Первая неделя прошла быстро. Когда меня привезли на выходные к бабушке, она не выпускала меня из объятий. Брат тоже радовался моему возвращению. Подарил мне свою поделку. Я ел любимые Pringles и радовался, что снова стал центром внимания. Мои навязчивые состояния почти исчезли. Я больше не страдал от бессонницы – во многом из-за сильных таблеток, от которых моментально засыпал. Когда пришло время мне возвращаться в больницу, дед плакал. Но меня подбадривал: «Терпи казак – атаманом будешь!»
Лечащий врач сказала родителям, что я должен круглосуточно в течение недели оставаться в отделении. Ей хотелось понаблюдать за моим поведением во время сна. Я уже немного привык, поэтому не боялся ночевать там.
В моем расписании появилась звукотерапия: нескольких человек клали на мягкие матрасы в палате с голубыми оттенками и включали на магнитофоне звуки океана с пением дельфинов. Еще нас начали готовить к танцевальному выступлению для родителей.
Перед длинными мартовскими выходными маме по обыкновению выдали для меня таблетки, прием которых нельзя пропускать. В субботу она поняла, что таблеток мало – на три дня точно бы не хватило. В аптеке без рецепта их не получить. Она срочно повезла меня к отцу. Никто не обратил внимания, что я надел валенки.
Днем мы были у отца в квартире. Мама осталась на обед. Я подглядывал из коридора, как они в залитой светом кухне сидят рядом, общаясь как старые друзья.
В праздник отец сводил меня в театр юного зрителя. Я, шурша упаковкой на весь зал, ел шоколадную линейку. Потом он на рынке купил мне ведерко клубничного джема. И я с удовольствием намазывал джем на хлеб с маслом, пока смотрел с отцом по Первому каналу премьеру фильма «Перекресток» с Леонидом Ярмольником. Хорошо, что таблеток не хватило. Благодаря этому я провел прекрасный день – с отцом ощущалась атмосфера нового времени. Мне нравилась суета большого города. По вечерам мы смотрели «Улицы разбитых фонарей». В сериале все казалось настоящим – не таким, как в мыльных операх, которые любила бабушка. В больнице я провел полтора месяца. На консилиуме врачи задавали мне множество вопросов по поводу моих навязчивых состояний. Я пояснил, что несколько дней назад потрогал выключатель три раза, а в целом почти перестал так делать. Последний вопрос, который меня крайне удивил, касался моего рисунка «Робокоп».
– Ты хочешь быть роботом?
– Нет, мне нравится быть собой. Робот не может чувствовать мир так же, как человек. В кино он сильно от этого страдает. Он сам хочет снова стать прежним.
Они что-то записали и отпустили меня. В коридоре сидели мама с отцом. Она нервно убирала назад волосы желтой плоской расческой. Когда родителей пригласили в кабинет, мама засунула ее в свой кожаный сапог.
Мне поставили диагноз «детская шизофрения» и признали ребенком-инвалидом. Врачи сказали родителям, что меня необходимо учить базовому самообслуживанию. Пророчили: якобы мне сложно будет жить в обществе без помощи близких. Советовали перевести меня на домашнее обучение.
Я пришел с мамой к классному руководителю – очень доброму и чуткому педагогу. Она спросила меня, готов ли я вернуться в класс. Я ответил, что мне нравится быть в школе со всеми, а дома мне будет скучно учиться. «Не стоит портить будущее ребенку», – сказала учительница. И меня вернули в класс.
Я пропустил полтора месяца учебы и должен был их восполнить, но из-за таблеток мне плохо думалось. Меня освободили от уроков английского языка. В пятом классе я мог бы с самого начала учить немецкий, который считался более легким. Мама боялась прерывать прописанное лечение. По телефону отец сказал ей, что от такой терапии я превращусь в отсталого. Он не хотел быть безучастным и предложил отвезти меня к целительнице. Мама отнеслась к этому скептически, однако была готова прибегнуть к любым методам, кроме таблеток.
Любовь Алексеевна жила в деревне, в часе езды от нашего города. Отцу ее посоветовал сослуживец. После нескольких встреч с ней его дочь престала заикаться. Отец уже обращался к этой женщине с просьбой помочь восстановить отношения с мамой. Она ему отказала, потому что не занималась приворотами.
Отец взял отгул и приехал за нами, чтобы отвезти к целительнице. С заднего сиденья в темноте был виден лишь желтый свет фар на грунтовой дороге. Мама говорила, что отец свернул не туда. Он в ответ обвинял ее: если бы ее родители не позволяли мне смотреть «Фредди Крюгера», я не стал бы таким… По его мнению, фильмы ужасов сломали мне психику. Он всегда находил простые причины всех проблем, не принимая во внимание остальные обстоятельства.
Мы добрались до деревянного зеленого дома. У входа нас встретил молодой мужчина и проводил внутрь. На кухне ждала полная женщина лет пятидесяти. Она жизнерадостно улыбалась. Добрым взглядом окинула меня с головы до ног. Немного поговорила со мной, а потом несколько раз поводила яйцом вокруг моей головы. Разбила его и показала черный желток, затем бросила в печь. Сказала, что нам еще один раз надо приехать. Взяла всего пятьдесят рублей. В следующий раз она сделала то же самое. Потом поставила меня на край комнаты, направляя в мою сторону две загнутые металлические палочки. Они вращались у нее в руках. Она пятилась до другого конца комнаты. Таким образом целительница восполнила мое энергетическое поле. Любовь Алексеевна сказала, что теперь со мной все будет хорошо. Я больше не пил таблетки. Голова у меня не болела, а тяга к «повторениям» исчезла навсегда.
* * *
В августе 1999 года на электроподстанции дед заготавливал траву для козы. Как-то он взял меня с собой. Вокруг не было людей, только ярко-зеленая трава среди возвышающихся фантастических конструкций. Повсюду раздавался гул от электричества в проводах и трансформаторах. Я будто попал в неизвестную цивилизацию, а для деда это была привычная рабочая атмосфера.
Он велел быть осторожным и ничего не трогать. На своем опыте он знал, как это – попасть под высокое напряжение. Деду повезло: бригада быстро среагировала, доской отбила его от трансформатора, и он выжил, хотя на теле остались сильные ожоги.
Я с восхищением смотрел на шумящие – словно мощь переполняла их – плоды инженерной мысли. Дед окликнул меня, чтобы я не зевал. Мы перевернули траву. Так она быстрее сохла.
Через пару дней к нам присоединилась и бабушка, чтобы собрать подсохшую траву в прицеп.
Деду не давал покоя один небольшой участок, хозяин которого не стал косить траву. Дед решил не отказываться от возможности запасти побольше сена и, пока стояла хорошая погода, быстро прошелся косой по территории. Ехать сюда снова, лишь за этим маленьким участком, он не хотел.
Дед накидывал вилами свежую траву на сухую. Ее надо было притоптать и подвязать сверху – так она не вываливается во время транспортировки. Бабушка забралась наверх. Трава была совсем свежей и потому скользкой. Бабушка не смогла удержать равновесие – упала с прицепа на спину. Дед подошел к ней, протянул руку. Она не двигалась. Сказала, не чувствует тела. Дед тут же сел на мотоцикл и поехал на проходную, чтобы вызвать скорую.
Через полчаса бабушку погрузили на носилки. Под ней оказался большой камень, из-за которого ее позвоночник был сломан. А в больнице, перекладывая бабушку на каталку, ее положили на живот. В таком положении она провела несколько часов. Кто совершил эту чудовищную медицинскую ошибку, установить было невозможно. Если бы они оставили бабушку на спине, у нее был бы шанс на лучший исход.
Мама просила отца использовать связи в МЧС и вызвать вертолет – перевезти бабушку в областную больницу. Ему отказали, ведь пациентка пенсионного возраста.
Когда бабушку привезли домой, мы все надеялись на ее скорое выздоровление. Повесили перед ней на стену картинку с изображением лягушки, схватившей за горло цаплю, которая пытается заглотить добычу. Сверху рисунка – девиз: «Никогда не сдавайся!». Даже соседи не то в шутку, не то всерьез говорили о бабушке: как начнется сезон заготовок, сразу встанет с постели.