— Спасибо-спасибо-спасибо! — я сжала кулаки так крепко, что ногти больно впились в кожу на ладонях. Это был тот самый волшебный выход. Кривой, конечно, и немного нелепый… Ничего. Поработаю на аутсорсе, наберусь опыта. Через какое-то время можно будет попробовать или сюда вернуться, или в какую-нибудь другую фирму…

Уволилась я завтра. Антону ничего решила не говорить, а то вдруг еще решит, что я хвастаюсь, на какие жертвы решила пойти ради нашей поездки. Ни к чему это. Запас денег на жизнь остался совсем небольшой, но я решила, что лучше не буду искать подработку, а потрачу последние дни декабря на учебу. Нашла интересный курс и с головой погрузилась в блендеры и шейдеры.

Однако дня через три Антон сам поднял эту тему.

Мы завтракали у меня дома, снег за окном падал крупными хлопьями, было еще совсем темно и где-то во дворе ворчал трактор, чистил дорогу для машин.

— Слушай, я тут подумал… — Антон откусил от круассана, поперхнулся и закашлялся. Потом я его стучала по спине, мы стряхивали со стола крошки, целовались и стирали с джинсов Антона малиновый джем, который подло решил покинуть круассан в самый ответственный момент. И продолжился разговор только через несколько минут. —...Я подумал, что тебя, ж, наверно, с работы могут не отпустить?

— Да нет, все окей, — улыбнулась я. — Все в порядке.

— Нет, заяц, так нельзя… — обеспокоенно сказал Антон, притянул меня к себе и поцеловал в нос. — Ты ж на испытательном сроке. Мало ли, как начальство воспримет отъезд…

— Да я уже договори…

— Короче, ты прости, я решил за нас обоих, но подвернулся хороший вариант поменять билеты. Правда, разными рейсами придется лететь… В общем, отправимся сразу в Париж, тридцатого числа.

— Как в Париж? — растерянно спросила я, чувствуя, что сейчас расплачусь.

— Вот так, — кажется, Антон не замечал моего состояния. Хотя обычно отлично чувствовал перемены настроения. — И еще, мне придется уехать в командировку двадцать второго. Сюда возвращаться не буду, полечу туда напрямую из Питера. Встретимся уже в Шарль де Голле. Романтично, да?

— Очень, — прошептала я.

Двадцать четвертого декабря, когда мы были должны бродить по рождественской ярмарке в Кельне, есть фирменные немецкие колбаски, ловить губами снежинки и обниматься, я сидела дома, завернувшись в самый теплый плед, и честно пыталась не страдать. Это получалось плохо.

Антон уехал два дня назад, сухо написал мне “Долетел” и замолчал. Я проверяла телефон каждые полчаса, боясь пропустить весточку от него, но каждый раз — ничего. Ни “Доброго утро, мур!”, ни “Спокойной ночи, сладких снов ;)”, которые он раньше обязательно присылал мне в те дни, которые мы не ночевали вместе. Я успокаивала себя мыслями, что работа занимает все его мысли в командировке, и буквально била себя по рукам, чтобы не начать пинговать сообщениями: “Как ты?”, “Я скучаю” и прочими очевидными глупостями. В конце концов, он наверняка в курсе, что я скучаю. Будет минутка — напишет. А даже если не напишет… Что я, неделю не потерплю? Совсем скоро мы встретимся в Париже!

Учеба почему-то не лезла в голову. Я постоянно отвлекалась, дергалась от звука сообщений на телефоне, но это был обычный предновогодний спам от магазинов. Распродажи, скидки, призывы ударно подготовиться к праздникам. “Да-да, — ехидно прошептал внутренний голос. — Ты вот уже подготовилась. Отлично все устроила, да?”

— Да, — прошептала я и швырнула телефон с размаху.

Хотелось об стенку или об пол.

Но духу хватило только кинуть его на кресло.

Чтобы и пар выпустить, и не покупать потом новый.

Словно обидевшись на такое обращение, телефон затрясся и начал жаловаться на жизнь голосом солистки из группы Nightwish. Господи, неужели? Я бросилась к нему, подхватила, поднесла к глазам… и разочарованно выдохнула:

— Алло?

Нет, это был не Антон. Снова не он.

Звонила Ирма, коллега с прошлой работы, с которой мы иногда встречались за чашечкой кофе и болтали о жизни. Уже не приятельница, еще не подруга, просто очень приятная, милая и всегда веселая.

— Валь? — немного смущенно спросила она. — Мы тут с девчонками решили гадать… Не подумай ничего дикого, просто дурачимся! Нашли старинную книгу, хотим кидать сапоги с балкона в спину прохожим, воск плавить, в зеркала глядеть. А еще печь хлеб с цукатами! Потом засидеться за полночь и смеяться шепотом, негромко, чтобы соседи не стучали по трубам. Хочешь с нами?

— Я… — первым желанием было отказаться, а потом я подумала — а что теряю-то? Одинокий вечер дома, игру в гляделки с молчаливым телефоном? — Я хочу, спасибо! Куда ехать?

Через час я звонила в дверь Ирмы. Она жила рядом с вокзалом, в сталинке с узкими коридорами и высоченными потолками, которая удивительно подходила по атмосфере к задуманному веселью. Сначала я боялась, что буду чувствовать себя белой вороной в давно сложившейся компании, но оказалось, что многие друг друга совсем не знают.

​​— Я позвала всех, о ком вспомнила, — улыбнулась Ирма. — Захотелось устроить традиционные девичьи посиделки, когда вся деревня сидит на завалинке…

— Думаешь, на твою завалинку весь Екатеринбург поместится? — подозрительно спросила худенькая брюнетка с острым носом. Кажется, я ее уже где-то раньше видела.

— У меня вовремя кончился список контактов, — фыркнула Ирма и срочно перешла от слов к делу. — Смотрите, девчонки, вон там мешок со старой обувью. План таков. Одна кидает сапог через плечо в окно, остальные смотрят и командуют… Чтобы прохожих во дворе не было!

По-моему, я с детства так не хохотала. Мы кидали сапоги, тайком бегали во двор их собирать, прятались от соседей, которые решили выяснить “что за дикие дети обувью в окно швыряются!”, гадали на кофейной гуще, лили воск в воду и толковали получившиеся абстракции, спрашивали у незнакомых прохожих, как их зовут, варили глинтвейн и грог, ели арахисовое печенье и шоколадки, и за последние два часа я ни разу не вспомнила о том, что телефон до сих пор молчит!

А потом собрались в гостиной, зажгли свечи и стали рассказывать новогодние истории. Разные. Веселые и грустные, волшебные и не совсем. Про то, как чей-то пес утащил из-под елки все подарки и их сожрал, как чей-то брат решил выследить Деда Мороза во время празднования на даче и застрял в трубе дымохода, как сбывались мечты, как исполнялись желания и как разбивались иллюзии… В жизни всякое бывает. Слушая эти истории, я окончательно перестала расстраиваться. В самом деле, что такого в чуть изменившихся планах, когда впереди зимнее счастье?

— Уж кому не повезло с этим новым годом, так моему двоюродному братцу,  — сказала остроносая брюнетка Оля, когда очередь рассказывать перешла к ней.  — Сам выкопал себе яму, а теперь сам же пытается из нее выбраться. И было бы даже смешно, если бы не так грустно! Пишет мне, жалуется. “Посоветуй, что делать, ты же де-е-евочка…”

— Что посоветовать-то?

— Посоветуй “что делать?” Вечный вопрос русской интеллигенции, — она фыркнула и отпила глоток вина. — Короче, совсем обнаглел и собрался праздновать с любовницей. Потому что, видите ли, жена детьми занята и все равно от годовалых близнецов никуда не денется. Наплел ей, что с друзьями уезжает… Он так регулярно делает. Дома не ночует: то командировка, то с коллегами на дачу, то еще чего. Ну, знаем мы эту дачу. И тут собрался усвистать на две недели.

— Мо-ло-дец, — веско заметила Ирма. — Отлично устроился. Жена с детьми дома, а он — в вояж.

— Ага. Только что-то пошло не так. Светик, то есть жена, мягкая у него, ми-ми-мишная… Но если рогом упрется, то кто не спрятался, получит по шее. И тут ее переклинило, что у нее крыша едет от дня сурка и детских растущих зубов, а Антоша намылился самоустраниться.

Так. Сердце пропустило удар. Я чуть не выронила бокал и в последнюю секунду, очнувшись, сжала пальцы. А Оля продолжала:

— Закатила ему истерику. Делай, что хочешь, но я с тобой поеду. С мамой своей договорилась, со свекровью доболталась, няню взяла. Братик заюлил: ой-ой-ой, ну, как же так, как ты надолго от деточек уедешь… Ну, давай я планы поменяю, вместе Рождество в Европе встретим, пока там праздник и все украшено, а потом ты домой, а я — к друзьям. И волки сыты, и пастухи довольны. Уж не знаю, что он там любовнице наплел.