Аливель покачала седой головой и сокрушенно добавила:

– Бывает, и люди становятся хуже демонов.

Она замолчала надолго, и лицо ее стало скорбным. Никто не смел сказать ни слова, только слышно было, как потрескивают дрова в очаге да завывает ветер за окном. Старуха думала о чем-то своем, устремив невидящий взгляд в пространство. На миг показалось, что она впала в сонное оцепенение… Или даже умерла.

Наконец, будто спохватившись, она продолжала:

– Когда наступила полночь и мальчика положили на жертвенный камень, он не плакал, наоборот – улыбался. Дважды алгат-керем, главный служитель Киллха, заносил над ним жертвенный нож, изготовленный из черного обсидиана, и дважды опускалась его рука. Наконец, на третий раз он зажмурился, чтобы не видеть ребенка… И в тот же миг ослеп. Его глаза лопнули, как перезрелые виноградины, кровь потекла по лицу, но никто не заметил этого, потому что случилось чудо.

Аливель выдержала эффектную паузу, но, когда она заговорила снова, на лице ее играла улыбка мрачного торжества.

– Ночную тьму прорезал свет, подобный свету тысячи солнц. В небе взошло светило, какого никто не видел раньше. Огромный огненный шар, переливающийся всеми цветами радуги, приближался к земле, и мощь его вызывала восторг и ужас одновременно. Младенец на алтаре радостно залепетал что-то, протянул свои пухлые ручки – и тут же исчез, словно его никогда и не было.

И тут огненный шар взорвался, рассыпая фонтаны искр. Свет, беспощадно яркий, затопил все вокруг. Одни люди попадали на землю, стараясь прикрыть головы, другие, обезумев, бежали прочь, некоторые вдруг вспыхивали, как живые факелы, или просто падали замертво…

Страшно зарычал Киллх, но время его кончилось. Расступилась земля, и башня обрушилась сквозь нее. Так появился Аннун – обиталище проклятых душ.

Аливель покачала седой головой и тяжело вздохнула.

– С тех пор люди стали другими. Небесный свет, что они увидели в ту ночь, проник в их души, и они устыдились самих себя. Слуг Киллха убивали, как диких зверей, а бывало, они сами кончали с собой, не в силах больше жить под тяжестью совершенных грехов и преступлений.

– А что было дальше? – прошептала Вилма, жена деревенского трактирщика. Ее толстые щеки дрожали, глаза округлились от страха. Старая Аливель чуть улыбнулась в ответ, но маленькой Гвендилене в этой улыбке почудилось что-то жутковатое, нездешнее.

– Время идет, заживают раны… даже страшная расселина, в которую провалилась Стеклянная башня, постепенно закрылась. Лишь иногда в тех местах находят прозрачные камешки. Некоторые считают их драгоценными, но мудрые люди точно знают – это осколки Стеклянной башни! Ограненные, они сверкают и переливаются, но не приносят своим владельцам ничего, кроме горя, раздоров, безумия и смерти.

Она сдвинула седые брови и закончила спокойно и твердо:

– Жизнь человека полна страданий и потерь. Каждый стремится избежать их по мере сил. Люди боятся потерять имущество и близких, боятся болезней, смерти… Да много чего еще! – старуха невесело усмехнулась. – И все потому, что не знают, чего нужно бояться по-настоящему.

Она зачем-то опасливо оглянулась по сторонам и заговорила, понизив голос, почти перейдя на шепот:

– Бойтесь попасть в Аннун. Бойтесь этого больше всего! Там не светает и не темнеет, там всегда стоит сумрак, и по каменистым пустошам бродят неприкаянные тени. Им не дано ни уйти в свет, обретя спасение, ни возродиться в одном из миров, чтобы искупить свои грехи. Для них нет надежды… и нет участи страшнее, чем эта.

В доме все давно заснули, и старая Аливель отправилась восвояси, хлебнув доброго пива, что сварила мать, но Гвендилена не сомкнула глаз в ту ночь. Ей все чудился испуганный плач обреченных детей и злобный рык великана…

А еще – сумрачное, недоброе место, где вечно блуждают неприкаянные души.

С тех пор прошло немало времени, но историю об Аннуне Гвендилена не забыла. И сейчас она удивленно озиралась, словно узнавая уже знакомые места…

Непонятно было, почему она здесь одна. «Видно, я еще не умерла… – растерянно подумала девушка. – Давно известно, что живые не могут видеть мертвых, а мертвые живых!»

Только подумав об этом, Гвендилена заметила, как воздух стал сгущаться, обретая подобие формы, и совсем скоро перед ней возникла длинная череда серых теней. Тела их казались полупрозрачными, будто сотканные из легкой кисеи, и эти существа были похожи на людей… Но не совсем.

В каждом из этих созданий было что-то ощутимо неправильное, уродливое, жуткое. Здесь были изможденные, похожие на скелеты мужчины и женщины, протягивающие вперед исхудавшие руки, и безобразно раздутые толстяки, были слепые, и черные провалы вместо глаз выглядели особенно страшно, были женщины, прижимающие к себе мертвых младенцев…

Всех их, таких разных, объединяло неуловимое сходство. Гвендилена и сама не могла бы объяснить, в чем оно заключается – в выражении лица, взгляде, движениях… Словно большая семья собралась на празднике, чтобы выпить пива, обменяться новостями, а потом усесться за общим столом.

И ей, вполне возможно, предстоит стать главным блюдом!

Они все приближались, и Гвендилена видела, как их руки тянутся к ней. Она испугалась, что сейчас эти чудовища растерзают ее, но вышло иначе – может быть, еще страшнее.

Все взгляды разом устремились на нее – точнее, на венец у нее на голове. Казалось, изумрудно-зеленый глаз у нее надо лбом действовал на них гипнотически… Камень имел особенную власть и облекал этой властью любого, носящего его, как облекает властью королевская корона. Теперь уродливые тени стали вдруг на диво любезны, даже подобострастны. Они почтительно кланялись, расступались перед ней, на жутких лицах Гвендилена видела заискивающие улыбки.

Но это вовсе не радовало девушку, напротив – пугало еще больше! Путь, что открывался перед ней, вел прямо к башне, возвышающейся вдалеке. Остов знаменитой Стеклянной башни, созданной древним колдовством, вызывал такой темный ужас, что хотелось бежать прочь без оглядки, и вместе с тем Гвендилена чувствовала всем своим существом, что она обречена и у нее нет другого пути, только туда…

Словно завороженная, она сделала несколько шагов, но вдруг опомнилась. Покорно погибать, как овца на бойне, идти навстречу уготованной судьбе? «Ну уж нет! Верно же когда-то говорила мать, что ничто в жизни не дается даром… Если из-за красивой безделушки я оказалась здесь, то пропади она пропадом!»

Последним отчаянным движением Гвендилена сорвала с себя венец и швырнула в толпу, а потом с разбегу бросилась в озеро. Лучше уж утонуть, чем стать жертвой этих нелюдей или, того хуже, стать одной из них!

Вода обожгла холодом, но девушка отважно нырнула в глубину. До последнего момента, когда силы окончательно покинули ее и сознание погасло, она надеялась, что призраки не умеют плавать и не бросятся вслед за ней.

О том, чтобы спастись, она уже не думала.

Гвендилена пришла в себя от холода. Вокруг было темно, и девушка не сразу сообразила, что уже наступила ночь. Шел дождь, холодные тугие струи били прямо в лицо… Бушевала гроза, и темноту разрывали лишь яркие вспышки молний.

Айя лежала чуть поодаль. Гвендилена бросилась к ней, но, сколько ни трясла, ни тормошила, тело оставалось бесчувственным, холодным и странно тяжелым. Вспышка молнии осветила ее лицо, и, заглянув в широко распахнутые пустые глаза, Гвендилена невольно отшатнулась. Только сейчас она поняла, что сестра умерла…

И она сама убила ее.

Это было так страшно, что Гвендилена застыла на месте, прижав руки ко рту. Хотелось крикнуть: «Я не хотела! Это произошло случайно… Я не виновата…» – но слова будто застряли в горле. Непоправимость происшедшего сводила на нет все оправдания, превращая их в жалкий, беспомощный лепет.

Что сказать, если Айя больше не встанет, не засмеется, не перекинет через плечо тяжелую косу, перевязанную алой лентой… Не бывать ее свадьбе с Вилердом, и платье, что мать любовно вышивает уже третий месяц, так и останется ненадеванным.