— Ничего. Сидят и ждут.

— Ясно. Это Бачман, мой друг и союзник. Согласился помочь нам отбиваться от монголов. Прошу любить и жаловать, — представил половца окружающим. — Кто у нас сейчас командует поместной кавалерией?

— Я, князь, — выступил вперед Казимир.

— Сколько у тебя в отряде людей?

— Двести десять, не все явились.

— Причины?

— Решили подождать, чем закончится княжеская распря.

— Значит так! Всех, кто не пришел на зов — гнать поганой метлой. Поместья отобрать. Мне не нужен прецедент безнаказанности за нарушение крестного целования. Проследите, чтобы убирались только с тем, с чем пожаловали. Ты, Казимир, поступаешь под руку бега. Он опытный воин и знатного происхождения, урона твоей чести не будет. А теперь отправьте гонца в Стародуб, пусть мой дядя-ушкуйник выметается из города. Я жив и вернулся.

— А как же княгиня Анна? Не будешь мстить? — осведомился Федор Жданович.

— Буду. Но не сейчас. Найди мне эту суку, что отравила жену. И приволоки в замок. Нужна живой, но не обязательно целой. Делай что хочешь, боярин, хоть из великокняжеского терема выкради, но предъяви ее. Серебро не жалей.

Через час заявились два боярина князя Ивана и потребовали гарантий безопасности. Дядя желал пообщаться.

— Пусть валит во Владимир, я с разбойниками не разговариваю, а вешаю или топлю. Никто его не тронет, но впредь в границах моих земель его появление нежелательно. Поймаю — поступлю как с коллегами по опасному ремеслу.

— Так с князьями не поступают! — воскликнул один из послов, тучный и старый, лет под шестьдесят.

— Судя по последним событиям, с князями поступают по-всякому. Где-то травят, где-то ослепляют, а иных и вовсе валят на землю кучей, сверху укладывают помост и пируют на нем. Время вам до завтрашнего полудня. Пойдите прочь!

Иван Всеволодович выехал из городских ворот утром. Колонна всадников двигалась вдоль рядов моей пехоты, недобро поглядывающей на чужую дружину. Как только они скрылись за поворотом реки, я направился в город. Встречали меня стародубские старшины, но я их проигнорировал и обратился к городской страже, расположившейся в стороне:

— Кто из вас пытался отбить наезд владимирцев?

Вперед выступили полтора десятка человек, все из ополченцев, принятых под Серенском.

— Собирайтесь, забираю вас к себе. И семьи погибших прихватите, найду им занятие.

— Вели стучать в било, — приказал начальнику гарнизона.

Когда озадаченные горожане собрались на площади перед княжеским теремом, поднял руку, требуя тишины и обратился к стародубцам:

— Вы все предатели, виновные в смерти моей жены. Отныне это проклятое место остается без моей защиты и поддержки. Столица княжества переносится на Белую гору. Стародуб лишается всех привилегий и льгот, дарованных мной или моими предшественниками. Ни один житель этого поселения, с сего дня, не имеет права служить мне в войске или в ином месте. Вы же можете делать все, что пожелаете. Хотите — убирайтесь в другие земли, хотите — оставайтесь тут. Когда придут монголы, защищать вас не стану, и после того, как поганые сожгут город, я велю засыпать пожарище солью, чтобы даже трава тут не росла.

После моих слов над толпой повисла звенящая тишина. Через несколько минут раздался плачь сначала одной бабы, затем ее поддержали еще несколько и понеслось! Я развернулся и пошел в терем.

— Ты и в правду так поступишь? — удивился Дружина.

— Нет. Столицу перенесу, все же наказать сволочей нужно. И привилегий лишу. Некоторых. Скоро заявится городская верхушка, договариваться. Вот и посмотрим, что отобрать, что оставить, какие налоги и поборы повысить. Сегодня их не пускайте. Завтра поговорим.

Договаривались долго. Стародубцы хотели спасти хоть что-то, я стоял на своем, уступая мало-помалу. Наконец закончили торг, и я подытожил:

— Скажите спасибо тиуну Григорию, который был в отъезде в момент нападения, и архиерею Лукке, оберегающие ваши грешные души. Если бы не их просьбы, то велел бы гнать прочь, без прощения. Предавший раз — предаст и в другой, так что нет вам ни доверия, ни моей благосклонности. Тень невинноубиенной Анны будет вечно витать над этим городом. Но в остальном пусть будет так, как только что договорились. Но если вы еще раз попытаетесь меня предать, то я сам сожгу это место и перебью всех жителей, без жалости. Помните это. Ступайте.

На следующий день отправился в лагерь к Петру из Вщижа. Его бойцов бояре решили не отвлекать от тренировок, войск хватало и так, с избытком. Проверил как обстоят дела с обучением новобранцев. Всего в наличии было уже две с половиной тысячи человек, скоро образуется вторая полная терция. Не такая опытная, как первая, но не за горами постоянные бои и походы, так что быстро догонят. Кто выживет, конечно.

— Откуда столько новичков? — спросил у бывшего тысяцкого.

— Как ты и говорил, князь, мордва, буртасы, черемисы и половцы набежали в начале осени. Из них многие решили вступить в твое войско. Наслышаны про него, говорят потери малые, а добыча богатая. А как узнали, сколько положено выплат, так вообще жилы рвут. Скоро ветеранов в мастерстве догонят.

— Вот и хорошо. Доводи до трех тысяч и все, закрывай набор. Больше я пока не потяну. Гоняй беспощадно, времени не осталось. Зимой припрутся монголы и станет не до учебы.

Собирался уже возвращаться в замок, как меня, буквально за плащ, поймала делегация мордовских и булгарских беженцев. Это были опытные воины из остатков дружин беков и князей, перемолотых в сражениях. Судьба и Батый закинули матерых вояк на русские земли. Их не интересовала служба в пехоте, а вот поместья очень даже. Вернулся в Стародуб и принял претендентов в княжеском тереме. Объяснил условия получения земли и мои требования к кандидатам. Людям, потерявшим буквально все, такое предложение было как спасательный круг. Идти в дружины других князей им не хотелось. Не факт, что возьмут, а если и повезет, то начинать придется с нуля. У меня же они получали относительную самостоятельность и средства для сносного существования. Быстро договорились и вакансии в поместной коннице, появившиеся после изгнания предателей, были все закрыты.

Осталось даже десятка два не получивших земель. Вернее, земли то хватало, но она была пустая, без деревень. Предложил им послужить пока в городском гарнизоне, получая не плохое содержание за это. Как только создам новые поместья, сразу же передам им. Все же беглецы с Юга перли валом, так что ждать долго не придется. Согласились почти все.

И опять не вернулся на Белую гору. Уже почти садился на коня, как прискакал гонец с дальнего дозора на Клязьме.

— Великий князь Владимирский, с дружиной, едут к Стародубу, — доложил он.

— Велика ли дружина?

— Около сотни и обоз телег в двадцать.

Вручил вестнику серебряную монету из тех, кто начеканил в бедующем, и отпустил. Явно дядя не воевать едет, подождем, поговорим.

Незадолго до этого.

Великий князь Юрий Всеволодович въезжал в свой двор, во Владимире, в мрачном настроении. Вести, полученные им недавно, грозили расстроить его планы, не малую роль в которых отводилась шустрому племяннику. Пришлось бросить войска на литовском порубежье на брата Ярослава и поспешить в столицу.

Князь грузно соскочил с седла и бросив поводья подбежавшему холопу, отправился в терем. Вся семья встречала его около высокого крыльца. Увидев выражения лица главы, улыбки исчезли и на их место пришла озабоченность, а кое у кого и испуг. Знали мыши, чей сыр съели.

— Агафия, пройдем-ка со мной, — повелел Юрий Всеволодович.

Остальным только кивнул, приветствуя. Агафия Всеволодовна побледнела, услышав, как ее назвал муж. В обычное время он обращался к ней «Гаша» или «Ганя» и только перед семейной бурей переходил на полное имя.

— Рассказывай, — велел супруге князь.

— Что? — деланно удивилась та.

— Ты мне тут хвостом не крути! Ты подбила Ивана наехать в Стародуб?

— Егорушка, ты что?! Он уже не мальчик, чтобы прислушиваться к женщине.