После моего увольнения и долгого восстановления, я не знала куда податься, и Дэниел сжалился надо мной. По крайней мере, я так думала. Но в один из вечеров, когда я задержалась в офисе, чтобы доработать важный материал, он остановился возле моего стола и сказал, что никакие родственные связи не заставят его взять в компанию идиота.

– Ты талантлива, Эмили. Это единственная причина, по которой я предложил тебе место. Я это понял ещё тогда, когда ты попала в SPICE. Туда не берут неудачников.

Эти слова меня очень успокоили, вдохновили и заставили поверить в собственные силы. А учитывая, что он вообще не любил много болтать, такая выданная за несколько секунд тирада моментально взбодрила меня.

– А что Бобби говорит о твоих статьях? – поинтересовалась я.

– Замечания есть, но незначительные. В целом, он доволен. Пока, я первый претендент на должность второго редактора, – гордо закончила она.

– И ты молчала?! – громко воскликнула я, напрочь забыв, что вообще-то мы здесь не одни. – Это же просто охренеть, какая новость!

– Планировала рассказать после окончательного утверждения моей кандидатуры.

Мне хотелось надавать ей по голове за то, что скрыла от меня такую важную информацию. Но я ограничилась двухминутными возмущениями.

Мы ещё немного поболтали о всякой ерунде, и, когда время стало катастрофически поджимать, я допила остатки кофе и, поднявшись, надела пиджак.

– Мне пора. У нас сегодня совещание на полчаса раньше обычного. Без понятия, с чем связано, но это точно важно, – торопливо проговорила я и, обойдя стол по кругу, чмокнула в щеку недовольную нашим быстрым расставанием Стеф. – В следующий раз плачу я.

Потянув на себя стеклянную дверь, я вышла наружу, где мне сразу же в лицо подул резкий ветер. Он разметал волосы, и несколько тонких прядей, выбившихся из хвоста, прилипли к губам, щедро смазанным увлажняющей помадой со вкусом клубники.

Я вдохнула полной грудью. В майском утре витал аромат преддождевой свежести. Он переплетался с запахом кофе, уличной еды и нежно-медовым вкусом цветущих вишнёвых деревьев. Перед глазами мельтешили пешеходы, автобусы и жёлтые такси. Резкие автомобильные сигналы посвящались нерасторопным водителям, смешивались с лаем задирающей велосипедиста собаки и тут же тонули в играющей за углом странной музыкальной комбинации: R'n'B, громкая гитара и агрессивно мощный вокал.

Город Ветров.

Я люблю тебя разным.

Сегодня не было облитых солнцем небоскрёбов. Небо, с будто застывшими на месте громоздкими облаками, напоминающими однотонную серо-тягучую массу, открыто намекало, что не стоило выходить из дома без зонта. Дойти до офиса было делом десяти минут, и, решив не задерживаться, я быстро направилась в сторону пешеходного перехода, мгновенно вливаясь в толпу таких же спешащих по делам людей.

На светофоре разрешающим зелёным цветом моргали пятнадцать секунд, и, подойдя к началу нарисованных белой краской горизонтальных полос, я вдруг резко поняла, что не помню, куда положила свой телефон. Я замерла у самого края проезжей части, чувствуя лёгкие толчки в спину недовольных моей остановкой людей и, пошарив по пустым карманам пиджака, полезла в сумку, чтобы срочно найти пропажу. Слава богу, я не таскала с собой кучу ненужного барахла, и он довольно быстро нашёлся среди мелких предметов косметики. Радуясь, что не придётся возвращаться за ним в кафе, я подняла голову с неудовольствием отмечая, что секунды безвозвратно утекли и придётся законопослушно выждать ещё минуту.

Рядом со мной собралась небольшая кучка школьников с рюкзаками. Они хохотали и в шутку толкали друг друга плечами. Я не обратила на них особого внимания. А зря. Их толкотня оказалась не столь безобидна, потому что, когда кто-то из них со всей дури врезался мне в спину, я мгновенно вылетела на проезжую часть и только чудом сумела удержать равновесие. Я инстинктивно дёрнулась назад, и, наверное, это вмешательство потусторонних сил, не меньше, потому что тонкий каблук невероятным образом умудрился найти мелкую, невидимую для человеческого взгляда ямку на идеально ровном асфальте.

Гормон стресса мгновенно ударил в голову, удушающей волной страха стремительно разлился по клеткам и поднял пульс до оглушающего звона в ушах. И всё это за долю секунды до того, как нога подвернулась, и я, отчаянно размахивая руками, свалилась на асфальт, ощутимо проехавшись локтем по краю капота экстренно затормозившего чёрного седана.

В последний момент я машинально успела выставить руку, чтобы смягчить падение, потому что приземление на левое бедро могло повлечь за собой новый больничный. И если уж выбирать между двумя конечностями, я, не раздумывая, пожертвую верхней.

От боли, прострелившей до самой подушечки мизинца, потемнело в глазах, и я зажмурилась, чувствуя собирающуюся в уголках глаз влагу.

Где-то на периферии раздался хлопок дверцы и быстрые уверенные шаги.

– Где болит? – мужской незнакомый голос звучал спокойно. Никаких волнительных колебаний.

Я не могла ему ответить, потому что складывалось ощущение, что меня пропустили через электрический стул, в одночасье парализуя каждую клетку моего неуклюжего тела. Крепко стиснув зубы, я баюкала свою руку на груди, молясь, чтобы скорее отпустило и обошлось без новых переломов.

Чужие пальцы мягко, но решительно обхватили мой локоть и стали аккуратно массировать пострадавшее место, отчего я от удивления распахнула глаза, впиваясь взглядом в лицо незнакомого мужчины, сидящего передо мной на корточках.

Первое, что сразу же бросилось в глаза – татуировки. Чёрные линии различной толщины и формы извилисто поднимались из-под ворота простой белой футболки. Они плавно переплетались между собой, образуя странные фигуры, и уходили на заднюю часть головы, забирая шанс рассмотреть до конца столь закрученный и явно невероятно сложный в исполнении рисунок.

Незнакомец не смотрел на меня. Он с сознанием дела неторопливо разминал предплечье, скрытое тканью пиджака, спускался к открытой кисти, проходился лёгкими разминающими движениями по пальцам, даря приятную прохладу, и снова начинал сначала.

– Лучше? – участливо поинтересовался он, поднимая голову.

Какое необычное лицо…

Помимо журналистики, я увлекалась фотографией. Могла делать снимки для журнала компании по просьбе Эрика, но чаще это происходило непрофессионально, для удовольствия.

И мне было неплохо знакомо чувство эстетического наслаждения. Его можно словить даже, наблюдая за ползущим дождевым червём. Всё будет зависеть от того, что конкретно ты захочешь увидеть в тот или иной момент времени. И чаще всего кадры были спонтанными. Я могла запечатлеть необычную постройку или лужу, с расходившимися по ней кругами каплями дождя.

Но лица. Меня очень сложно зацепить лицом. Особенно мужским. А учитывая, сколько спортсменов побывало в кадре по требованию Эрика, я считала удивительно странным то, что этого парня я могла бы взять в объектив по собственному желанию.

До этой самой минуты такой человек существовал всего один.

Глубоко вздохнув, я молча кивнула. Стало значительно легче. Боль отступила и оставила после себя лишь отголоски колющих разрядов.

– Всё дело в защемлении локтевого нерва, – пояснил брюнет, не прерывая свои лечебные действия, которые порядком затянулись. Но я не торопилась его останавливать, продолжая с творческим интересом изучать его лицо.

В его облике не было никакой противоречивости. Он обладал особой мрачной притягательностью, выраженную в таких деталях, как: смуглый оттенок кожи, небольшой, но довольно глубокий шрам над тёмной густой бровью и резкая ложбинка над верхней, чётко очерченной губой. Никаких общих черт с тем, на кого я залипала ежедневно, испытывая то самое эстетическое наслаждение. Он был совсем другим, и я не понимала, что в нём такого особенного, что я вдруг решила схватиться за камеру.

– Он тянется от шеи и имеет два нервных окончания: на безымянном пальце и мизинце.  – Незнакомец поочерёдно помассировал каждый из них. – И именно здесь, – он через пиджак оттянул немного кожи на локте, – он имеет самое тонкое защитное покрытие. Поэтому и простреливает всю руку, словно током.