Бросив Любу, Ар со всех ног понесся к мосту, обнажив меч. Она кричала ему вслед, но кардиец ее уже не слышал или просто не обращал внимание. Пытаясь выиграть хоть немного времени, он закричал, привлекая к себе внимание окруживших его воинов.

Огненный шар с грохотом столкнулся с землей. Приземление было не прицельным, управлять небесной рыбой было почти невозможно. Сейчас от нее остался лишь крепкий костяной каркас, со стороны напоминающий огромный аэродинамичный снаряд: плавники и все органы, что не были защищены крепким экзоскелетом сгорели в атмосфере при приземлении. Поверхность капсулы треснула, стала быстро покрываться сетью трещин, будто птенец пытался выбраться из яйца, и вскоре из утробы погибшего существа стали вырываться кардийцы, не меньше двух десятков воинов. Командир резкими, короткими словами стал раздавать приказы, и мясники стали отрезать улицы, пока другие прочесывали их и хватали всех, кто не успел сбежать.

Засмотревшись на происходящее, Люба не сразу сумела прийти в себя. Но как только к ней вернулись чувства, она что есть мочи понеслась в сторону окруженного палисадом внутреннего города, ворота которого уже закрывали дружинники. Последние люди, что успели до сюда добежать, протискивались через узкую щель, и как только Люба скрылась за воротами, те, поскрипывая, затворились, и солдаты с грохотом опустили огромный засов.

Здесь шум стоял куда более сильный, чем снаружи. Все, кто успели спастись, собрались здесь, в безопасности стен. Если кардийцы сюда и придут, то у защитников будут хоть какие-то шансы дать им отпор — хорошо известным фактом было то, что воины Карды мало что смыслили в науке осад, отдавая предпочтение быстрым, стремительным набегам и отступлению.

Люба принялась бродить по толпе людей, едва не впадая в панику от доносящихся отовсюду голосов, криков, плача. Люди искали своих родственников, родителей, детей и друзей, кого не успели взять с собой. Другие сокрушались о потерянных богатствах, которые кардийцы почти всегда забирали подчистую. И среди всего этого шума было сложно отыскать хоть одно знакомое лицо, хоть кого-то из каравана. Но вскоре, когда первая волна паники начала сходить на нет, и люди стали расходиться, сбиваясь в небольшие группы, Люба набрела наконец-таки на караванщиков, рассевшихся в круг недалеко от частокола.

— Цуйгот! — подбегая к ним, позвала Люба. — Где Ар, где Ниля?

— Все пропало… Все про-па-ло! — тот, казалось, и не слышал свою попутчицу. — Сколько тканей, сколько денег…

— Цуйгот! — громче, настойчивее прокричала у него над ухом Люба и встряхнула мужчину за плечи. — Где Ниля, Цуйгот?!

Но он не ответил. Лишь поджал губы, со слезами на глазах неотрывно глядя на знакомую.

— Вот же… Сука… — понимая, что произошло, Люба обессиленно опустилась на колени. Губы дрожали, а глаза беспорядочно бегали по толпе. — Цуйгот…

— Все пропало. Все пропало. Все пропало.

Оглушительной, пробирающей до костей волной раздался рог. Звук неприятный, нестройный, и вызывающий дрожь даже если не знать что именно издавало такие звуки. Толпа вокруг стихала, некоторые даже задержали дыхание. Ночь замерла, и воздух вмиг стал спертым и душным.

— Я обращаюсь ко всем жителям и гостям этого города. — вперед, к воротам, вышел капитан кардийцев.

Воины местной дружины, поднявшиеся на стены, разом приготовились стрелять. Кардиец остановился метрах в пятнадцати от ворот, не делая дальше ни шагу.

— Среди вас скрывается человек, объявленный опасным еретиком и чернокнижником. По приказу ордена прозелитов, Харита из дома Артанитов, которая сейчас находится в вашем городе, подлежит немедленному аресту и доставке на Эрцилль, где ее ожидает справедливое наказание за ее грехи.

В голосе кардийца чувствовалось наслаждение. Получив подкрепление с родины, он ощутил в своих руках власть. Всего три десятка мясников хватило, чтобы полностью отрезать город и согнать его жителей в крепость. Махнув рукой, он безмолвно отдал приказ, и его воины вывели вперед пленников, не меньше десяти человек, среди которых были Ар и Ниля.

— У них заложники… — мрачно прошептал стрелок на стене.

По толпе прокатились шепот, взволнованные вздохи. Многие не досчитались своих близких после того, как укрылись за стенами. Многих кардийцам еще только предстояло найти после того, как они начнут осматривать город, вламываясь в дома и зачищая их один за другим.

— Харита Артанит, я обращаюсь к тебе, — продолжил он. — Эти люди находятся в наших руках по твоей вине. Из-за твоего побега в этот город пришли мы. Всего этого можно было бы избежать, но ты продолжала убегать от нас. У тебя есть сутки на то, чтобы сдаться, после этого мы начнем казнить пленных.

— Не слушай его! — закричал Ар, отчего у Любы в груди замерло сердце. — Беги отсюда!

Удар. По маске пошла длинная, глубокая трещина, существо тихо засвистело от боли. Ар и без того едва мог видеть с ее помощью, а теперь ей и вовсе осталось недолго.

— Сутки. Время пошло.

Не оборачиваясь, он стал уходить, продолжая пристально наблюдать за укреплениями. Толпа оживлялась, все больше нарастал шум среди людей, быстро стали распространяться не самые приятные для Любы речи. Очевидным было то, что именно ее ищут кардийцы, но для чего они назвали ее “настоящее” имя? Если она принадлежит к знатному роду, это ставит их в невыгодное положение, потому что местный правитель явно будет обязан защитить ее. Если только… Конечно. Люба нахмурилась, раздумывая над ситуацией и понимая, что назвать ее по имени они могли лишь в одном случае.

Друзей здесь не было.

— Кто, прости? — шумно вздохнул Цуйгот. — Госпожа, вы же…

— Цыц! — шикнула на него Люба. — Харита Артанит, Харита Артанит, Харита…

Она раз за разом повторяла это имя, пытаясь вбить его себе в голову. Если ее ищут, а это наверняка так, то рано или поздно ее найдут. Прятаться негде, бежать — тоже, она отрезана от остального мира стеной, за которой поджидают враги. Остается один выход, самый худший из возможных, но единственный.

— Отведите меня к своему хозяину. — выходя вперед, к рыщущим по толпе солдатам, холодно приказала она.

Под вооруженным конвоем она направилась в сторону крепости, особняка местного правителя. Как и многие из подобных этому зданий, оно было высоким, даже слишком высоким для такого города. Казалось, будто бы местные правители измеряют свой достаток в высоте своих домов — такие мысли крутились в голове у девушки, пока она пыталась держать голову как можно выше, чтобы ни в коем случае не дать понять что она не та, за кого ее принимают.

Поднявшись по ступеням, она вошла в особняк. По выстиланному коврами длинному коридору ее провели к тронному залу, перед дверьми которого собирались зеваки из сливок местного общества. Кто-то даже стоял в самом тронном зале, люди в богатых одеждах кучковались вместе и шумно обсуждали девушку, вошедшую в зал. А в самом конце, на устланном цветными коврами троне восседала немолодая женщина, буквально сверлившая гостью взглядом. Почти белые от седины виски говорили о ее возрасте, как и то, что остальные волосы еще оставались темными, как и волосы ее сына, стоящего подле трона. Юноша с невинным, почти детским лицом взирал на пришлую деву с интересом, почти не моргая. Было в нем нечто странное, что-то, что притягивало взгляд, но этот самый элемент его внешности никак не удавалось уловить.