– Так, год целый ещё впереди, успеет, поди, выучится. Мало вам, что ли?

– Мало. Надо, чтоб английский был на твёрдую пятерку. Даже с плюсом.

– А зачем ему этот английский?

– Ну-у… – протянула дочь, наморщив носик. Потом словно бы нехотя ответила: – Ещё рано говорить, конечно, но мы хотим его в Москву отправить учиться.

– В Москву? – ещё сильней удивился Матвей. – Зачем в Москву-то? Ближе, что ли, ничего нету?

– Такого нету. Мы хотим, чтоб он в МГИМО учился.

– Это чего такое?

– Ну это… В общем, там на дипломатов учат. Институт международных отношений. Это очень престижно и пер-спективно, но туда просто так не поступить, блат нужен.

– Блат? – переспросил отец.

– Ну да… связи, то есть, знакомства. Ну и у Юры там нашлись кое-какие варианты. В общем, есть возможность пристроить Валерку. Конечно, денег очень много надо, ну и язык знать всё равно нужно.

– Тьфу ты, – ругнулся старик, – взятку, что ли, давать собрались?

– Ой, пап… Скажешь тоже – взятку. Не взятку, а так… Понимаешь, сейчас время такое, что без денег и без связей ничего не решишь.

– Опять у тебя время какое-то, – Матвей недовольно помотал головой. – А Валерка-то сам хочет туда? А то, может, оно ему сто лет не надо.

Дочь скептически усмехнулась:

– Сам… Да он сам пока ничего не хочет. У него в голове только в футбол погонять, музыку послушать, да «когда в деревню поедем?».

– Так чего, Юрий твой шибко богатый, выходит? Раз знакомства у него в Москве, да взятку давать собрались.

– Пап, давай больше не будем ни о каких взятках говорить, хорошо? – с напором сказала дочь, недовольно зыркнув на отца.

Матвей, не ответив дочери, снова спросил:

– Чего Юрий-то твой делает? Где он работает, что сам себе хозяин? Он раньше вроде как на обувной фабрике инженером был.

– Он и сейчас там же, на обувной фабрике, только в кооперативе.

– Слушай, а ты можешь мне толком объяснить, чего это такое? Кооперативы-то эти. С чем их едят-то? А то, вон, люди говорят, там одни барыги да хапуги.

В сенках послышались шаги, зять возвращался из огорода.

– А вот он сам идёт, у него и спроси, – кивнула на мужа Наталья.

– О чём спроси? – глянул на Матвея зять, снова усаживаясь на лавку.

– Да вот папа спрашивает, чем ты занимаешься. Как это, что сам себе хозяин? Я сказала, что у тебя кооператив.

– А-а… – протянул Юрий.

– Это, я так понимаю, под тип артели, что ли? – уточнил Матвей. – Раньше были такие…

Юрий кивнул головой:

– Верно, папаша, под тип артели.

– Ну и чего ты делаешь там?

– Чего делаю-то? – зять усмехнулся. – Да разное.

Юрий был вторым мужем Натальи, она вышла за него девять лет назад. К родне жены он относился с нейтральной прохладцей: нос не воротил, но и душу особо не раскрывал.

– Разное, это чего? – продолжал расспрашивать Матвей. – Вот я после войны в одной артели работал, так мы коромысла там делали, дуги гнули, полозья к саням.

Юрий глянул на тестя, чуть заметно усмехнулся:

– А вы с какой целью интересуетесь?

– Как это? – не понял Матвей. – Какая тут ещё цель? Ты ж вроде как не чужой. Нешто это секрет какой, чтоб друг от дружки таиться? Ну не хочешь, так не говори, – старик пожал плечами, – я не неволю…

– Да нет, не секрет, – зять примирительно улыбнулся. – Ладно, расскажу, раз интересно. Вы же в курсе, что я на обувной фабрике работаю?

Матвей кивнул:

– В курсе.

– Ну вот. Ботинки, туфли, сапоги делаем, мужские и женские, даже детский ассортимент есть. Продукция у нас хорошая, спросом пользуется, а цены мизерные, толком не заработаешь, потому как государство наше разлюбезное не разрешает наценку выше установленной нормы делать. Ну вот мы и сделали при фабрике кооператив. Как вы говорите, под тип артели, только всё же это маленько другое. Это уже несколько лет разрешено, так сказать, для развития частного предпринимательства.

– Так чего вы там делаете-то? Тоже ботинки шьёте? – спросил старик.

– Да нет… – продолжал зять. – Мы, то есть кооператив, выкупаем продукцию у фабрики по их ценам, – не всю, конечно, а две трети, примерно, или три четверти, по‑разному бывает – а потом мелочь какую-нибудь от себя добавляем и продаем уже как свою, подороже. В два, а то и в два с половиной раза. По закону получается, что это как бы уже наша продукция, кооперативная, а не фабричная. Вот и всё. А мы – кооператив, как частное предприятие, можем ставить любые цены, какие пожелаем, тут государство нам не указ. – Юрий широко улыбнулся, глядя на тестя, в расчете, что тот оценит всю простоту и гениальность такой схемы.

– А какую мелочь-то добавляете, что цена у вас потом в два раза больше делается? – не понял старик.

– Ну… хлястик какой-нибудь, пряжку можем пришить, заклёпку поставить.

– Постой, так это как? – Матвей развел руками. – И берут? Ботинки-то ваши? В два-то раза дороже?

– Ой, пап, – вмешалась в разговор Наталья, – сейчас же дефицит везде, обуви нормальной в магазинах нету. Берут, конечно! Юра же сказал, что у них обувь очень хорошая. С руками и ногами отрывают.

Матвей покачал головой, словно что-то соображая, хмыкнул:

– Так, может, потому и нету в магазинах, что он вот, – дед кивнул на зятя, – все ботинки-то задарма себе забирает. А потом хлястики к ним пришивает. Так что же, и милиция вас не трогает? Это же спекуляция форменная получается.

– Не-не, – Юрий ухмыльнулся и помахал толстым пальцем, – у нас всё чётко, всё по закону.

– По закону… А ежели по совести?

– А что «по совести»? Милиция совестью не занимается. Тем более, мы фабрике всю денюжку до копейки платим, а потом уже, что хотим, то с товаром и делаем. Это абсолютно легально, всё разрешено, мы никого не обманываем.

– И что, и директор не против? Фабрики-то. Он-то почему вам всё отдаёт, а не в магазины?

– Пап, так директор у них сам этот кооператив и придумал, – засмеялась Наталья.

– Во как! – удивлённо расширил глаза Матвей. – Интересно… Ну ладно, а деньги-то вы потом хоть между всеми поровну делите? И работягам тоже?

Зять ухмыльнулся:

– А работяги-то тут при чём? Они на фабрике свою зарплату получают. Государственную. А кооператив – это кооператив. Нас там всего пять человек.

– Пап, ты, прям, как маленький. Сейчас же всё совсем по-другому, время такое.

– Тьфу ты, опять время у неё… – пробормотал Матвей, нахмурившись. – Когда оно стало-то у вас таким, а?

– Что именно? – не понял Юрий.

– Время-то, говорю, когда такое у вас стало, что вот такие выкрутасы делать можно, да ещё и по закону?

– Матвей Иванович, вы спросили, я рассказал. По‑родственному. Надеюсь, вы не будете тут у себя в деревне распространяться на эту тему? Это же между нами. Сами говорите, не чужие.

Старик хмуро постучал ногой по ступеньке:

– Правильно люди говорят.

– Чего говорят? – не понял Юрий.

Матвей не ответил, лишь посмотрел на зятя, а того, видимо, зацепила тема, и он, поднявшись с лавки, продолжил:

– Понимаете, сейчас ведь действительно время другое, не такое как раньше было. У вас тут в деревне этого, может, и не видно, а в городе ещё как видно! Всё меняется, буквально, не по дням, а по часам. Обувь – это так, ерунда, мелочь. Есть гораздо более интересные в денежном плане темы: уголь, металл, древесина… Там совсем другие объёмы, масштабы. Понимаете? Вот где настоящие деньги! Всё меняется! Всё! Сами посмотрите – кто бы мог ещё два‑три года назад подумать, что весь Советский Союз будет по швам трещать?

– Чего ты городишь? – хмуро спросил зятя Матвей.

– Ничего я не горожу. Вы же газеты читаете, телевизор смотрите? Или нет?

– Нет у нас телевизора, – буркнул тесть.

– Ну газеты-то есть. Я видел, лежат там стопочкой в комнате. Да это, впрочем, неважно. Всё равно же знаете, что в стране происходит. Прибалты отделились, грузины отделились, Молдавия туда же… Буквально вчера сказали, что Украина все предприятия союзного значения себе забрала. Представляете? Предприятия союзного значения больше не предприятия союзного значения, а исключительно украинские! Каково? Через три дня выборы Президента РСФСР. Президента! Когда такое было? Вы понимаете, к чему это ведет?