В годы студенчества в моей голове часто возникал один образ. Очень отчетливым он становился в самую тягостную пору – голый ноябрь еще не позволял думать о праздничной зиме. Мыслями я оказывался в небольшой, но просторной комнате. Окно укрыто темным красным бархатом. Такой же тканью обиты стены и потолок. Большая алая кровать с балдахином манит в свои объятья. Только одна вещь кажется здесь лишней – деревянная тумба с черным изношенным верхом; она стоит под самым окном. Ее позолоченные ручки тусклым блеском пытаются отвлечь от сокрытого в ящиках. Эта фантасмагория завораживает и пугает. Лучше стоять как можно ближе к двери, чтобы при необходимости скорее покинуть комнату.

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Сон маленького малоэтажного города, укрытого деревянными заборами, прерывался ранним рассветом. Он пробивался через узкую форточку придомовой постройки, на стекле которой возились слепни, долговязые комары и мухи. Солнце будило здешних обитателей. Эту постройку в моей семье называли конюшней. Однако в столь тесном пространстве вряд ли могли жить лошади. Из копытных ютилась здесь коза, соседствуя с курами и кроликами.

Пятилетним мальчиком я собирал по утрам еще теплые куриные яйца, накладывал в кормушку свежескошенную ароматную траву, гладил по крепкой шее козу, ощущая вес ее мощных загнутых рогов. Мне нравилось находиться с животными. Во дворе радостно подавал голос рослый потомок пастушьих собак. Какой он был милый неуклюжий щеночек – иначе как Малышом никто его не называл. Даже когда пес вырос, мы звали его прежним именем, чем удивляли прохожих. Сам он не понимал, что стал крепкой немецкой овчаркой, и побаивался соседских псов, уступавших ему комплекцией. Казалось, Малыш воспринимал свою кличку буквально. Мне хотелось придать смелости Малышу, а заодно узнать, что могут рога против собачьих клыков. И я решил, что натравить пса на нашу козу Милку – интересная затея.

Был теплый весенний день, и моя семья сажала картошку, несильно отвлекаясь на меня. Я снял пса с цепи и повел к огороженному железной клеткой загону, куда животные обычно выходили из конюшни, чтобы подышать свежим воздухом зеленого огорода. Ничего не предвещало беды, пока я не сказал «Фас!» Тогда Малыш, громко лая, навалился лапами на железную сетчатую изгородь. Вопли испуганных животных выдали мой эксперимент взрослым. Мой дед, человек рассудительный и сдержанный, быстро посадил пса на цепь, потом молча снял ремень со своих штанов и пару раз крепко приложил его ко мне. Впервые в жизни меня так наказывали. В нашей семье не приветствовались подобные методы воспитания. Жгло сильнее крапивы. Физическая боль вскоре прошла; больше ранила меня злость близкого человека, вызвавшая во мне чувство беспомощности.

Я любил проводить время на сеновале над конюшней, развалившись на стогах сухой травы, в тишине, с книгой в руках. Наблюдал за животными сверху или оглядывал окрестности в бинокль деда: за нашим огородом, разбитым на шести сотках, виднелись гудроновые крыши гаражей, кирпичные трубы домиков в коллективных садах, речка и высокий лес на другом берегу.

Почти все мое детство я проводил здесь, у бабушки с дедом. А когда надо было возвращаться в родительский дом, я сопротивлялся. В один из вечеров, когда я должен был покинуть любимое место, отец вручил мне несколько банкнот небольшого достоинства, чтобы смягчить мое сопротивление. Я безотчетно взял деньги, но в ту же секунду бросился из дома, запрыгнул на лестницу, что вела на сеновал; отец попытался стащить меня за ногу, но я успел забраться на крышу. Когда его голова показалась над лестницей, я бросил ему в лицо скомканные деньги.

Отец не относился ко мне настолько плохо, чтобы я имел право так поступить. Дело было в другом.

Я родился в воскресное майское утро в тихом уголке государства, что вскоре распадется, как пазл: старый идейный клей перестал скреплять его части. Едва появившись на свет, я познал закон всемирного тяготения, рассказывала мама, – вывернулся из рук нерасторопной санитарки. И первым моим воспоминанием стало падение, но не это.

Мне два с половиной года. Отец везет меня на санках в детский сад. Он быстро идет по наметенному снегу, низко нагнув голову, чтобы ветер не дул в лицо. На поворотах из-за его спины я вижу восход и деревянные домики. В их окнах отражается ярко-оранжевая заря. На нашем пути вдруг возник узкий мостик через канаву, занесенную снегом. Санки немного шире мостика и, как только въезжают на него, резко накреняются. Я, плотно закутанный в черную шубку, валюсь в сугроб.

Мой отец был вторым ребенком в семье, жившей в небольшом городке союзной республики. Детство он провел в одноэтажном доме, который с фундамента построил его отец своими руками. Его родители работали на железной дороге. Такую судьбу выбрал и его старший брат, а мой отец, восторгаясь образами советских военных фильмов, решил стать офицером. По своей комплекции он был сутулым субтильным юношей. Но это его не останавливало. Шаг за шагом, превозмогая себя, он тренировался для сдачи нормативов по физической подготовке. Пытался поступить в столичную военную академию, но не был зачислен. По результатам этих экзаменов его приняли в другое военное учебное заведение.

На фотографиях среди курсантов он всегда на заднем плане, за стеной крепких мужских плеч. В свободные минуты отец писал лирические стихи в маленькой тетради. Ему было непросто занять свое место в среде, где ценились сила и стойкость. После окончания военного училища отца направили в административный центр другой области, там определяли место службы для каждого курсанта. Был жаркий летний день. Не ожидая, что процедура распределения будет торжественной, он явился в гражданской одежде. За неуважительное отношение к облику офицера отца отправили в самую отдаленную военную часть области.

После нескольких лет, проведенных в большом городе, ему было трудно привыкнуть к месту, куда некогда ссылали декабристов. Он часто ходил в городскую библиотеку, где выдавала книги пышноволосая девушка. Когда в какое-то из посещений он попросил труды Ги де Мопассана, она смутилась – знаменитый француз писал о женщинах легкого поведения. В следующий раз он не застал молодую библиотекаршу, а спустя некоторое время увидел ее во дворе школы. В нее – вовсе не фигурально – бросали камни ученики с группы продленного дня. Он тактично пресек это озорство. Вскоре они стали часто проводить время вместе: стреляли в лесу из табельного оружия списанными на учениях патронами, отдыхали на берегу широкой извилистой реки и гуляли по безлюдному осеннему городу.

В день, когда они с мамой подали заявление в ЗАГС, отец на радостях сильно выпил. До военной части его довела почтальонка, с которой он тоже встречался. Так она узнала, что он выбрал не ее. 30 января 1988 года состоялась свадьба. Пару лет спустя, за месяц до двадцатипятилетия отца, родился я. Маме было двадцать.

Она была поздним и единственным ребенком в семье учительницы литературы и инженера-электроэнергетика. Со средней школы каждое лето подрабатывала: садила деревья в парках, мыла бутылки на пивзаводе и работала в колхозе. Мечтательная натура, она жила в мире книжных романов, с которыми каждый вечер засыпала. После школы отучилась в техническом училище, но полученная профессия ей не пригодилась. Она искала свое место. В библиотеке она одновременно и работала, и читала. Когда на нее обратил внимание молодой военный, в ее мыслях возник романтический образ благородного офицера.