2 марта объявили по всему государству о том, что надлежит быть готовыми к походу.
3 марта изменили прежнюю договоренность, заключенную с поляками, и порешили, что русским великим комиссарам надлежит явиться в Севск 30 марта.
4-го того же месяца вновь изменили это и заключили, что явятся 10 апреля в Новгороде-Северском.
5-го того же месяца, поскольку это не понравилось русским, твердо заключили, что русским комиссарам надлежит явиться 10 апреля в Брянск. Оттуда они должны вести переговоры о времени и месте встречи. Эту договоренность записали и скрепили клятвой польский посланник и дьяк по имени Ефим Юрьев.
8 марта одного из числа великих комиссаров, а именно думного дворянина Нащокина, отправили в Брянск вместе с дьяком Федором Михайловым, чтобы оттуда договориться с поляками относительно времени и места переговоров, прежде чем прибудут прочие.
В тот же день с границы пришло известие, которое полагали совершенно надежным, что польский король умер, а его войска следом за тем разделились и каждый обратился в бегство туда, куда полагал наиболее удобным. Русским генералам приказали преследовать бегущего врага всеми возможными способами, начатую же поездку на съезд, о котором договорились, отложили.
23 марта, после того как пришло совершенно надежное известие о том, что польский король еще жив и пребывает при литовском войске в Могилеве в добром здравии, отправили писаря Петра Долгова с письмом от русских великих комиссаров к польским комиссарам. Тех убеждали явиться между Могилевом и Смоленском и вести переговоры о месте и времени съезда с их коллегой, думным дворянином Нащокиным, заключив предварительные договоренности. Они же намеревались меж тем прибыть так скоро, как только позволит предстоящий тяжелый путь. Думному дворянину Нащокину приказали отправляться из Брянска в Смоленск.
27 марта к посланнику господину Венцлавскому прибыл гонец от Его Величества короля Польского, по имени Самуил Богданович, с приказом направить доверенные ему переговоры к тому, чтобы съезд состоялся.
28-го того же месяца польский посланник вновь был в Посольском приказе на переговорах с думным дворянином Григорием Борисовичем Нащокиным и канцлером Алмазом. Заключили, что русские великие комиссары явятся 20 апреля в Смоленск, а польским великим комиссарам надлежит пребывать неподалеку.
30-го того же месяца поляк вновь был на переговорах. От него требовали, чтобы переговоры, в соответствии с его предшествующим мнением, состоялись в Новгороде-Северском, в окрестностях которого надлежало бы 1 мая явиться великим комиссарам обеих сторон. Это, однако, устроили лишь для того, чтобы испытать этого поляка и, если он будет нетверд в своих прежних словах, иметь повод и причину для упреков польскому народу в его несправедливости и лживых начинаниях, а также возможность приостановить устроенные переговоры и продолжать войну, поскольку враг начал колебаться, а наши войска пребывали в готовности. Посланник, однако, не только остался при своем прошлом мнении, но и объявил, что Его Королевское Величество воистину не приказывал ему ничего иного, кроме как устроить съезд на определенных местах в окрестностях Севска, он же согласился на встречу для переговоров под Смоленском вследствие желания Его Царского Величества. Русские же были теперь высокомернее, чем восемь дней назад, и объявили посланнику весьма язвительно, что им, полякам, совершенно невозможно доверять, ведь прошлой осенью во Львове они обещали думному дворянину Нащокину как можно скорее устроить съезд и не начинать войны до тех пор, пока он не будет завершен. Вопреки всему этому сам король лично выступил со всеми своими силами, поскольку после того, как было дано это обещание, царские войска разошлись, не ожидая нападения, и силой прошел через владения подданных Его Царского Величества – казаков, вторгся в конце концов вплоть до русской границы и позволил своим отрядам, не встречавшим никакого сопротивления, разорять государство далеко внутри границ. Когда же Его Царское Величество поднялся на ноги, обратив против него острие, король, не встретив удар, не говоря уже о том, чтобы оказать какое-либо сопротивление, утратил мужество и покинул поле боя, отступив с великой поспешностью. Вследствие этого полякам нельзя было доверять и в будущем, поскольку они всегда стремились лишь к пролитию крови и никогда – к установлению мира. Поляк отвечал с достоинством, объяснив, что Нащокину не обещали во Львове перемирия, как бы сильно он на том не настаивал, а Его Королевское Величество выступил на границу, чтобы защитить своих угнетенных подданных, освободив их от тяжкого русского ярма и вновь приведя под свою власть. Посланник хотел говорить и далее, но русские поднялись, не выслушав его.
31 марта немецкого подполковника по имени Корнхольц послали с царским письмом к курфюрсту Бранденбурга. Он должен был тайно отправиться из Динабурга через Курляндию в Пруссию и просить курфюрста, чтобы тот, ввиду нынешнего вторжения турок в Римскую империю, предостерег Польскую корону от дальнейших враждебных действий против России и побудил к миру, дабы позаботиться в этих обстоятельствах о защите себя и своих земель.
2 апреля польский посланник Венцлавский был у Его Царского Величества. Его отпустили, дав ему грамоту Его Царского Величества. В ней сообщалось, что великие комиссары готовы со дня на день прибыть в Смоленск.
4 апреля польский посланник заключил, подписал, заверил и укрепил данными прежде клятвами соглашение о том, что русским комиссарам надлежит явиться в Смоленск 1 мая, поляки же также будут наготове в его окрестностях[375].
22 апреля в два часа ночи посла английского короля пригласили в передний покой к Его Царскому Величеству для тайного приема[376]. Все лестницы, переходы и мостовые были одеты там роскошными персидскими коврами, а все покои – золотой и серебряной вышивкой, несмотря на то что в тот раз разразился сильный дождь и многие драгоценные вещи, которые покрывали открытые переходы и лестницы, были совершенно испорчены. Войдя в палату, где Его Царское Величество сидел на весьма роскошном троне, покрытом алмазами и драгоценными камнями, золотом и серебром, посол поклонился по своему обычаю и просил о тайном приеме. После этого комнатным стольникам и дворянам дали знак выйти, так что в комнате с Его Царским Величеством остались лишь семь сенаторов или бояр, посол, его секретарь и толмач. Затем посол начал весьма пространно зачитывать на английском языке по бумаге о всех состоявшихся переговорах, повторяя, что произошло за почти девяносто лет[377] между двумя государствами, а именно то, как Английской компании разрешили беспошлинную торговлю, утвердив и удостоверив это обширными привилегиями. Его Царское Величество, однако, недавно приостановил ее, так что о ней не было речи из-за продолжавшейся в Англии внутренней войны. Его Величество король Англии склонен к тому, чтобы продолжать дальнейшие сношения с Его Царским Величеством в добром доверии и на том же старом основании, какие бы потребности и нужды не возникли при этом в будущем у обоих государств. Равным образом Его Королевское Величество желал бы в дальнейшем, чтобы Его Царское Величество с достоинством достиг доброго согласия со своими нынешними врагами и приступил, избегая дальнейшего кровопролития, к заключению мира, приведя свою страну и людей в состояние доброго спокойствия. Уважение и почтение, которыми Его Величество король Англии пользуется среди всех христианских государей, весьма споспешествовали бы этому делу, поскольку в особенности государи, вовлеченные ныне в войну и имеющие несогласия с Его Царским Величеством, не могут пренебречь этим. Эта речь вместе с переводом длилась около четырех часов, и посол, вероятно, мог заметить, что Его Царскому Величеству с трудом удавалось столь долго сидеть и слушать столь пространное объяснение, так что посол просил дать благосклонный ответ на это его прошение и, когда он его получит, отпустить его. Его Царское Величество отвечал устно, что невозможно тотчас дать ответ на столь длинное и пространное предложение, следует же передать письменное предложение и ожидать ответа после того, как его переведут и вполне поймут. При этих словах палату отворили и позволили всем войти. Его Царское Величество потребовал кубок и, поднявшись с трона и сняв шапку, выпил в честь посла за доброе здоровье и всяческий успех Его Величества короля Англии. Выпив, Его Царское Величество своими руками протянул каждому по кубку – сначала послу, затем всем обступившим их сенаторам и английским дворянам, а также переводчикам. Каждому надлежало тотчас выпить за здоровье Его Величества короля Англии. Затем равным образом пили по кругу за здоровье госпожи старой королевы, матери Его Королевского Величества. Посол начал тост за здоровье Его Царского Величества, а следующие за ним желали пить за царевичей. Поскольку, однако, в это время начали звонить в колокола к заутрене по случаю праздника святого рыцаря Георгия, которого русские весьма почитают, Его Царское Величество с большой учтивостью просил у посла прощения, объявив, что его намеревались принять много лучше. Однако из-за бури, продолжавшейся всю ночь, а также из-за недостатка времени, вызванного затем пространной речью, которая ничуть не утомила Его Величество, тот бодро направился на божественную службу, дабы отпраздновать праздник святого рыцаря Георгия по обычаю своих достохвальных предков, и просил посла в этот раз извинить себя. С этими словами посла отпустили и с прежними обычными церемониями проводили за четыре часа до света из царского замка на его двор. Его Царское Величество, сняв тяжелые одежды, тотчас направился на божественную службу в церковь Святого Георгия, находящуюся наверху в замке[378].
