Но все было напрасно. Отец все чаще переносился в воображаемый мир, и у Евы создавалось впечатление, что он ушел вместе с мамой. Тогда она сдалась и переключила все внимание на Тима, по которому равнодушие отца ударило сильнее, чем по ней. Вот только он выбрал совсем другой способ привлечения отцовского внимания – влипал во все неприятности, которые только мог найти.

Но что, если отец все это время хотел вернуться в Розенбург? Что, если их постоянные переезды по Европе ему совсем не нравились? Но почему тогда ни разу за все время он не приехал сюда вместе с ними? Столько вопросов – и ни одного ответа. И Ева решила, что, как только придет дядя, она постарается выудить у него информацию. А Тиму пока об этом знать совсем необязательно.

Вдруг что-то мягкое и влажное дотронулось до ноги Евы, и она едва не подскочила на месте. Но это оказался всего лишь Вольт, который ткнулся в нее носом.

– Господи, ты сегодня точно решил довести меня до удара! Ты что, ходишь на цыпочках? – воскликнула Ева, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Да уж, нервы у нее точно стали ни к черту.

Вольт прижал уши к голове и покорно лег у ее ног. Почему-то он предпочел остаться с ней, а не с Тимом, и сейчас, куда бы она ни пошла, пес весом с небольшого бычка следовал за ней.

– Ладно, мальчик, пора приниматься за дело, – не в силах злиться на пса, Ева погладила его по лобастой голове. Тот облизнул ее руку, и она засмеялась.

Задача перед Евой стояла нелегкая. Казалось, со времени их отъезда дядя не тронул ни одной вещи в доме. Пыль устрашающим слоем лежала на бронзовых абажурах, стеклянных столиках и пожелтевших книгах. Витражи покрыла ажурная сеточка паутины. Всевозможные предметы мебели, гобелены, книги и диковинные статуэтки были хаотично разбросаны по всему дому.

Ева вооружилась арсеналом для уборки, который отыскала в кладовой, и принялась за дело. Она переходила из комнаты в комнату – спальни, гостевые, библиотека, ванные… Комната дяди была заперта, однако, кроме этого, нигде замков больше не было, так что она немного успокоилась. А что, мало ли, какие секреты он мог скрывать столько лет…

Ева не решилась что-либо выкидывать, хоть она и считала, что как минимум половине вещей самое место на свалке. Но она ограничилась тем, что постаралась придать этому хаосу хотя бы относительный порядок.

Проходя мимо портрета своей семьи, Ева остановилась и хотела протереть раму, но обнаружила, что пыли на ней нет. Что ж, кажется, за чем-то дядя все же следил. Значит, семья была дорога ему. Но тогда почему он так нелюбезно принял их?

Ева в задумчивости провела пальцами по лицу своей мамы. Анжелика Оленская… Какая же она была красавица! И пусть все говорили, что Ева очень похожа на нее, но она знала – никогда она не будет так же красива, как ее мама. Еву с ее золотисто-каштановыми кудрями, голубыми глазами и фарфоровой кожей часто называли хорошенькой, как ангел. В то время как ее мать была красива страстной демонической красотой, которая покоряет с первого взгляда. И, сколько Ева ее помнила, она обладала такой сильной энергетикой, что вдыхала жизнь во всех вокруг себя. А Еве это так и не удалось…

Снизу послышался хлопок двери, и по грузным энергичным шагам Ева поняла, что дядя Филипп вернулся домой. Она невольно вздрогнула. Неужели уже вечер? Ева вдруг почувствовала себя преступницей, прокравшейся в чужой дом. Она спустилась по лестнице, специально создавая как можно больше шума.

– Добрый вечер, дядя Филипп! – громко поздоровалась она.

Дядя вздрогнул и резко повернулся к ней. Его лицо на секунду отразило такую угрозу, что Ева невольно отступила назад. Но уже через мгновение он спохватился.

– Извини, – пробормотал он, смущенно проведя рукой по небритому подбородку. – После того, как больше десяти лет живешь один, тяжело привыкнуть к присутствию других людей в доме.

– Неужели вы были совсем одни? – хитро спросила Ева. – И у вас за все это время не было подружки?

Дядя, не моргая, уставился на Еву, и она вдруг испугалась, что он разозлится ее нескромному вопросу. Но он вдруг усмехнулся, и в его черных глазах на секунду отразился былой огонек.

– Никого настолько важного, чтобы привести сюда, – ответил он.

– Значит, ни одна не оказалась достаточно хороша для вас? – продолжила Ева в той же манере. – Впрочем, это объяснимо, учитывая, какое высокое положение раньше вы с отцом занимали в городе. Не так ли?

Ева сказала это как можно невиннее, но дядя Филипп мгновенно нахмурился. Кажется, ему совсем не понравилось то, что Ева постаралась подловить его.

– Ну и какая сорока успела нашептать тебе на ушко столько интересного? – хмуро спросил он.

Ева хотела соврать, но в этом не было смысла. Если она хочет получить правдивый ответ, ей тоже не стоит юлить.

– Алика, – нехотя призналась Ева. – Не знаю, как ее фами…

– Ах, ну конечно! – раздраженно воскликнул дядя Филипп. – Девчонка Вершининых! Как это я сразу не догадался, что без нее не обошлось? Кто бы сомневался, что она расскажет тебе все сплетни, начиная с семнадцатого века!

Он сбросил длинное черное пальто, повесил его в гардероб и быстро, как разъяренный коршун, ушел на кухню.

– Между прочим, она оказала мне услугу! Лучше мне было узнать все заранее, а не чувствовать себя полной дурой, когда на меня будут пялиться все подряд! – крикнула ему вслед Ева и бесстрашно последовала за ним. – Так что, может, вы сами все расскажете…

– Ты что, ограбила магазин? – недоуменно перебил ее дядя, заглянув в холодильник. Видимо, обилие нормальной еды показалось ему более странным, чем доисторические экспонаты в доме.

– Вроде того, – пробормотала Ева, недовольная тем, что он ушел от темы. – И я приготовила лазанью. Ну, то есть… – она запнулась. – Просто купила замороженную, но это ведь неважно, да?

– Хм. Я… В общем… Спасибо, – кажется, дядя сильно смутился. В любом случае, он смотрел на нее уже не так убийственно.

– О, да пустяки. И еще я немного убралась в доме. Не обижайтесь, но он выглядел так, словно здесь сто лет никто не живет… – начала Ева, стараясь умаслить его. Но это неожиданно вызвало обратный эффект.

– Меня вполне устраивало, как здесь все выглядело! – рявкнул дядя таким грозным тоном, словно Ева пригласила сюда строителей и предложила им снести полдома.

– Я всего лишь вытерла пыль и грязь и разложила вещи по полкам, – обиженно сказала Ева, не понимая, что она такого сделала. Но дядя, кажется, уже устыдился своей вспышки.

– Ладно. Ничего страшного, – словно через силу процедил он. – Просто… Я привык к тому, как здесь все устроено. Поэтому не трогай здесь ничего, ладно?

«Не трогать ничего? Господи, можно подумать, здесь есть что-то, что он старается от меня спрятать. Иначе откуда такая странная реакция?» – недоуменно подумала Ева.

– Ладно, – только и ответила она, твердо решив закрывать глаза на чудачества дяди. – Садитесь, я разогрею лазанью.

Ева засунула блюдо в духовку, и скоро кухонька наполнилась запахами свежей пасты, томатного соуса и расплавленного сыра. Пока лазанья готовилась, Ева сварила кофе, вспомнив о том, что у папы всегда была привычка выпивать чашечку после рабочего дня. Закончив приготовления, Ева поставила перед дядей тарелку с лазаньей и села за стол напротив него. Дядя, буркнув «спасибо», принялся за еду. Ева молча наблюдала за ним.

Некоторое время он пытался не замечать ее пристального взгляда, но вскоре не выдержал.

– Слушай, Ева, спасибо, и все-такое, но не могла бы ты не пялиться, как я ем? У меня кусок застревает в горле, – мрачно сказал он.

– Ладно, – нехотя сказала Ева, недовольно закусив губу. Кажется, придется ей смириться с поражением. Она встала и начала подниматься в свою комнату, но голос дяди вдруг остановил ее.

– Ладно, ладно! Спрашивай, что там тебя интересует, – безнадежно махнул рукой он, отставив тарелку. – Но, предупреждаю, рассказывать здесь совершенно нечего.

– Отлично! – обрадовалась Ева неожиданной победе и быстро вернулась на место. – Это правда, что Оленские – одна из самых уважаемых семей в Розенбурге? – торопливо выпалила она, боясь, что дядя передумает.