Соединить эти звенья в цепь Карюку не составило труда. Породнив Турумтая с Эрнуком, эльтабар получал в свою копилку ещё один голос. Да такой, что мог перевесить все остальные. И почему на это соглашался патша эсегелей, тудун тоже понимал. Главная причина – пристань в Шура-варе. Без неё Эрнуку не обойтись и Турумтай, как новая родня Ямурсы из Шура-вара, наверняка, пообещал отдать будущему свёкру часть новых причалов.

Карюк открыл глаза, рывком поднялся с подушек и повертел головой, разминая затекшую шею. Потом громко хлопнул в ладоши и тут же, словно только и ждал сигнала, в покоях возник старший булыкчи тудуна. Он бесшумно пересек комнату и в полупоклоне замер у топчана.

– Скажи-ка. – Обратился к нему Карюк, жестом разрешая разогнуться и даже сесть. Советник послушно опустился на ковёр, но голову не поднял. – А что эта… Ну, как её? дочь Эрнука.

– Племянница. – Поправил булыкчи, но Карюк раздражённо отмахнулся.

– Неважно. Что она?

– Говорят, несказанно хороша собой. – С готовностью отозвался советник, но тудун опять перебил его.

– Да плевать. Сколько ей?

Булыкчи замялся и развёл руками.

– Вроде, пятнадцать.

Тудун облегчённо вздохнул – законы предков позволяли знатным хазарам брать девочек в жёны именно с этих лет. Да и сама эта, как её там? Судя по всему, вполне созрела, коли к ней сватался этот, как его? А раз так, то Карюк будет бить врага – его же оружием. Ведь родство с хазарским тудуном, потомком Тормача, троюродным племянником кагана, посулит Эрнуку куда больше выгод, чем союз с Турумтаем, всего лишь патшой одного из племён.

– Начинай готовить сватов. – Постановил Карюк. – И завтра же, они должны быть у Эрнука.

– Эрнука? – Растерянно переспросил булыкчи.

– Да. Надо любой ценой привязать его к нам. И способа надежней, я не вижу. – Карюк заметил на лице советника тень сомнений, и решительно спросил. – Ну, чего?

– Да простит господин меня, недостойного, за дерзость, но… Привязать Эрнука? Да ещё так, женившись на дикарке? Зачем?

– Чтобы помешать эльтабару. – Терпеливо объяснил Карюк.

– Но он хочет всего лишь…

– Запомни, мой глупый друг. – Спокойно перебил Карюк. – Мы здесь хозяева лишь потому, что средь булгар до сих пор нет единства.

– Но караваны…

– Любой путь начинается с первого шага. Если сегодня они объединятся для защиты караванов, то завтра смогут сделать то же – против нас. Так что не спорь, мой мудрый советник. – Тудун снисходительно улыбнулся и откинулся на подушки. – Всё, займись делом. Не мешай мне думать.

Келен ае – октябрь.

Саулчан – сопляк, щенок

Кушка-ту – Лысая гора.

Куллер-утравы – остров озёр.

Глава девятая

Когда в светлеющем небе над лесом тонкой полоской прорезался краешек жёлтого диска, в промозглой тишине осеннего рассвета вдруг слаженным хором зазвенели сотни голосов. Это жрецы оповещали людей, что наступил первый день Келэн ае, и каждый, кто слышит этот древний как мир напев – женщина и мужчина, малый и старый, слабосильный калека и первый богатырь, последний нищий и главный богатей – все, как один должны поспешить к трём озерам на склоне в центре города, дабы отблагодарить богов за прошлое и попросить у них помощи в будущем.

На берегу среднего озера в загоне уже ждал почётной участи жертвенный бык. Вращая красными глазами, с трубным рёвом тряся головой и копытом взрывая землю, он носился вдоль жердяной ограды, из-за которой в него тыкали палкой или хлестали хворостиной по спине. Когда обрядовая песня смолка, отзвучав три раза, ворота открылись и разъяренный исполин устремился вперёд, мстить людям за неволю и униженья. Однако перед ним возник десяток конных храбрецов. Когда-то давно, во времена, от которых теперь остались только легенды, бесстрашный Аудан точно так же встал на пути ужасного Кепкея – могучего единорога в три человеческих роста, которого Шурале, дух засухи, голода и смерти, сотворил из своего медного клыка, чтоб уничтожить всё живое на земле. И теперь, много веков спустя, уже новые батыры повторяли тот великий подвиг, чтобы о нём никогда не забыли потомки спасённых людей.

Управляя лошадьми без рук, лишь движением колен, удальцы проносились мимо быка, почти касаясь его боков и на скаку вонзая в них короткие копья. Ревя от ярости и боли, рогатый гигант носился по полю, но пока он гнался за одним обидчиком, его уже настигал другой, и тогда ещё один стальной наконечник с хрустом входил меж рёбер. С каждым новым ударом страшный зверь двигался всё медленней, всё чаще отдыхал меж яростных забегов, и рёв его всё больше походил на предсмертный хрип. И вот после очередного попадания, уже обречённый бык покачнулся, осел на передних подогнувшихся ногах, и под восторженный вой толпы завалился на бок. К нему тут же подбежали жрецы: одни читали над умиравшим животным молитвы, другие набирали в особый сосуд густую чёрную кровь, третьи вырезали из ещё живого тела куски мяса. Быстро покончив с привычным делом, жрецы под песни и пляски двинулись к открытым воротам чалэма, чтобы там, на вершине кургана развесить лучшие части туши по веткам священного тополя, а землю вокруг него окропить жертвенной кровью.

На этом кончилась общая часть праздника, и толпа распалась – теперь предстояли развлечения, среди которых каждый мог выбрать то, что по душе приходилось именно ему. Так что народ реками и ручейками стал растекаться в разные концы халджа, на окраины бистэ и к берегу Рабига-куль, где на огромном лугу самые смелые ловкие юноши готовились состязаться в кок-буру. По трое всадников от каждого племени выстраивались кру́гом шириной ровно сорок шагов, а в его центре лежал только что зарезанный баран. Он то и был главной целью всех удальцов. Им предстояло по сигналу жреца броситься вперёд, чтобы первым подхватить с земли ещё теплую тушу, а потом, пробившись через строй соперников – а они обязательно будут мешать и даже попытаются отнять добычу – добраться на другой конец озера и там подвесить принесённое в жертву тело на врытый в землю столб – символ священного дерева.

Тот, кому это удавалось, становился истинным героем в глазах мужчин, и получал от юных прелестниц восторженные взгляды и улыбки. Так что каждый юноша стремился попасть в число участников кок-бура и, конечно, мечтал о победе. Один Айдарук не ждал такого подарка судьбы.

После визита к Эрнуку, он вообще думал, что отец тут же отправит его домой, с глаз домой. В тот вечер Турумтай вышел из усадьбы эсегелей хмурый, как осеннее небо перед дождём. Когда он исподлобья посмотрел на Айдарука, того прошиб озноб и голова сама втянулась в плечи. Ему показалось, что отец сейчас ударит его или даже стеганёт плёткой вдоль спины. Но Турумтай поступил ещё хуже – лишь покачал головой, а потом, не сказав ни слова, зашагал прочь.

За неделю, что прошла с того дня, Турумтай ни разу не встретился с сыном и даже на совет, собранный накануне праздника, его не позвали. Так что Айдарук не сомневался – отстаивать честь племени на кок-бура в этом году будет не он. Однако, когда старейшины разошлись и в усадьбе уже спали все, кроме воротной стражи, неожиданно Турумтай сам явился к сыну.

– Завтра возьмёшь Серого. – Объявил он без долгих предисловий и Айдаруку стало трудно дышать.

Серый был лучшим скакуном в конюшнях барсула. Три года назад отец отдал за жеребёнка десять сороков отборных соболиных шкур – безумная цена. С тех пор он вырос в превосходного коня: Стать, мощь сочетались в нём с изяществом и небывалой грацией. Только Серый мог с места, без разбега легко перемахнуть через стену в три кадама высотой, а когда пускался в галоп, со стороны казалось, что он вовсе не касается земли.

Прежде на Сером ездил только патша – другим это не позволялось. Потому слова отца так поразили Айдарука. А Турумтай помолча, глядя на сына с жалостью и надеждой одновременно, а потом тихо добавил.

– Ты знаешь, что стоит на кону.

Айдарук понимал. Ещё бы. Ведь кок-буру – не просто забава для удальцов. В конной сшибке за тушу барана определяется воля богов. Так что победа Айдарука будет означать, что великий Тенгри любит Турумтая, одобряет всё, что он делает и обещает помочь во всем, что он задумал. А такая подсказка богов могла стать доводом для тех патшей, что ещё не решили, кого поддержать на грядущем совете.