Этьен Эдуард Вильшез, граф де ла Ружьер, посол Шарля де ла Тет Д'Ор III, короля Бретонии, выпятил грудь, как павлин, и приготовился в миллионный раз давать объяснения: да, он гном, да, он также занимает высокое положение в королевстве людей.
- Мои родители были заложниками, Гропиус,- втолковывал он учителю танцев. - Я воспитывался в доме одного из королевских министров. Мои братья довольствовались ролью шутов и фигляров, но я всегда чувствовал, что способен на большее…
Гном подкрутил напомаженный ус и картинно взмахнул пышным рукавом. Кружевные манжеты заколыхались вокруг его руки. Зал «Клуба фламинго» в частном театре, расположенном на Храмовой улице, был маленьким, однако скромные размеры помещения никак не умерили любви де ла Ружьера к драматическим жестам.
- Я отрекся от моего гномьего имени и принял имя моего благородного покровителя. Пусть внешне я выгляжу как гном, моя душа - это душа бретонца. Я взял лучшее от двух рас в том, что касается силы и стиля.
- Простите мое невежество, - смущенно прервал его Гропиус,- но я не знал, что в Бретонии живет много гномов…
- Если бы это было так, неужели, вы думаете, они позволили бы удерживать моих родителей в качестве заложников. Вы глупый человек, и я отказываюсь продолжать объяснения. Я не урод, чтобы на меня пялились или жалели. Я от рождения был сильной личностью, и мои способности заслуживают наивысшей оценки. Мой долг - отстаивать честь короля Шарля, куда бы я ни направлялся.
Учитель танцев присмирел и, взяв свечку, зажег светильники перед сценой.
- Ваша доблесть действительно стала легендой, - заметил он. Преодолев изумление, Гропиус вернулся к своей обычной угодливой и льстивой манере вести беседу. - До нас доходили слухи о многих ваших… хм… победах.
Де ла Ружьер гордо подбоченился и махнул рукой, показывая, что говорить тут не о чем. Затем он уселся на стул.
- А все эти истории про графиню Эммануэль,- облизнул губы учитель танцев. - Они…
- Прошу вас! Речь идет о репутации…
Главным образом его собственной, поскольку графиня отвергала все его поползновения.
- И потом, есть вопросы, которые де ла Ружьер не станет обсуждать с торговцем.
Гропиус поклонился и не стал развивать эту тему.
- А теперь, - объявил посол, - позовите ваших лучших танцовщиц.
- О да, конечно, ваше превосходительство.
Подхалим щелкнул пальцами и крикнул:
- Миеле.
Из-за занавеса вышла бойкая изящная девчушка. Она жеманно улыбнулась и, пританцовывая, сделала несколько шагов по сцене.
- Довольно, - буркнул де ла Ружьер. - Покажите другую.
У танцовщицы вытянулось лицо, и она понуро побрела за кулисы, волоча за собой меховое боа.
- Это Тесса Алквист, - сообщил Гропиус, и на сцену вышла другая девушка с длинными, стройными ногами, прелесть которых подчеркивал откровенный наряд.
Новая красотка больше понравилась послу, но вскоре он утратил к ней интерес и отослал прочь. Тесса Алквист убежала, покачивая перьями, украшающими ее костюм.
Де ла Ружьер раздраженно набросился на учителя танцев:
- Кажется, я дал вам четкие инструкции. Это особый прием, поэтому у меня особые требования к девушкам.
Гропиус слушал, кивая, как болванчик.
- Мне нужна большая женщина. Вы понимаете? Большая!
Сводник пожевал ус.
- Да, конечно, ваше превосходительство. Я отлично вас понимаю. Вам нужна танцовщица с пышными формами.
- Вот именно! Вы точно выразились. Пышные формы! У девушки должны быть впечатляющие пропорции. Ясно? Впечатляющие!
На лице учителя танцев появилась крысиная улыбка.
- Милица! - крикнул он. - Выйди и станцуй для нашего благородного гостя.
Девушка вышла на сцену…
…и де ла Ружьер понял, что снова влюбился.
6
Ничего более странного Люйтпольд не видел. Все было кончено в считанные секунды.
Принц готов был вмешаться, воспользовавшись старинным правом императорской семьи спасти своего учителя фехтования, но Йоганн положил руку на плечо мальчика и покачал головой. Выборщик был прав. Леос фон Либевиц не простил бы ему такого бесчестия. Виконт предпочел бы умереть.
Люйтпольд ожидал, что дуэлянты сделают шаг назад, оценят друг друга, а лишь потом скрестят мечи. Во всяком случае, так учили его самого.
Вместо этого воины прыгнули вперед. При дворе судачили, что Унгенхауэр, слуга фон Тухтенхагена, мутировал под воздействием варп-камня. Вытянув руки, гигант ринулся на Леоса…
Казалось, мастер клинка движется в обычном темпе, уклоняясь с линии атаки противника. Он лишь чиркнул по шее Унгенхауэра клинком и изящно ушел из зоны досягаемости, оказавшись за спиной великана. Из горла Унгенхауэра брызнул фонтан крови. Воин медленно повернулся на месте, заливая пол вокруг себя. Диен Ч'инг подхватил полы халата и отскочил в сторону, но туфли графа Фолькера были испорчены, а одному из секундантов кровь брызнула в лицо, из-за чего тот, фыркая, отошел к стене.
В груди Унгенхауэра что-то забулькало, но звук шел не изо рта, а из щели в горле. Он вскинул руки, словно торжествовал победу, и рухнул на колени. От удара зал содрогнулся.
Леос поднял шелковый платок Диен Ч'инга и вытер кончик рапиры.
Унгенхауэр упал ничком. Напольная плитка треснула там, где его голова ударилась о пол.
Зрители недоверчиво замерли, а потом разразились аплодисментами.
Леос не проявил никаких эмоций. Он аккуратно завернул свое оружие и передал его секунданту. Преклонив колени, граф Фолькер молился Сигмару.
Катаец поднял руку, призывая, всех к тишине, и шум стих.
- По законам рыцарства честь восстановлена. Жизнь графа Фолькера фон Тухтенхагена принадлежит виконту Леосу фон Либевицу, который волен распорядиться ею по своему усмотрению…
Фон Тухтенхаген на карачках полз к виконту, бессвязно умоляя о прощении. Он лизал башмаки Леоса, как собака.
- Позовите жреца,- обратился фехтовальщик к Диен Ч'ингу. - И цирюльника. Я не могу убить человека, не получившего отпущения грехов и к тому же небритого.
- Все подтвердилось, ликтор, - сказал Рухаак. - Только что прибыл посланец с известием из порта.
Микаэль Хассельштейн был поглощен своими мыслями, поэтому его помощнику пришлось повторить сообщение. На этот раз ликтор его услышал. Он осмыслил факты и нашел их тревожными.
- Я не сомневался, Симен, госпожа Опулс обладает необыкновенными способностями.
Однако жрец не мог сосредоточиться на убийстве. Прошлая ночь выдалась неудачной. На балу у фон Тассенинка Йелль грозила порвать с ним, и она была настроена решительно. Ему потребовались огромные усилия и настойчивость, чтобы переубедить ее. Затем последовал торопливый акт любви в прихожей, который возбуждал любовников тем сильнее, что их могли застать вместе. Однако эта связь превратилась в помеху. Она влияла на способности Хассельштейна к работе.
Опулс сидела в углу, все зная, но держа при себе чужие секреты. Микаэль позавидовал девушке. Насколько проще стала бы его жизнь, если бы он умел читать мысли.
Йелль изменила его, понял жрец. Любовь к ней иссушала, отнимала дни его жизни, которые он не мог тратить впустую.
Рухаак ждал приказов. Он был хорошим исполнителем, но никогда не проявлял инициативу. Да и великий теогонист сильно изменился после смерти своего незаконнорожденного сына Матиаса, поэтому все заботы о культе Сигмара легли на плечи Микаэля Хассельштейна. Он был достаточно силен, чтобы вынести груз ответственности, но напряжение последних дней буквально пригнуло его к земле.
Назначение на должность императорского исповедника следовало рассматривать как привилегию, однако грехи, которые отягощали совесть Карла-Франца, были незначительными, если не сказать ничтожными. Император был хорошим человеком, причем совершенно не сознавал этого. Зато это понимал жрец, дающий ему отпущение грехов. Император облегчал душу перед Микаэлем, но к кому мог обратиться сам Микаэль?
