«На космической станции места больше, чем в той кухне», – с нескрываемой долей сарказма биомозг Андреса прокомментировал воспоминания. Кто-то незримый, закончив трек, разрешил сделать комментарий. Даже малого импульса было достаточно, чтобы выйти из-под груза, размазывающего реальность. «Да, и что теперь там с тральщиком? А что со мной? Где я?!»

В тот же миг незримый вновь переключил трековый канал, отрывая сознание от воспоминаний, бросает её на расстояние. Андрес очнулся на станции. Громко выла аварийная сирена, на связном экране изображение переливалось сферическими волнами, будто в центр водной глади бросили огромный камень, и оттого стихия никак не могла успокоиться, разбрасываясь разноцветными кругами. «Тревога! Что случилось?!» – побежала искоркой мысль. Он дёрнулся, в голове загудело от удара шлема о невидимую преграду. Вмиг всё переменилось: станция исчезла, сознание вернулось в отсек незнакомого корабля. Рядом с его нишей, справа, светилась соседняя. В перекрёстном жиденьком свете явно кто-то находился, но в отличие от Андреса этот кто-то был чудно одет. Возможно, будь это на земле, а не на орбите, такое одеяние не привлекло бы внимание Андреса. Чёрный до пят плащ с капюшоном, такого же цвета широкополая шляпа. Ни обуви, ни другой одежды из-за пол плаща не просматривалось. Лицо слегка вырисовывалось едва заметными контурами, возможно, принадлежало мужчине в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Орлиный нос, тонкие губы, затененные скулы – вот и всё, что доступно для обзора.

– Ты кто? – не выдержав неизвестности, спросил Андрес.

– Проводник, – дёрнулись в ответ губы, – отзываюсь на ник Глория. Голоса Андрес не слышал, звучание было в голове. Оттого следующий вопрос он уже задавал мысленно, едва шевеля губами, так, по привычке, но сначала представился:

– Андрес. Куда-то поведёшь меня?

Теперь, как показалось Андресу, отвечала ему шляпа едва заметными кивками:

– Тебя? Нет чётких указаний. Я вывожу отсюда по большей части суспансус. Хотя и ты в какой-то степени из этого ряда.

При этом он усмехнулся, а затем продолжил: «Да и представляться не обязательно, латиницей на лбу набросано…»

Ответ несколько удивил Андреса. «Кто или что такие суспансус?» «Латиницей?» ‒ биомозг озадачился в поисках смысла, пытаясь нащупать связь, чтобы запустить биокомпьютер. Но вместо этого откликнулся лишь адаптированный помощник: «Перевод с латинского ‒ подвешенный». Машинально правая рука потянулась к шлему, но он тут же остановил её на полпути – через ткань перчатки не ощутить даже рифлёную надпись. Биомозг старался подвергнуть ответ более детальному анализу, чтобы выстроить логическую цепочку для следующего вопроса. Но аналитическое мышление, которым он обладал и гордился, в этот миг буксовало, мешала стрессовая обстановка и ещё что-то непонятное и неприятное. Казалось, это что-то пронизывает его с ног до головы, покалывает в пятке и затуманивает анализатор – его сердцевину, сам мозг. «Во мне завёлся космический вирус, – так неожиданно оценил он состояние своего сознания – Глория – сталкер, хотя более подходит спамер, сильно мозг засоряет!» Он сосредоточивал зрение на проводнике, и в тот момент, когда его мысли споткнулись на слове «спам…», шляпа кивнула. Второй вопрос Андреса удивил его самого и возник как бы сам собой:

– Зачем же тебя прикрепили ко мне?

– Неправильный вопрос. Я здесь постоянно.

Правая рука двумя пальцами поправила шляпу, открылся широкий лоб, подвижный, с глубокими тёмными морщинами. Их глубина была пугающей, иллюзорно ограничивалась затылком. Темнота кипела пикселями. «Это – биклон!» – озарило Андреса. Ему не хотелось дальше вести диалог с голограммой, пусть даже наделённой оцифрованным сознанием человека, оттого и называемой кратко – «биклон», но мысль сама упорхнула, как с ветки неусидчивый воробей.

– Ты работаешь на них? – глаза стрельнули куда-то вверх, будто незнакомец мог оценить такой жест, но скорей всего, он просто его не увидел из-за светоотражающего фильтра шлема.

– Нет. Я сам по себе, но ты задаёшь много вопросов.

– Окажись кто-то другой в моём положении, вопросов задавал бы не меньше, – парировал упрёк Андрес.

– Пикировки здесь ни к чему, а если хочешь идти со мной, то я не против.

Тем временем ниша рядом с проводником начала плавно темнеть, будто кто-то не спеша поворачивал резисторный выключатель. Андрес начал беспокоиться, не хотелось снова остаться в одиночестве и погрузиться в пучину трагических воспоминаний.

– И я не против, только вот… как это сделать? – торопливо произнёс он, не отводя взгляда от соседнего пенала.

– Расформатируй ситуационный момент, обретёшь возможность двигать сознание в нужном направлении.

– Это как? Имеет ли это отношение к эксперименту?

– Это значит перестань подчиняться обманам биомозга, или что там у тебя? Отключи его рецепторы. Про эксперимент мне ничего неизвестно, сам решай, что и как, только и сама жизнь людей на Земле – чей-то эксперимент.

Андрес закрыл глаза, но слушать и чувствовать себя не перестал.

«Вот и всё! Твоё сознание хочет быть свободным и лёгким. Отпусти его, не грузи, следуй за ним!» Андресу казалось, что он медленно движется в серой темноте, потому как пограничного слоя между чёрным и серым не было. Он был уверен – впереди плотная тьма, она вытягивает из серости последний свет, энергию, отсюда и создаётся движение в бездну. «Не пугайся, сейчас ты начнёшь падать, а твой мозг паниковать. Знай, это очередная его ловушка, чтобы удержать сознание в рамках его «приличия». И Андрес полетел… в пропасть, всё быстрей и быстрей, как во сне в детстве. Ему хотелось кричать, но не было рта и горла, не ощущалось потока воздуха ни снаружи, ни внутри. Хотелось раскрыть глаза, но они были уже открыты и ничего не видели, ни серого, ни чёрного. А падение было, оно убыстрялось, паника возрастала. «Просто твой мозг бьётся в конвульсиях от злобы и бессилия, что всё складывается не по его капризам. Успокой его, как ты научился это делать в детстве». «Это просто сон! Я никуда не упаду! Проснусь, и всё будет хорошо».

Падение стало замедляться, серая бездна раскрылась чёрной пастью и проглотила его. Сердце замерло, и темнота мягко окутала тело, как пуховая перина. Ему стало хорошо, как в детстве в своей спальне. Он стал ощущать себя, отрыл глаза и не поверил новому обману…

Это была его комната в их маленькой квартире из детства. Он лежал на своей, всегда разложенной как двуспальная кровать тахте, под полками с книгами и аппаратурой. Проводник сидел на его вращающемся кресле-стуле у стола по цвету и тональности они подходили друг другу. В комнате ничего не изменилось, те же матовые светильники, разбросанные по потолку, те же кремовые жалюзи на узком оконце, обрамлённом белым пластиком, тот же встроенный металлический шкаф у двери непонятного серого цвета. «Наверное, так же скрипучие дверцы», – радостно подумал Андрес, глядя на шкаф. Ему захотелось проверить догадку, и, вдохнув знакомый запах морского бриза из настенного увлажнителя, он спустил ноги на зелёный в крапинку ковролин, тут же заметив, что нет скафандра. Загорелые голени выглядывали из-под голубых штанин рабочего комбинезона. «А где же…?» Он не успел домыслить, как пришла подсказка:

– Скафандр? Там, где же ему быть? Не в шкафу же?

Андресу сразу расхотелось проверять шкаф, и он спросил уже голосом:

– Скажи, мы можем поговорить?

Удивился естественности звука и тому, что не читает чужие мысли в своей голове.

– Здесь сколько угодно, до вечера ещё уйма времени, – скрипучий голос проводника показался очень знакомым, но слегка синтезированным.

Его мысленный скан расшифровали:

– Да-да, это тот самый голос! А почему бы и нет? Из всех действующих лиц этого вертепа он оказался свободным, – пояснил Глория.

– Это не вертеп! – обидчиво поправил Андрес проводника, – это квартира моего детства. Как и детство, она у меня была одна.