– Да, да, дело. Конечно. – Спохватился Турумтай, тоже постепенно приходя в себя. Понимая, что в присутствии сына важный разговор теперь уже не мог сложиться, как того хотелось, он коротко распорядился. – Ступай, скажи Байбату… Эмм… Просто ступай.

Айдарук уже сам стал понимать, что натворил. Он и не думал об этом, когда решил сделать подарок, по сути, не знакомой девушке. А вдруг, у неё есть жених, да ещё из важного влиятельного рода? Всемогущие Боги, чем тогда обернётся его глупый необдуманный поступок? А сколько новых, непредвиденных трудностей прямо сейчас возникнет у отца с задуманным делом. И лишь из-за того, что сын оказался чрезмерно влюбчив и не смог обуздать порыв мальчишеской страсти.

Под грузом этих мыслей Айдарук на глазах поник плечами и ссутулился, так что даже во взгляде отца строгое осуждение на короткий миг сменилось состраданием. Айдарук уронил голову, что вдруг стала нестерпимо тяжёлой, ни с кем не прощаясь, медленно поплёлся к выходу, через шаг спотыкаясь о длинный ворс ковра.

– Итак? – Сказал Эрнук, когда нарушитель спокойствия вышел.

– Ты уже знаешь о задумке эльтабара? – Вопросом ответил Турумтай.

Эрнук ответил не сразу. Сначала сделал несколько глотков из чаши с прохладной бузой, потом долго кончиками пальцев гладил ёршик бороды.

– Я понимаю, чего хочет эльтабар. Понимаю, зачем это вам, агиделям. Особенно, тебе. – Эрнук улыбнулся и покачал головой. – Шура-вар превратиться в золотую жилу. Так что вас я понимаю. Но зачем это мне?

– Ты тоже теряешь осламки. – Осторожно вставил Турумтай.

– Не так много, чтобы из-за них самому вешать себе на шею ярмо. – Возразил патша эсегелей. –Мои корабли получше ваших – больше и быстроходней. Ауданов на них вдвое больше, чем у вас. Общий караван выйдет слишком большим и медленным, а неповоротливый зверь – для хищника лёгкая добыча.

– Медведь тоже медленнее зайца. – Возразил Турумтай. – Но кого в лесу боятся больше?

Эрнук опять помолчал, задумчиво глядя на Турумтая. Тот оставался на удивление спокойным, хотя разговор явно шёл не так, как он рассчитывал. И это беспокоило Эрнука, ибо означало, что барсула выложил ещё не все свои доводы.

– Нет, объединятся с вами мне ни к чему. – Наконец, постановил Эрнук, чтобы вынудить Турумтая раскрыться быстрее. – И другим эсегелям тоже. Убытки от такой сделки перевесят выгоды.

– Как сказать. – Турумтай повёл бровью и тоже взял большую пиалу с бузой.

Пригубив напиток, он одобрительно чмокнул, осторожно вернул чашу на место и тщательно протёр мокрые усы. Всё это время эсегель терпеливо ждал с равнодушным выражением лица, хотя в душе проклинал гостя за неторопливость. Наконец, Турумтай продолжил.

– А что, если лодки из Чирмыша смогут чиниться и стоять в Шура-варе сколько угодно, и вообще не платить это. И ещё получать любой нужный запас.

– Тоже без платы? – Мгновенно оживился Эрнук.

– Ну-у-у-у. Не совсем, конечно. Скажем, плата может быть меньше обычной.

– И на сколько? – Деловито спросил Эрнук и Турумтай дружелюбно улыбнулся.

– Это можно обсудить. Времени у нас много, а под хорошую бузу и такое угощение говорить с умным человеком – удовольствие.

Эрнук усмехнулся и кивнул, давая Турумтаю понять, что достойно оценил его умение вести переговоры:

– Что ж, тогда давай поговорим.

Глава восьмая

Осенний вечер стремительно опускался на Булгар. Остывшее светило краем коснулось зелёной полоски земли и сумрак, выбравшись из вековых лесов, стал наползать на город. Вскоре оранжевый диск полностью скрылся за горизонтом, и тёмный туман, поднимаясь вверх от реки, сначала лёг на Армян-бистэ и Ага-Базар, потом усадьбы патшей и хоромы эльтабара, а в самом конце – на три озера, пронизанных тонкой нитью Булгар-су, словно бусины леской. И только чалэм на вершине холма пока нежился в золотистом свете уже зашедшего солнца. Но вот последний багровый луч скользнул вниз по бревенчатым стенам дворца и в прощальном привете розовым бликом задержался на мутном стекле большого окна в личных покоях тудуна. Тот стоял у глубокого проёма стрельчатой формы, плечом упираясь в косяк, и молча смотрел на почти невидимый город. Сейчас, опустевший, затихший, сжавшийся в маленький чёрный комочек, халджа напоминал чужаку хитрого зверя, хищника, что прикинулся покорным и беззащитным, чтоб усыпить бдительность легкомысленной жертвы. А уж тогда… Карюк, правнук славного Тармача, что век назад водил хазарское войско брать Дербент, очень давно жил в Булгаре и знал его норов слишком хорошо, чтобы доверять этому затишью.

Тудун горько хмыкнул и отошёл от окна. Прямоугольник его личных покоев по длине делился надвое. С одной стороны он тонул в тусклом перламутре умиравшего дня, проникавшего сквозь оконный проём, а другую заливал дрожащий красный свет. Он исходил от пламени над устьем четырех глиняных горшков, закреплённых на высоких треногах. Они стояли по углам просторного топчана, который был обит разноцветной парчой, а сверху завален горой атласных курпачей и шёлковых подушек.

Чуть волоча левую ногу, когда-то пронзённую вражеской стрелой, Карюк медленно прошёл через весь покой от окна к топчану и, кряхтя от боли в боку, где каждую осень свербела давно зажившая рана, устроился на мягкой подстилке, спиной откинулся на подушки и прикрыл глаза. Именно в такой позе он любил думать. А подумать сейчас было о чём.

То, что эльтабар хочет объединить все речные обозы в один большой караван, который не смогут ограбить буртасы, тудун узнал давно – десяток его наслухов регулярно доносили об всём, что говорилось в главном йорте города. Поначалу Карюк не отнёсся к этим замыслам всерьёз. За те шестнадцать лет, что он был здесь тудуном, разнородные племена булгар не впервые пытались хоть о чём-то договориться. Но сделать этого ни разу не смогли. Однако, события последней недели встревожили Карюка не на шутку.

Во-первых, в Шура-варе появилась новая пристань и по рассказам очевидцев, причалить к ней могла сотня осламок разом. Платил за эту роскошь эльтабар – из общей булгарской казны. И судя по тому, что платил щедро, в этот раз он всерьез полагал двинуться дальше пустых споров на совете.

Во-вторых, совсем недавно оказалось, что хозяин Шура-вара сосватал сына за дочь патши Турумтая. Это значило, что барсула уже на стороне эльтабара и будут действовать с ним заодно. А из этого, вытекало в-третьих.

Четыре дня назад нухрат-патша Пешкан закатил пир, напился бузы и стал бахвалиться перед гостями, что отобрал у барсулов жирный кусок – большую плодородную подсеку в спорных пограничных землях. И ведь как легко отобрал! Нухраты просто пришли на пустой перелог и захватили его. А когда Айдарук привёл большой отряд барсулов, чтобы взять своё обратно, старший сын Пешкана просто прогнал их. И те ушли. Сбежали, поджав хвосты, как трусливые щенки от волка. И даже сам Турумтай после не решился тягаться с Пешканом. А как же. Знал, что кишка тонка, потому отступил, не настаивал даже на суде старейшин.

Последние три дня об этом судачил весь Булгар. Однако, Карюк прекрасно знал, что за коварный змей этот Турумтай, и сколько пустого бахвальства живёт в мелкой душонке Пешкана. Потому тудун не сомневался, что патша барсулов уступил подсеку не просто так и на предстоящем совете Пешкан отдаст свой голос эльтабару.

А в-четвёртых вовсе появилось только вчера, когда Турумтай навестил Эрнука, чьё слово могло повлиять на всех эсегелей. Сначала человек из окружения Эрнука поведал тудуну, что во время разговора двух патшей к ним приводили племянницу Эрнука. И вернулась она сама не своя – весь вечер витала где-то в облаках, невпопад отвечала, о чём бы её не спросили, и всё любовалась какой-то вещицей, которую торопилась спрятать, едва к ней кто-то подходил. Слушая этот рассказ, Карюк ясно вспомнил, как чуть раньше доносчики с Ага-Базара передали слух, всколыхнувший всех торговых людей: сын Турумтая Айдарук, заплатив щедрую цену, купил серебряный женский нагрудник, да не простой, а с утками.