Дэвид вышел из комнаты и вернулся к себе в мансарду, где провел остаток дня, листая старые книги Джонатана Талви. Он сидел у окна и думал о том, что здесь когда-то сидел Джонатан. Ходил по тем же коридорам, ел на той же кухне, играл в той же гостиной и даже спал в той же кровати, что и Дэвид. Возможно, где-то в прошлом он по-прежнему совершает это, и оба они, Дэвид и Джонатан, занимают одно и то же место, но на разных ступенях истории. Джонатан невидимой тенью пересекает мир Дэвида, не подозревая, что каждую ночь делит постель с незнакомцем. От этой мысли Дэвида передернуло, но, с другой стороны, ему было приятно думать, что между двумя мальчиками, так похожими друг на друга, может существовать какая-то связь.

Он гадал, что же случилось с Джонатаном и малышкой Анной. Может быть, они убежали, хотя Дэвид был уже достаточно взрослым, чтобы понять огромную разницу между выдуманным побегом из книг и реальностью, где встретились четырнадцатилетний мальчик и девочка семи лет. Если что-то заставило их бежать, они должны были быстро устать, проголодаться и пожалеть о содеянном. Отец говорил Дэвиду, что, если тот когда-нибудь потеряется, надо или самому найти полисмена, или попросить об этом взрослых. Но не следует при этом обращаться к одиноким мужчинам. Нужно обратиться к даме или к семейной паре, желательно с ребенком. Осторожность никогда не помешает, говорил отец. Не так ли произошло с Джонатаном и Анной? Вдруг они заговорили с неправильным человеком, который вовсе не собирался помогать им, и этот человек похитил их и спрятал в таком месте, где никто не сумел их отыскать? Но зачем ему это понадобилось?

Лежа в постели, Дэвид вспомнил ответ на этот вопрос. Прежде чем мама окончательно уехала в «не совсем больницу», он слышал, как она обсуждает с отцом смерть местного мальчика. Его звали Билли Голдинг, и он пропал по дороге из школы домой. Этот мальчик учился в другой школе и не был приятелем Дэвида, но тот знал, как он выглядел, потому что Билли был очень хорошим футболистом и играл в парке по утрам в субботу. Болтали, будто один человек из «Арсенала» говорил с мистером Голдингом, что Билли может вступить в клуб, когда подрастет. Правда, кто-то другой утверждал, что Билли это выдумал. А потом Билли пропал, и две субботы подряд в парк приезжала полиция и всех расспрашивала. Они говорили с Дэвидом и его отцом, но Дэвид ничем не мог им помочь. На третью субботу полиция уже не приехала.

Пару дней спустя Дэвид услышал в школе, что тело Билли Голдинга нашли у железнодорожных путей.

В ту ночь, готовясь ко сну, Дэвид услышал разговор родителей в их спальне. Тогда-то он узнал, что Билли был раздет, а полиция арестовала мужчину, который жил со своей матерью в маленьком чистеньком домике недалеко от того места, где нашли тело. Из разговора Дэвид понял: прежде чем Билли умер, с ним случилось что-то очень плохое, и это плохое было связано с человеком из маленького чистенького домика.

В тот вечер мама специально пришла, чтобы поцеловать Дэвида. Она очень крепко его обняла и снова предупредила, что никогда нельзя разговаривать с незнакомыми. Мама сказала, что сразу после школы он должен идти домой, а если кто-то чужой подойдет к нему, предложит конфету или пообещает подарить голубя, нужно уходить как можно быстрее. Если же тот человек увяжется за ним, нужно подойти к первому дому и рассказать людям, что происходит. Он никогда, никогда не должен уходить с незнакомцем, что бы тот ни говорил. Дэвид ответил, что такого никогда не будет. Когда он давал маме обещание, его беспокоил один вопрос, но он его не задал. Мама и так выглядела обеспокоенной, и Дэвид не хотел, чтобы она встревожилась еще сильнее и перестала отпускать его на улицу. Однако вопрос остался даже после того, как мама погасила свет и он остался лежать в темной комнате. Вопрос был такой: «А что делать, если он заставит меня идти с ним?»

Теперь, в другой спальне, Дэвид думал о Джонатане Талви с Анной и гадал: а если тот человек из маленького чистенького домика, который жил со своей матерью и носил в карманах конфеты, заставил их пойти вместе с ним к железнодорожным путям? И там, в темноте, играл с ними так же, как с Билли…

В тот вечер за обедом отец снова говорил о войне. Война пока никак не касалась Дэвида. Бои шли где-то далеко, хотя они видели их в кинохронике, когда ходили смотреть какой-нибудь фильм. Все оказалось гораздо скучней, чем ожидал Дэвид. Раньше война казалась очень увлекательной, но реальность пока была совсем иной. Правда, над домом часто пролетали эскадрильи «Спитфайров» и «Харрикейнов», а над Ла-Маншем постоянно шли воздушные бои. Немецкие бомбардировщики совершали налет за налетом на аэродромы к югу от Лондона, разбомбили церковь Сент-Джайлз в ист-эндском Крипплгейте (мистер Бриггс назвал это «типичным нацистским поведением», а отец Дэвида несколько менее эмоционально объяснил неудачной попыткой уничтожить нефтеперерабатывающий завод в Темзхейвене). Тем не менее Дэвиду казалось, что все это далеко. У него не было ощущения, что война идет на заднем дворе. В Лондоне люди разбирали на сувениры сбитые немецкие самолеты, хотя никому не разрешалось приближаться к обломкам. Нацистские летчики, выпрыгнувшие с парашютом, то и дело будоражили общественность. Здесь же, в пятидесяти милях от Лондона, все было очень спокойно.

Отец поместил рядом с тарелкой сложенную «Дейли экспресс». Газета была тоньше, чем обычно, всего шесть листов. Отец объяснил это тем, что введено нормирование бумаги. «Магнет»[4] перестали печатать в июле, лишив Дэвида похождений Билли Бантера[5], но пока оставался ежемесячный «Бойз оун пейпер», все номера которого Дэвид аккуратно сохранял наряду с выпусками «Боевой авиации».

– Ты должен идти воевать? – спросил он после обеда.

– Нет, вряд ли, – отозвался отец. – Вооруженным силам я больше пригожусь на своем месте.

– Совершенно секретно, – сказал Дэвид.

– Да, совершенно секретно, – улыбнулся отец.

У Дэвида до сих пор дух захватывало при мысли, что его отец, возможно, разведчик или, по крайней мере, знает о разведчиках. Пока это была единственная интересная сторона войны.

Той ночью Дэвид лежал в постели и смотрел на лунный свет, льющийся в окно. Небо было чистым, а луна очень яркой. Вскоре глаза у него закрылись, ему стали сниться волки, маленькие девочки и старый король в разрушенном замке, крепко спящий на своем троне. Рядом с замком проходили железнодорожные пути, и там, в высокой траве, брели три фигуры. Это были мальчик, девочка и Скрюченный Человек. Они скрылись под землей, и Дэвид ощутил запах леденцов и мармелада, а затем услышал плач маленькой девочки, тут же заглушенный звуком приближающегося поезда.

В начале сентября Скрюченный Человек все-таки вторгся в мир Дэвида.

Это было длинное, напряженное лето. Отец проводил на работе больше времени, чем дома, иногда не ночевал в своей постели по два, а то и три дня подряд. Часто он просто не мог приехать домой после заката. Все дорожные знаки были убраны, чтобы помешать немцам, если они вторгнутся в страну, и отец не раз сбивался с пути, возвращаясь домой даже при свете дня. А если б он попытался вести машину в темноте с выключенными фарами, кто знает, чем бы это закончилось?

Роза между тем столкнулась со всеми трудностями материнства. Дэвид задавал себе вопрос, насколько тяжело это давалось его маме, если сам он был таким же требовательным, как Джорджи. Он надеялся, что нет. В условиях постоянного стресса снисходительность Розы к Дэвиду и его капризам таяла. Теперь они едва заговорили друг с другом, да и терпение отца по отношению к ним обоим тоже таяло. Накануне вечером, за ужином, он взорвался, когда Роза посчитала оскорбительным невинное замечание Дэвида, и они вступили в перепалку.

– Почему, черт возьми, вы не можете найти общий язык? – закричал отец. – Не ради этого я возвращаюсь домой! Криков и нервотрепки мне на работе хватает.