Вереница всадников растянулась по дороге длинной гусеницей. Следом катили две большие телеги, затянутые парусиновыми пологами. Мирно поскрипывали деревянные оси колес, изредка позвякивали доспехи на крепких телах верховых. На длинном древке копья, воткнутого в передок главной телеги, развевался красный флаг с вышитой на нем головой волка. Памятуя о мирном времени, черного зверя изобразили не скалящимся, а гордо смотрящим вперед.

В пластичных движениях и хищных чертах ехавших сразу узнавалась волчья порода. Оборотни. Редкие гости в этих краях. Их лошади шли мягким аллюром, крупные копыта тяжеловозов поднимали облака пыли. Массивные и мускулистые лошади были под стать оседлавшим их спины воинам. Двуликие предпочитали эту породу другим из-за силы и выносливости. Конечно, тягачи уступали тонконогим скакунам в резвости и скорости, но кроткий нрав и мягкая поступь с лихвой компенсировали их неповоротливость.

Два ехавших впереди всадника походили на своих коней не только силой, но и мастью. На вороном ехал брюнет с вьющимися волосами – Гелиодор Вафт, последыш из далекой стаи Дикого ветра. И сразу было видно, что он здесь альфа. Оборотень словно пропитался силой всего своего народа. Гордая осанка, величественный разворот плеч, серьезные карие глаза такие темные, что издалека кажутся черными. Взгляд отчужденный, с врожденной надменностью и толикой высокомерия. Одежда неяркая, пошита просто, но качество материи и хорошее шитье говорили о дороговизне и достатке. Такую народ с достатком покупает не на показ, а для удобства.

На соловом коне с бледно-желтой гривой ехал рыжий оборотень с зелеными глазами – Тумит Сэт, бета, правая рука и нареченный брат альфы, полная его противоположность. Куртка расшита золотой тесьмой, сапоги привлекали взгляды сочно-красным цветом. Сразу становилось ясно, что это любитель всеобщего внимания. На лице ироничная полуулыбка, в глазах —жажда приключений. Тумит лениво оглядывал окрестности, вертя кудлатой головой, и со стороны могло показаться, что оборотень делает это от скуки. Только стая знала, что Тумит отбывает свою очередь дозорного.

Оба всадника были почти одного возраста: двадцати восьми лет один, второй чуть младше. Они встретились еще юными щенками и с тех пор объезжали Широкие земли в одной связке. К ним в компанию набились такие же отщепенцы, и теперь вся гурьба гордо именовала себя стаей Черного зверя.

Гелиодора разморила дневная осенняя теплынь, и он, убаюканный плавным шагом своего вороного, беспечно задремал. Конь почувствовал послабление и не преминул этим воспользоваться. Чуть притормозив, угольно-черный здоровяк пропустил вперед шедшего справа жеребца. Выгнув шею, словно змея, он резко укусил соседа за заднюю ляжку.

– А-а! – вскрикнул от неожиданности всадник, едва не вылетевший из седла, когда его конь после подлого нападения резко взбрыкнул и рванул в сторону, забыв о седоке.

Гелиодор сразу проснулся.

– Вот дрянная скотина! – закричал он на своего коня и дернул поводья.

– Он опять это сделал, – обиженно сообщил Тумит, возвращаясь на дорогу.

– Что поделаешь, такой характер, – вздохнул Гелиодор.

Его конь отличался от своих собратьев. К безупречно красивой внешности прилагался злобный и мстительный норов.

– Все потому, что других лошадей родили кобылицы, а твоего выплюнула сама бездна.

Вороной зыркнул на Тумита блестящими глазами и всхрапнул, будто давая понять, что запомнил и оскорбительные слова, и обидчика.

– Просто у Шторма слишком развито чувство справедливости, – вступился за свою скотинку Гел.

– Что справедливого в укусах исподтишка?

– Твой Колос не пропустил его при въезде в город, помнишь?

– И что?

– Шторм – конь вожака и всегда должен идти первым.

Тумит зло сплюнул в дорожную пыль.

– Да он искусал уже весь табун. Будешь уверять, что его обидел каждый?

– Наверняка у него были на то причины. Шторм как главный следит за порядком.

– А стая? Всякий из нас хоть раз носил на шкуре отметины от его зубов.

– Зато вы все испытываете к нему почтение.

– Страх.

– Уважаете его.

– Ненавидим.

– И любите…

Тумит хохотнул, давая понять, что альфа говорит абсурдные вещи.

– …По-своему, конечно. Но нельзя же не любить такого красавца!

Оборотень ласково потрепал жеребца за чуб и нежно провел ладонью по иссиня-черной шкуре, переливавшейся на солнце. Конь действительно был красив. Ровного цвета, без единой помарки. В тон телу густая грива и хвост, доходивший до земли. А как хорош в езде! Отзывчивый и чуткий, словно натянутая тетива. Он стоил Гелиодору огромных денег, а его братья по стае расплачивались за соседство с ним вечной настороженностью.

– Ты не умеешь выбирать ни лошадей, ни женщин, – покачал головой Тум. – Они слишком дорого тебе обходятся.

– Но ведь стоят того, – хитро прищурился Гел.

Брат ему завидовал. Это читалось в тоне и взгляде, брошенном через плечо.

Последняя любовь альфы была бурной и всеобъемлющей. Как истинный оборотень, он полностью отдался охоте на выбранную самку и победил! Потратив целую кучу золота.

– Я не уверен, что хотел бы в свою постель эльфийку…

– А я не знал, что волки умеют лицемерить, – блеснул крупными клыками Гелиодор.

– Нет, серьезно. По мне так они холодней сосулек.

– Ты ошибаешься. Элириданна не такая.

– Ну и имечко… Только услышав его, я бы повернул назад.

– Согласен, с ней не так просто, как с гномкой и гоблинихой. – И оба, словно заговорщики, оглянулись и посмотрели на Сфелера.

У оборотней необычайно чуткий слух, и вся стая не специально, но слышала каждое слово. Сфел скривился. Летом он как-то напился гномьего рома до полного одурения и лег с гоблинихой, державшей ту пивнушку. Она была из степных гоблинов, разительно отличавшихся от горных: степные – хорошие торговцы и совсем не охочи до резни. К всеобщему удивлению, одним разом дело не обошлось, и Сфел навещал трактирщицу до самого отъезда. Как она рыдала у городских ворот, провожая стаю в дорогу!.. По рассказам оборотня, она была страстной и безотказной в постели, всегда снабжала его бесплатной выпивкой и еще приплачивала деньгами. Отношения удобные со всех сторон. Но вот внешность… Сгорбленная фигура, покрытая морщинистой кожей зелено-коричневого оттенка, редкие волосы, кривые зубы. Как Сфелер ухитрялся столько в себя вливать?

Теперь бедняга стал притчей во языцех, и каждый, говоря про ночь с очередной дамочкой, сравнивал её с гоблинкой Сфелера. В стае появилась как бы своя шкала женской привлекательности, где самой низкой отметиной была гоблиниха, а самой высокой эльфийка Гелиодора.

– Но ты же видел эти шелковистые волосы… А глаза! Словно трава весной. Кожа… Атлас покажется мешковиной рядом с ней. Голос словно пряный мед, и смех…

– Ого! Неужели она может смеяться? А я думал, она постоянно ведет себя как фарфоровый истукан.

– И умна…

– Да, умом её природа не обделила. Чтобы вытянуть из оборотня столько золота, нужно как следует перетряхнуть ему мозги. Или хорошенько отжарить его в койке. Но это не про Продаванну.

– Элириданну.

– Ведь в постели она не греет. Я прав?

Он был прав. Элирия, ходившая по улицам города с высокомерным выражением на красивом личике, в постели была… терпелива. Она терпела поцелуи, ласки и разговоры альфы. Вот и получалось, что любоваться её телом – наслаждение, а обладать им – все равно что иметь мраморную статую.

– Даже в постели она ведет себя достойно.

Услышав эту фразу, Тумит непочтительно расхохотался. За спиной ему в поддержку раздались смешки братьев.

– Так и знал! Она того не стоит! Ты зря выбросил деньги.

– Каждый миллиметр её тела стоит золота.

– Буквально! Это мы уже поняли. – Тумит оглянулся на улыбавшихся братьев. – Ты вот что скажи, альфа: после того, как мы закончим, собираешься вернуться к ней?

– Да, – уверенно заявил Гелиодор. Он уже скучал по роскошным изгибам своей эльфийки. Надежда растопить её сердце ещё теплилась в нем. – И она будет ждать меня. Будет хранить мне верность.