Ефимович положил тело на землю и развернул плащ, чтобы показать ужасные раны. В толпе послышались испуганные возгласы.

- Нет, - продолжил принц, - такой поступок тоже был бы трусостью. Я напишу эпическую поэму о ее жизни. Благодаря мне Ульрика будет жить вечно.

- Как это произошло?! - потрясенно воскликнул профессор Брустеллин. - Ради Сигмара, Ефимович, как это произошло?

- Это сделала Тварь, - ответил главарь бунтовщиков. - Она убила ее.

- Тварь, Тварь, Тварь, - распространилось известие.

Ефимович почувствовал эмоции, обуревающие собравшихся: горе, ужас, гнев, ненависть.

- Смерть Твари! - раздался возглас.

- Да, - поддержал Ефимович. - Смерть Твари!

Он схватил окровавленную бархатную мантию и взмахнул ею.

- Я не видел лица убийцы, но нашел вот это!

Все знали, что это означает.

Толпа прочешет весь город в поисках аристократов, придворных, дворцовых слуг и дипломатов. Всех, кто носит зеленый бархат. Затем начнется кровавая бойня. Революция.

- Смерть зеленому бархату! - закричал Ефимович.

И наутро, когда люди Императора проснутся, начнутся репрессии. Город будет разрушен во время переворота, великие будут унижены, а низшие возвышены.

- Смерть зеленому бархату! Смерть Твари!

Ефимовича подняли на плечи и понесли, подхватив и многократно усилив его клич. Он снова и снова слышал слово «смерть», которое скандировали тысячи голосов, слившихся воедино.

Переступив через тело Ульрики, толпа двинулась по улице Ста Трактиров.

Ефимович вознес молитву Тзинчу, Меняющему Пути, и почувствовал, что Силы Хаоса довольны им.

Милица вспомнила все движения, которые знала, и позволила музыке течь сквозь себя. Может, она и была толстой, но прекрасно владела своим телом. Она точно знала, что делала.

Этьен уже покорился ей, поэтому она выкинула мысли о нем из головы, сосредоточившись на других.

Как обычно, ступив в круг света, она вычислила потенциальных клиентов. Проще всего было завоевать молодых мужчин, особенно тихих, замкнутых и немного застенчивых. Именно они, воспламеняясь быстрее всех, развязывали кошельки и доставали монеты.

Днем гном задал ей жару, и Милица не была уверена, что готова к новым утехам с любовником нормального роста. Но, в конце концов, оно того стоила. Каждый пфенниг приближал ее освобождение от Гропиуса и «Клуба фламинго».

Танцовщица наметила двух наиболее вероятных кандидатов.

Первым был паренек, который сидел около сцены и едва сдерживал себя. Двигаясь в такт музыке, Милица постоянно оказывалась рядом с ним. Когда представился благоприятный случай, она наклонилась и потрясла плечами. Затем, позволив шарфику соскользнуть, она погладила себя по невероятно большой груди. Обычно это заводило болванов-зрителей.

Номер Два был, вероятно, старше и спокойнее. Он сидел позади, поэтому его лицо оставалось в тени, однако у танцовщицы сложилось впечатление, что это молодой человек приятной наружности. Он изображал полное безразличие, однако Милица поняла, что его равнодушие напускное. Юноша старательно отводил взгляд, что свидетельствовало о его заинтересованности.

Мальчик в первом ряду был более легкой добычей, а Номер Два - более стоящей. Сделав первый шаг, он наверняка покажет себя настоящим бойцом.

«Здесь назревает что-то странное», - подумала танцовщица. Бретонский гном и его катайский дружок явно что-то замышляли. Впрочем, каждый из присутствующих преследовал свои интересы. В этом Милица ничуть не отличалась от остальных.

Ухватившись за прочную занавеску, она подтянулась и изобразила ногами ножницы в воздухе. Рослый выходец с севера одобрительно гикнул, а красивая женщина, сидящая перед ним, одарила ее убийственным взглядом, который становился все злее с каждой минутой.

Танцовщица снова переключилась на мальчика с первого ряда, устроив для него небольшое приватное представление. Она распустила платок на поясе, так, чтобы драгоценный камень, закрепленный в пупке, блеснул в луче света, затем взмахнула легкой тканью, задев нос парнишки. Мальчик вздрогнул от неожиданности, но рассмеялся.

Опустившись на колени, Милица обвила шарфик вокруг шеи подростка и потянула. Юнец не мог оторвать взгляда от ее груди. Кстати, украшений на нем было не меньше, чем на придворной даме. Лицо мальчика казалось знакомым, однако искусительница не могла припомнить, где его видела.

Двое вооруженных мужчин направились к ним с явным намерением спасти своего подопечного от удушения.

Танцовщица убрала шарфик и попятилась, покачивая бедрами.

Внезапно она поняла, где видела это лицо раньше. Профиль малыша напоминал что-то очень дорогое ее сердцу. Естественно, ведь он был изображен на кронах, которые чеканил Карл-Франц.

Мальчик с первого ряда выбывал из состязания. Милица была амбициозна, но она знала границы дозволенного.

Будущий Император был разочарован, но его телохранители, облаченные в доспехи, вздохнули с облегчением.

«Может, через несколько лет», - подумала Милица. Возможно, паренек ускользнет от своей охраны и разыщет ее. В конце концов, императоры тоже были мужчинами.

Флейтист впал в экстаз. Танцовщица слышала, что он был полуэльфом или что-то вроде того. Она двигалась все быстрее, освобождаясь от оставшихся шарфиков.

Женщина устала трясти грудью, и у нее заболела лодыжка, однако она продолжала танцевать.

Этьен хлопал в такт музыке, а северянин подпевал. По крайней мере, половина аудитории оценила ее выступление.

«Интересно, а как насчет катайца?» - подумала Милица.

Миеле из «Фламинго» рассказывала, что однажды обслуживала катайца. По ее словам, это было потрясающе. Ее клиент оказался мастером каких-то мистических искусств, что привело к результатам, превысившим все ожидания.

Нет, катаец был слишком занят своими мыслями и вообще не обращал на нее внимания.

Остается Номер Два.

Танцовщица спрыгнула со сцены, едва не покатившись кувырком, и направилась к Застенчивому Фехтовальщику.

Его будет сложно расшевелить, однако она еще ни разу не потерпела неудачи.

«Милица, - как-то сказала ей Миеле, - ты могла бы соблазнить и статую Сигмара».

Пышнотелая красотка высунула язычок и облизнула губы.

Номер Два сжался и спрятался в темноте.

Аккуратно, аккуратно…

Танцовщице было жарко, и пот, как капли масла, стекал по её телу.

Придется потрудиться, но она не перестанет танцевать…

Вольф бежал, спасаясь не только от ведьмы и ее спутника, вооруженного ножом, но и от тьмы в своей душе.

Труди погибла. И ведьма показала, как он убил ее.

Он достиг улицы Ста Трактиров, по которой катилась толпа, жаждавшая крови.

Волна страха и гнева накрыла Вольфа.

Его оттеснили к «Пивоварне Бруно» и прижали к стене. Грудь юноши болела от нанесенных им самим ран.

Молодой человек попытался освободиться, но услышал громкий страдальческий вскрик над самым ухом.

Только тут он заметил, что острие его крюка вонзилось в спину какому-то мужчине.

Юноша хотел извиниться, но с его губ срывались только бессвязные звуки. Он почти рыдал.

Крюк отцепился, и незнакомец пошел дальше. По его спине текла кровь, но, судя по всему, он даже не обратил на это внимания.

Перед «Матиасом II» была расстелена зеленая бархатная дорожка, которую безумная толпа разорвала в клочки.

- Смерть зеленому бархату!

Вольф ничего не понимал.

Он увидел среди горожан смутьяна Ефимовича, яростно размахивающего руками.

Брат выборщика решил пробраться в переулок между двумя трактирами, ориентируясь на шум текущей воды.

Наконец он выбрался из свалки.

Его рука натолкнулась на окно, которое оказалось открытым, и, повинуясь внезапному порыву, юноша подтянулся и скрылся в темноте.

Мрак окружал его снаружи, но не он пугал его, а тьма внутри.

Де ла Ружьер видел, как Милица старается для молодого фон Либевица, и пожалел глупую девушку. Бедняжка не могла знать, что попусту теряет время.