Все эти двое суток Лотти окружала его заботой, не отходила ни на шаг, постоянно разговаривала и всячески помогала освоиться. Сейчас она привела его в игровую, где под смех ребятишек, показывала ему их детский альбом. И за каждой фотографией скрывался дух Нейта.

– Я заеду вечером, – слышался голос Фарля из гарнитуры. – Ответь же что-нибудь?

– Поступай как знаешь, – брызнула Эли.

– Ты злишься? Ах, прости. Да, знаю. В последнее время я совсем не уделял тебе времени. Как вошёл в высшую палату, дел невпроворот, – в ответ молчание. – Милая, давай поговорим. Ты же знаешь, что сейчас очень ответственный момент. Рестед надеется на меня. Забота о стране мой долг.

– А ЗАБОТА О ТВОЁМ РЕБЕНКЕ – ЭТО НЕ ТВОЙ ДОЛГ, ФАРЛЬ! – выкрикнула она и сразу же от волнения повесила трубку.

– Ребёнка? – на другом конце провода переспросил Фарль. – Ребёнка… РЕБЁНКА! – прогорланил так громко, что аж служанка встрепенулась.

От резкой и въедливой фразы даже Шарлотта вскочила на дыбы. Она, как на пружине, спрыгнула с дивана и помчалась в коридор. Диш застыла от собственных слов прямо у входа на кухню.

– Р-ребенка! Эли, как это понимать?! – бросилась рыжая девчушка. – Не говори, что ты беременна?!

Элизабет покрылась краской, нежный румянец осел на её щеках. Она хотела радостно утвердить: «Да! Так и есть!». Но засмущалась и тихо пролепетала, сопроводив голос неуверенным кивком:

– Угу…

И как на зло в это же время Роза спустилась на шум. Новости также не оставили её без впечатлений. Они были настолько сильны, что настоятельница чуть не навернулась.

– Какой срок?! – наседала Шарлотта, подойдя вплотную.

– Восемь недель. Простите, – она оглянулась на Розу. – Не подумайте скверного. Я хотела сказать, да вот только не могла подобрать момент.

– Не извиняйся, милая, – успокоила Розалия. – Это просто превосходные новости. Но ты вот так сказала об этом Фарлю?

Эли опустила взгляд и начала судорожно перебирать большие пальцы кистей.

– Я хотела его обрадовать, – оправдалась она. – Но этот ЧУРБАН, – выскочило случайно, – только о делах и твердит.

– Не обращай на него внимание, Эли! – вступила Лотти. – Все мужики идиоты! И Фарль не исключение!

– Вот тут соглашусь, – подхватила Роза.

Они обе обхватили Элизабет руками, заключив в объятия. Нейт же немного крысячтничал: смотрел на эту картину из-за угла. То ли он побаивался выходить, то ли попросту не понимал ситуации, поэтому предпочёл действию – наблюдение.

– Господи, я так за тебя рада! – бросила Лотти на эмоциях.

– Не могу поверить, – произнесла Роза сразу за ней. – Видимо, боженька благоволит нам, раз так много хорошего за раз случилось. Как чудесно. Я стану бабушкой.

– А я тётей, – улыбнулась Шарлотта.

– А я мамой, – продолжила Эли, плача.

Девушки хором рассмеялись. И вновь тёплый сгусток энергии распространился по приюту.

– Кстати, Эли, – опомнилась рыжая. – Ты рассказала Фарлю про Нейта?

– Ещё чего! – с былой прытью ответила Диш. – Обойдется сухарь! Пусть сам приедет и увидит! Хы, – скорчила гримасу. – А ты Грише?

– Делать мне больше нечего! – воротя нос, отрапортовала. – Обещал в приют заглянуть, а сам даже не звонит. Поделом ему!

– Обе друг друга стоите, – съехидничала Роза.

Отношения этих двоих были мягко сказать напряженными. Лотти злилась на старого друга не столько за оппозицию, сколько за отсутствие внимания к своей персоне. Это была некая версия дружеской женской ревности. Врагом Григорий для неё никогда не был, она полагала, что никогда и не станет. Ведь их полем боя с раннего детства был исключительно простой спор.

– Эм-м… простите, – вступил Нейт неуверенно. – А кто такие Фарль и Гриша, о которых вы говорите?

– Я же рассказывала, Нейт, – отвлеклась Лотти и подбежала к нему. – Это тот самый Гриша – наш общий друг детства. А Фарль – хахаль Эли.

– Что ещё за хахаль, Шарлотта? – отчитала мама. – Я тебя так говорить не учила. Скорее уж. Муж. Надеюсь, – покосилась на Эли. – Давно вам пора свадьбу сыграть.

Диш снова побогрела. С этим нерадивым аристократом она уже больше десяти лет. А чувства романического толка возникли ещё раньше. И казалось бы все условия филигранно выложили на стол, но Ной Кэмпл всё никак не решался на брак. Сама Эли рассудила, что карьера и политика сейчас для него важнее. Она приняла это и смирилась с достоинством солдатки.

Почему-то с приходом Нейта приют разительным образом преобразился. С самого его ухода здесь не было такой атмосферы. Атмосферы, уносившей в прошлое, в тихое и счастливое время без бед и забот.

Этим же вечером компания засела на кухне. Они решил со скромным размахом отметить свой личный маленький праздник. Роза достала торт из запасов и разлила черный чай с бергамотом. Аромат шустро наполнил помещение.

– А кто будет мальчик или девочка? – заинтересованно спросила Роза.

– Я не знаю, да и не хочу на самом деле знать. Кто родится, того и буду любить, – скромно ответила.

– Это правильно. Ребёнок – подарок Бога.

За все эти годы отношения Эли к настоятельнице изменилось. И далеко не в лучшую сторону. Прежде она души в ней не чаяла, видела пример сильной и самостоятельной женщины. Но после событий с Гришей и Нейтам, Розалия перестала быть для неё безусловным авторитетом. Поэтому она и не пошла за ней, не вступила в Рестед и не приняла её веру. В отличии от юной Лотти её прегрешения она видела отчетливо. Но сейчас же стрелки часов, словно отмотали назад на несколько кругов. Когда свет проник в приют, все негативные чувства и воспоминания затупились. Она забыла о них, будто их и не существовало.

Пока они беседовали, Нейт тихо жевал слоенную сладость. Такой вкусной еды он никогда не пробовал и думал никогда не попробует. Тепло и уют приюта успокаивали его мечущуюся душу. Плюс ко всему и убаюкивали Натана. Всё это время он молчал, не создавал суматохи в сознании, что не могло не радовать.

– А-а, сколько тебе лет, Эли? – спросил он.

– Двадцать восемь, – ответила она, любуясь парнишкой. – Мне было десять, когда ты стал моим братом. Поэтому я знаю тебя с пелёнок, шалопай.

– Это да-а, – растянула фразу Роза, наполнившись ностальгией. – Давно же это было. Я тут подумала. Нейт, а ты знаешь сколько тебе сейчас? – тот мотнул головой в знак незнания. – Немудрено. В начале года тебе исполнилось девятнадцать. Ты чуть старше Лотти, но и ей тоже уже столько же. Нашей счастливице, – имела ввиду Эли, – двадцать восемь стукнуло. А мне сорок.

«Так значит… у нас недавно было день рождение, – размышлял Нейт. – Где же я был в то время? Не помню. Всё в тумане каком-то».

– Эли-Эли, а когда ты в Фарля влюбилась? – внезапно включилась в беседу Шарлотта.

– Лотти, всё то тебе знать надо. Эх. Мне было пятнадцать, когда я поняла, что люблю этого идиота. Правда, поздно спохватилась: в день его усыновления. Тогда признаться я так и не смогла. И вот, когда нам было по восемнадцать, он внезапно вернулся в приют. Такой весь статный, высокий и ухоженный. Щегол в общем, – кратко пояснила она. – И вот этот франт с порога позвал меня на свидание. Я такая радостная была, сразу же согласилась. Дура. Надо было нервы потрепать. А потом мы долго гуляли, и под вечер он, – отвела взгляд на пол, – взял, да и поцеловал меня. Потом понеслось. Часто встречаться нам не удавалось. Статус все дела. Но он всегда умудрялся меня удивлять

– Как это мило!

Лотти аж вскипела от чувств. Она всё же была девчонкой, в которой так и трепыхалось сердце романтика. Возраст позволял ей думать о подобных вещах. Пусть она была и не фанатом любовных рассказов, но всё равно держала в душе надежды когда-нибудь влюбиться.

Нейт смотрел на их свободное общение и удивлялся тому, как много они знают о себе. Ему было по-хорошему завидно, но, обращаясь в себя, он чувствовал пустоту.

«Первое, что помню была тьма. Холодная, пугающая темнота. Ни звука, ни запаха, никаких ощущений из вне. Лишь полное всепоглощающее одиночество. Натан помнил то же самое. Открыв глаза, я не увидел света. Мне казалось, я слеп и глух, что нет у меня ничего. Это привело меня в отчаяние. Помню мысль, что родилась вместе со мной… «Я мёртв». Я так испугался и живу с этим чувством по сей день, с чувством, что вся жизнь не более чем иллюзия смерти. А я всё там же. В этой тьме».