Однажды я шел по Калле-дель-Скалетер, и мне вдруг пришла в голову идея зайти к Гардину и поговорить с ним о споре вокруг Наполеона. Подойдя к магазину винтажной одежды, я заметил голову Гардина, торчавшую из-за шляп и коробок, и уже поднял руку, чтобы открыть дверь, когда увидел нечто, буквально пригвоздившее меня к месту. Справа от двери на стекле витрины было написано «Винтажная одежда; распродажа шляп и шалей», причем текст был начертан уже знакомым мне синим фломастером.

Лаура Мильори стояла в одном из помещений «Ла Фениче» и смотрела на закопченные, покрытые черной сажей стены. Шел январь 2000 года, после пожара минуло уже четыре года, а у «Ла Фениче» до сих пор не было крыши. Зал театра представлял собой малоприглядную яму. Синьорина Мильори знала, что под слоем грязи на стенах этого зала – зала Данте – сохранились остатки фресковой панели, изображавшей среди прочего Inferno [46]. Синьорину Мильори пригласили сюда как реставратора для восстановления того, что осталось от шести фресок этого зала – сцен из «Божественной комедии».

– Повреждения причинены не только пламенем и дымом, – сказала она. – Пожарные использовали для тушения воду из мелкого канала, поэтому в течение многих часов фрески подвергались воздействию грязной соленой воды. Надо еще вспомнить, что без крыши ничто несколько лет не защищало стены от дождей.

– С чего вы начнете? – спросил я. Почерневшие стены были покрыты маслянистой пленкой.

– Первое, что мы должны сделать, – ответила она, – даже до смывания грязи, – это сохранить фреску. Местами фреска отделилась от стены; между ее отслоившимися частями и стеной образовался просвет толщиной около сантиметра. Для начала мы покроем фреску тонкой японской бумагой, чтобы предохранить штукатурку от падения. Потом впрыснем под слой росписи немного штукатурки, чтобы заполнить пустоты и прикрепить фреску к стене. Сделав это, мы удалим бумагу и возьмем пробы краски. Потом, собственно, и начнется процесс очистки – грязь мы будем отстукивать лопаточками, пропитанными дистиллированной водой, смешанной с различными веществами. Никто на самом деле не знает, что мы там обнаружим, потому что двадцать пять лет назад фрески были закрыты картинами Вирджилио Гвиди. Все это время фресок никто не видел, а фотографии, которые нам удалось найти, оказались старыми и нечеткими.

Лаура Мильори не могла немедленно приступить к реставрации. Все работы в «Ла Фениче» были остановлены в феврале 1998 года, когда суд отменил контракт с фиатовским «Импреджило» через восемь месяцев после начала работ. Контракт был отдан компании, занявшей на конкурсе второе место, – «Хольцман – Романьоли», но начало работы задерживалось приобретением частных апартаментов, одобрением планов и запутанными переговорами по заключению контракта. Только по прошествии шестнадцати месяцев строительные работы были наконец возобновлены, и с самого начала все пошло не слишком хорошо.

Споры возникали из-за денег, сроков и изменений в планах строительства – этих изменений требовал город. Затем в ноябре 1999 года, через пять месяцев после возобновления работ, «Хольцман», немецкая часть компании «Хольцман – Романьоли» объявила, что находится на грани банкротства.

«Филипп Хольцман АГ» была одной из крупнейших строительных компаний в Европе, и новость о ее финансовой несостоятельности обрушила стоимость акций на 90 процентов на немецком фондовом рынке. Венецию охватила паника. Канцлер Герхард Шредер провел экстренные заседания парламента и собрал 50 миллионов долларов финансовой помощи «Хольцману». Это успокоило Венецию, но лишь немного. Темп строительных работ продолжал отставать от графика. Сроки окончания были сдвинуты один раз, потом второй. Археологические находки под фундаментом «Ла Фениче» – два колодца, арка и колонна – вызвали еще одну задержку. «Хольцман – Романьоли» требовала больше денег и очередной отсрочки, но муниципалитет отказал.

В мае 2000 года работы снова остановились из-за проблем с установкой нового крана; мэр Каччари не стал выдвигать свою кандидатуру на следующих выборах. Венеция выбрала нового мэра – Паоло Касту, экономиста национального масштаба, который прежде был министром общественных работ и ректором Университета Ка-Фоскари. Седовласый, в профессорских очках и обманчиво мягкотелый мэр Коста храбро ступил обеими ногами в трясину «Ла Фениче». Он совершил беспрецедентный шаг – попросил назначить его главой комиссии по восстановлению театра, что сделало его ответственным как за успех, так и за неудачу проекта. Коста поставил на кон свою должность и репутацию, и очень скоро обнаружилось, что ситуация складывается отнюдь не в его пользу. Вскоре после избрания он неожиданно нагрянул с инспекцией в «Ла Фениче» и увидел на строительной площадке всего одного человека.

Коста пробыл мэром шесть месяцев, когда два десятка сотрудников «Ла Фениче» погрузились в большую транспортную лодку и, шумно протестуя, проплыли по Гранд-каналу. Это произошло 29 января 2001 года, в пятую годовщину пожара. Демонстранты пели, скандировали лозунги и размахивали плакатами, на которых было написано: «Com’era, dov’era, in quale era?» («Как было, где было, но когда?»), или, буквально «в какую эру», так как по-итальянски «era» означает и «было», и «эра». Они причалили к зданию ратуши, Ка-Фарсетти, где к ним присоединилась сотня других демонстрантов со свистками, рожками, колокольчиками и картонной моделью театра «Ла Фениче», из которой во все стороны валил дым. Из громкоговорителей звучала оперная музыка. Толпа пела арию Манрико «Di quella pira» [47] из «Трубадура» Верди, в которой тенор поет: «Ужасное пламя погребального костра пожирает меня. Трусы, разметайте его, или я потушу его вашей кровью… К оружию! К оружию!»

Коста проанализировал состояние «Ла Фениче»: позади осталось 60 процентов отведенного на реставрацию времени, но было выполнено всего 5 процентов работы. Не были закончены работы с фундаментом, а компания «Хольцман – Романьоли» просила все больше времени и больше денег. Коста был убежден, что если он не предпримет решительных действий, то погрязнет в спорах о сроках и деньгах еще на пять лет. Он объявил компании-подрядчику, что расторгает контракт. Все были уволены. Фирме дали тридцать дней на демонтаж оборудования. В противном случае власти города грозили его конфисковать.

Коста пытался уверить сомневающуюся публику в том, что это самый быстрый и самый чистый способ довести дело до конца. Теперь он говорил как бывший министр общественных работ. Он просил: «Верьте мне». Пришлось все начать сначала – объявить конкурс. Самым смелым в действиях Косты было заявление о том, что Венеция, а не компания «Хольцман – Романьоли» является собственником архитектурного проекта Альдо Росси и что Венеция восстановит театр, работая с сотрудниками Росси в Милане, а не с компанией «Хольцман – Романьоли». Коста был уверен, что устоит и выиграет в любом судебном сражении.

«Хольцман – Романьоли» крутилась, вертелась, извивалась и отказывалась покинуть стройплощадку до тех пор, пока Коста не отправил туда полицию с приказом выгнать всех прочь. 27 апреля 2001 года Венеция снова поставила охрану у «Ла Фениче», но работа практически остановилась. Продолжала трудиться только одна компания, занимавшаяся фундаментом, а Коста тем временем искал нового подрядчика.

На призыв участвовать в новом конкурсе откликнулись восемь строительных компаний. Правда, одно письмо с заявкой пришло на пятнадцать минут позже объявленного срока, и Коста его отклонил. Он был не намерен терпеть опоздания.

Из всех подавших заявки фирм Коста выбрал венецианскую строительную компанию «Сакаим», предприятие, умеющее работать в трудных условиях Венеции. «Сакаим» имела опыт восстановления многих известных венецианских зданий, таких как палаццо Грасси и театр «Малибран». Компания не была новичком и в «Ла Фениче»: «Сакаим» участвовала в ремонтных работах, которые как раз велись в театре в ночь пожара.