— Небось, что в командировку поехал, — предположила я. И удивилась, что голос у меня звучал совершенно спокойно. Расслабленно. Безразлично. Потому что, конечно, конечно же! Эта история не имела и не могла иметь ко мне никакого отношения. Мало ли Антонов на свете.
— Видимо, — пожала плечами Оля. — Полетел с женой в Кельн. А она там надышалась воздухом свободы или, может, заподозрила неладное… Сказала, что домой одна не поедет. Либо Антон возвращается вместе с ней, и будет у них нормальный семейный праздник. Дети, бабушки, дедушки, стол с оливье, подарки под елкой. Либо она едет с ним дальше в Париж. Вот, с друзьями как раз познакомится.
— Классно, — пискнул кто-то из девчонок из темного угла комнаты. — А тебе-то он что пишет?
— Оля, Оля, ну, подскажи. Что мне ей сказать? А второй что сказать? Как мне не спалиться? Ну, я ж от Светы уходить не хочу… Но я эту поездку так давно планировал. Как мне Вальке всё объяснить? Вот невезуха, аааа! И всё такое. Вертится там, как уж на сковородке.
— Бедняжечка, — желчно сказала Ирма. — Может, поджарит себе бочок и поумнеет?
— Вряд ли, — Оля махнула рукой. — Он сколько лет женат, так ни одной юбки не пропускает. Всё время то одна, то две на стороне…
Я медленно поставила бокал на тумбочку и стала пробираться к выходу из комнаты, спотыкаясь в темноте о чужие ноги и сваленные на пол диванные подушки. Вышла в коридор, подошла к высокому старому зеркалу в деревянной раме и прислонилась к нему лбом. Холодненькое. Закрыла глаза. Открыла глаза. Хватит себе врать, что всё в порядке. Ты раньше ни разу не видела Олю, но ее лицо кажется тебе знакомым не просто так. Она похожа на Антона. И детали истории. И имя любовницы. в конце концов! Все сходятся. Любовница. Какое… слово. Неудобное. Не мое.
Я сжала зубы, быстро прошла на пустую кухню, уселась на подоконник. Достала телефон и ткнула на иконку быстрого вызова с фоткой Антона.
6. Лучший праздник в году
В общей сложности я позвонила семь раз. Три раза, пытаясь не расплакаться на чужой кухне. Два раза из такси. И два раза уже из дома. Трубку Антон так и не взял. А потом и вовсе отключил телефон.
Внутри меня как будто все заледенело. Я легла спать, не проронив ни слезинки, и впервые за последние пару дней не положила телефон под подушку, а оставила его на столе.
И, конечно же, в восемь утра он позвонил.
— Алло? — сказала я, не открывая глаз. Мне, в принципе, вовсе их открывать не хотелось. За ночь проблема — или обида? или разочарование? как назвать это чувство, которое сковало сердце и кололо в груди острыми кристаллами льда при каждом вдохе? — никуда не делась. Лучше просто спать и ни о чем не думать. Как медведь в берлоге, до весны. А там, глядишь, распустятся подснежники, начнет греть солнышко, и мое сердце оттает. Может быть.
— Валь? — прошептал Антон в трубку. — Ты чего звонила? Что-то случилось? Прости, я телефон в ресторане забыл, мы вчера на ужин…
— Привет, — я потерла лоб, пытаясь понять, что тут можно сказать. Заготовленные фразы почему-то разлетались непослушными словами во все стороны и кружились вокруг, не давая ухватить нужное. — Слушай, ты же в Питере?
— Да, — он сказал это уверенно, но голос, кажется, дрогнул. Совсем чуть-чуть.
— Мне внезапно дали отгулы перед праздниками. Давай я прилечу к тебе и…
— Это будет не очень удобно.
— Кому?
— Мне, — теперь он говорил раздраженно. Как будто выговаривал маленькой девочке. — У меня же работа, встречи, коллеги. Совсем не будет времени тебя развлекать.
— А меня и не надо развлекать. Я не ребенок. Даже в аэропорту встречать не надо. Просто скажи, в какой гостинице ты остановился, и я постараюсь забронировать номер там же. Или поблизости.
“Тош, с кем ты разговариваешь?” — вдруг услышала я на заднем плане. Наверно, Антон не успел зажать рукой микрофон. А может, не ожидал, что его застукают за разговором со мной… От этого “Тош” мне стало так тошно, что я окончательно проснулась.
— Или ты говоришь мне название гостиницы, или…
— Или что? — возмущенно прошипел он. — Что за ультиматумы, ты там что…
— Я там что? Я там что?! Давай объясню.
— Уж постарайся.
— А ты когда жену селил в гостиницу в Кельне, ты же не менял номер бронирования, да? Просто заменил мое имя на ее? — я сказала это, чтобы позлить и уязвить Антона, а потом поняла... Точно ведь. Я могу позвонить в гостиницу и узнать, остановился ли там господин “такой-то” с супругой. Даже если Антон сейчас соврет.
Но врать Антон не стал.
— Доложили, значит… — пробормотал он и отключился.
Просто отключился. Не стал ничего объяснять. Не стал со мной говорить.
Просто отключился.
А я осталась сидеть на полу — даже не помню, как я там оказалась, наверно, села мимо стула? — с телефоном, зажатым в руке так крепко, что его края потом отпечатались синяками на ладони.
Наверно, стоило заплакать, но вместо этого я поднялась и, насвистывая, пошла на кухню жарить яичницу. Заплакала я через два часа, когда открыла почту и обнаружила письмо от авиакомпании об отмене моих билетов.
Когда слезы высохли, я написала Антону:
“Очень мужской поступок. Ты ничего не хочешь объяснить?”
“Зачем что-то объяснять, если ты сама себе все придумала?”
“То есть это я придумала, что ты женат?”
“Ты меня об этом не спрашивала”.
“Я не думала, что ты на такое способен”.
“Какое такое? Можно подумать, тебе было плохо со мной”.
“Если бы я знала, что ты женат, я бы не начинала эти отношения”.
“Хочешь сказать, что я неправильный? Виноватым меня выставить?”
“Хочу сказать. что в моем мире люди так не поступают?”
“У тебя мир розовых пони и волшебных эльфов? Это жизнь, Валь. Я тебя любил. И люблю. Но обстоятельства иногда против”.
“Если бы ты любил меня, то не поступил бы так”.
“Я что, должен был развестись?”
“Ты не должен был давать мне надежду”.
“Надежду? Я тебе что-то обещал разве?”
Тут меня затрясло и стало больно дышать. Сидеть за столом. Быть живой.
“Да! Обещал! Ты обещал новогоднюю сказку! Обещал чудеса и дальние страны! А теперь сдал билеты. Всё сломал. Да как ты вообще мог со мной так поступить?”
А потом немного подумала и добавила:
“Сволочь”.
“Знаешь, что, — немного помолчав, написал мне Антон. — Хочешь новогодней сказки? Отправляйся к своим волшебным эльфам”.
Да уж. Так замысловато меня еще никто не посылал.
Я посмотрела на экран телефона, зачем-то подышала на него, поскроллила историю переписки туда-обратно, а потом стерла ее и добавила номер Антона в черный список.
Не помню, как прошли следующие дни. Я зачем-то выходила из дома, что-то ела, куда-то ходила… иногда. А большую часть времени лежала на диване, с головой накрывшись пледом, пела себе “нет-нет-нет, мы не думаем о прошлом” и кусала костяшки пальцев.
Потом наступил канун Нового года.
Под вечер тридцать первого пошел мелкий сияющий снег, а температура упала до минус тридцати пяти. И меня нестерпимо потянуло на улицу, в черно-белую ночь. Когда-то в детстве я читала фантастический роман Беляева “Продавец воздуха”, и навсегда запомнила момент, когда девушка снимает скафандр в тоннеле со сверхнизкой температурой. И мгновенно превращается в ледяную статую, которая ломается в руках у ее любимого.
Меня тянуло выйти на мороз, дойти до Плотинки, сесть на набережную, глядя на лед, и замерзнуть. Странное желание. Но очень притягательное. И я не могла ему сопротивляться… Да и не хотела.
Я специально надела черное осеннее пальто, самое красивое и почти совсем не греющее, специально не взяла с собой шапку и перчатки. Вышла из дома и зашагала, куда глаза глядят, чувствуя, как холод кусает за щеки, а снежинки падают на ресницы и не тают. Иногда мимо проходили компании с бенгальскими огнями, проезжали такси с веселыми людьми, а я шла куда-то и думала о том, какая все же глупая получилась у нас история. И тут меня толкнул плечом встречный прохожий. Так сильно, что я поскользнулась, потеряла равновесие и упала на тротуар.