вязким, густым, будто бы еще чуть-чуть и оно остановится вовсе. Цара вздохнула в темноте, покачивая бокал с вином в руке и пустым, пространным взглядом уставившись куда-то перед собой.

— Я люблю своего мужа, Келеф. — наконец, начала она.

Такие разговоры были для ее собеседника не в новинку. Десятки посиделок на прокуренных кухнях, балконах — там жизнь, что кипела в соседних комнатах под жар алкоголя и музыки, останавливалась, замирала. Начинался тихий разговор, шепот и откровения, которыми не делятся обычно даже с близкими.

— Я знаю. — тихо поддержал он.

— Я правда его люблю. Ты бы видел его в молодости — он был великолепен. Высокий, статный… Ну, не как ты, конечно, ходуля, но все же.

Келеф улыбнулся новому прозвищу, отпил еще вина.

— Меня не волновало даже то, что у него на руках была маленькая дочь от какой-то умершей при родах простолюдинки. Я ради него была готова весь Темиль осушить.

— Как вы с ним познакомились?

Женщина мечтательно улыбнулась в свете масляной лампы, поигрывая остатками вина в бокале. Поднявшись, Келеф взял со стола кувшин и добавил женщине алкоголя, дав той возможность на мгновение погрузиться в воспоминания, сформулировать мысль.

— Мои родители были из числа опального дворянства. Лишенные индаритов, кораблей, людей. Но все еще благородные, это знали все. Впрочем… Благородство и способность пичкать свое чадо миамом так, чтобы оно не сдохло еще ничего само по себе не значит. С тем же успехом я могла стать очередной марионеткой на службе Артанитов. Но… Мой отец когда-то сражался бок о бок с отцом Карамаха, мы даже жили здесь, в Остацине. Не в шпиле, конечно, но… Да уж.

— Родители решили за вас?

— Не-е-ет! — усмехнулась Цара и отпила вина. — Нет-нет, что ты. В молодости Карамах был таким наглым и самоуверенным, что даже его отец не мог им управлять. Ну и я была не промах, знаешь ли. И красоткой.

— Вы и сейчас красивы.

— Ну ты уж чуши не неси, подлиза, — женщина не переставала улыбаться, все так же погруженная в свои собственные мысли. За весь разговор она ни разу не взглянула на Келефа. — Тогда я была… Ух! Стройная, подтянутая. А попка, Собака, м-м-м!

— Я понял, понял, — прыснул юноша, заметно смутившись. — Но как вы с ним сошлись?

— А… Он тогда вернулся из очередного плавания, уже с ребенком на руках. Когда отбывал — мы друг другу пообещали, что сбежим, когда он вернется, вместе. А оно вот так вот получилось. Но да чего уж, было и было, со всеми случается.

— Вы ненавидите Кайру? — вкрадчиво, тихо спросил Келеф, но голос его дрогнул, вызвав подозрения у собеседницы.

— Меня подозреваешь? — горько усмехнулась она. — Нет, Келеф, я люблю ее. Как и все, что связано с Карамахом. Может, если бы он чуть больше уделял внимания мне и детям, я бы вообще ему ноги целовала. Но увы.

От слов про поцелуи у Келефа в голове возникло болезненное, резкое воспоминание о том, что он видел в городе. Возможно, он предпочел бы не видеть того, чем занимается Фрида со старшим сыном семейства.

— Спасибо вам, — тихо сказал юноша, забирая пустой бокал у Цары. — Я… Честно говоря не знал, чего ждать от этого разговора.