– Неужто. Спорим, я до утра найду их с десяток? – насмешливо спросил Михаил.

– Попробуйте, мастер. Я хочу что-то об этом узнать, – спокойно ответила она, глядя в сторону.

Между ними воцарилась тишина, здорово контрастирующая с шумом вокруг. И тем не менее Таня могла слышать эту тишину. Он что-то переваривал, думал, пока она скользила глазами по залу, ни на чем не останавливаясь. Ей не хотелось смотреть сейчас на него – только щеки горели. Пусть подумает. Она сделала дерзкое заявление, и ей очень хотелось узнать, что он ответит.

– Знаешь, – медленно сказал он наконец, переместившись так, чтобы слегка развести ее ноги своим коленом, – я вчера поспрашивал о тебе. Говорят, ты довольно безбашенная новенькая. Всегда вначале стесняешься, но только вначале.

– Возможно, это правда.

– То есть я был прав, что ты шлюшка, да?

Дыхание на миг остановилось. Таня догадывалась, что девяносто процентов знакомых ей женщин… нет, девяносто девять процентов, страшно оскорбились бы, услышав такое. Но ее это только возбуждало. Он знал? Или он хочет ее обидеть?

– Да, мастер, – прошептала она еле слышно, боясь поднять глаза и прочитать ответ на его лице.

– Но ты не просто шлюшка. Ты развратная дрянь, – он наклонился ближе, захватывая прядь ее волос двумя пальцами и оттягивая голову слегка назад и вбок. Таня машинально схватилась за стойку бара, чтобы не упасть, но в ту же секунду поняла, что это было излишним: он встал и обхватил ее за талию, наклоняя еще дальше.

Теперь он фактически держал ее на одной руке, нависая над ней так, что его нос почти касался ее носа. Он сам заставил ее посмотреть ему в лицо. На нем не было того, чего она боялась – презрения, отвращения. На нем ничего невозможно было прочитать, кроме сексуальной, возбуждающей, будоражащей каждую клеточку угрозы.

Новая пауза, в течение которой они просто смотрели друг на друга, и каждую секунду Таня чувствовала, как плавится все внутри в предвкушении.

– Развратная дрянь, – медленно повторил он, – которая всю жизнь играла роль хорошей девочки?

– И до смерти устала от этого, – подтвердила Таня горячим шепотом.

– Я так и знал, – сказал он и выпрямился, поставив ее на ноги. – Мне нравится твой настрой. Начнем играть?

– Да, – нетерпеливо кивнула она.

Миша улыбнулся, глядя в глаза испытывающим взглядом. И сделал еще одну паузу перед тем, как сказать:

– Сними верх платья. До талии.

Приоткрыв рот и мгновенно потеряв весь воздух в легких, Таня на мгновение заколебалась. Она еще не раздевалась в общем зале. Другие нижние с легкостью делали это, но ей это не казалось простым.

Слегка одеревеневшими руками она потянулась к плечам, но почти сразу, как пальцы нащупали ткань, ее отпустило. Она уже сидела здесь в прозрачном платье. Бармен пялился на ее грудь. Все домы пялились.

Спустив платье до талии, она с вызовом глянула ему в глаза и… мгновенно зажмурилась, получив пощечину.

– Глаза вниз. Не смей так смотреть на меня, нижняя.

Еще одна пощечина. И еще – чуть сильнее, но она и не подумала поменять позу – ее плечи остались расправленными, спина прямой. Если уж ее грудь обнажена, то она должна выглядеть красивой. Только в легких внезапно стало совсем мало воздуха, и приходилось дышать часто-часто. И кожа почему-то покрылась мурашками.

– Простите, мастер. Я поняла. – выпалила Таня, прилагая все усилия к тому, чтобы не звучать испуганно.

– Это хорошо, что поняла. Еще одна дерзость – и я проведу тебя голую через весь зал. Ясно?

– Да, мастер.

Сквозь ресницы Таня заметила, как замер бармен с шейкером в руках, внаглую изучая ее грудь, как еще пару домов, сидевших у бара, развернулись к ней, пожирая глазами. По ее телу прошла глубокая внутренняя дрожь – теперь слишком много людей сфокусировали на ней внимание… даже нижние… даже официантка с подносом, которая шла на встречу и скользнула взглядом по ее напряженным соскам.

– А теперь идем наверх. Знаешь, что там будет? – еле слышно спросил Михали, сосредотачивая ее взгляд на себе.

– Нет, мастер.

Она на секунду зажмурилась, когда он поднял руку – показалось, он хочет снова дать пощечину. Но вместо этого Миша стянул все ее волосы в кулак, приближаясь вплотную, и яростным громким шепотом сказал на ухо:

– Ты будешь такой развратной, какой только сможешь. И если мне этого будет мало, я тебя накажу. Я включу тебе самый грязный порнофильм, который смогу найти в клубной коллекции, и ты будешь повторять все, что там делают эти порношлюхи. Думаешь, тебе будет весело и легко это исполнять?

У Тани пересохло во рту. Трусики намокли. Ей очень нравилось, как изменился его голос, отражая вспышку страсти, и хотелось раздразнить его еще больше. Но она помотала головой, не в силах преодолеть собственной честности:

– Нет, мастер, это будет слишком тяжело для меня.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – еле заметно улыбнулся он. – Поэтому старайся лучше, нижняя. Не заставляй меня так тебя наказывать.

– Да, ма…

– Идем.

Его горячая ладонь легла на ее шею сзади. Он слегка сжал ее шею и повел ее через зал к лестнице. Таня не поднимала глаз. Ее сердце стучало чуть быстрее обычного – это было так приятно. Находиться в его власти. Чувствовать его пальцы. Предвкушать.

По дороге Миша поздоровался с несколькими верхними. Таня чувствовала на себе их любопытные взгляды и краснела, получая еще больше удовольствия. Теперь все видели, что она принадлежит ему на этот вечер. И это словно поднимало ее собственную значимость. Она ни капли не стеснялась обнаженной груди. Демонстрировать себя всем было приятно, пока он находился рядом.

Ник.

Проводив взглядом Михаила, удалившегося наверх с новой нижней, дерзко полуголой, Ник улыбнулся:

– Кажется, у кого-то сегодня намечается горячая ночка.

– Завидуешь? – поддела Тома, ловя губами трубочку.

Ник молча повернул голову и молча смотрел, как она пьет, пережидая вспышку гнева. Иногда он думал, что близкие отношения созданы только для того, чтобы мучить людей. Эта женщина, с которой они строили отношения чуть больше года, постоянно чего-то требовала от него. Когда они начинали встречаться, он этого не замечал, поскольку ему льстило ее внимание и то, насколько она была увлечена игрой.

Но позже, мало помалу, он заметил, как Тома постоянно пытается навязывать свои правила. И еще она требовала больше внимания, чем он был готов давать. Ник, конечно, и не думал соглашаться с тем, что не устраивало категорически, но все же это напрягало. Временами всерьез.

Он знал, что и сам – не подарок, но иногда Тома просто выводила его из себя так, что он всерьез задумывался о перерыве. А больше всего – даже не потому, что она бесила его, а потому, что он чувствовал ее усталость. Нижняя была недовольна им. И у нее были на то причины. Он сам был собой недоволен.

Скользя по своей девушке взглядом снова и снова, Ник вдруг заинтересовался деталями: как давно она затонировала волосы? Они выглядели заметно темнее, чем обычно – и это придавало ей депрессивный вид, хотя в целом нельзя было сказать, что этот оттенок ее портил. Пряди отросли, и Тома больше не заплетала их в косы, словно бунтовала против привычного образа послушной девочки. А ее грудь дерзко выглядывала из низкого декольте, только подчеркивая этот вызывающий образ.

Но еще она, кажется, похудела, и это сделало ее хрупкой. Тонкость щиколоток, запястий, осиная талия выдавали ее – она много грустила в последнее время, сидела на диете, испытывала неуверенность в себе и нуждалась в том, чтобы кто-то обнял, успокоил… защитил.

– Я планировал сегодня поиграть, – медленно сказал Ник, с трудом оторвав взгляд от прядки, которая падала прямо на мягкую оголенную округлость груди – если платье спустится на пару миллиметров ниже, то выглянет сосок.

– Правда? И ты не сорвешься и никуда не убежишь с Максом? – ровным голосом спросила она, чуть поменяв положение. Ее темные глаза все еще сердились на него, волосы разметались по плечам, скулки напряглись. Не его сладкая девочка. Мегера. Ник где-то прочитал, что мегерой называли древнегреческую злую богиню с волосами-змеями, мстившую за убийства и насилие. Интересно, она и вправду чувствовала, что он убил в ней что-то своей холодностью и трудоголизмом?