Артем явно проигрывал. Дыхания у него не хватало, силы заканчивались, а лапы гадины на его горле сжимались все крепче и крепче.

Но вдруг произошло неожиданное. Лысая тварь завизжала, и лапы ослабили хватку настолько, что Артему удалось вывернуться из тисков и из последних сил отскочить в сторону. Как раз в когти бурой твари. Тварь словно только этого и ждала, и времени зря не теряла. Она шустро накинула на голову Артема липкую паутину, моментально облепившую ему нос, рот, все лицо. Артем молча сдирал паутину с головы, а тварь куда-то его волокла. Куда ‒ стало ясно чуть позже, когда на него полыхнуло жаром, и даже сквозь залепленные паутиной глаза, нестерпимый свет пламени обжег сетчатку. Артем понял, что еще пара секунд ‒ и его затащат в пылающую пространственную дыру. Последним усилием, чуть не вместе с кожей, он содрал с лица паутину, и что было сил заорал:

‒ Ареас!

Тварь издала отвратительный скрежещущий звук… Возможно, это был смех…

Артем уже чувствовал, как рваные жесткие края дыры царапают его тело, как пламя облизывает лицо, дышать стало невозможно, он совершенно обессилел и перестал сопротивляться…

***

… Минут сорок Лиза отлеживалась дома. Потом с трудом поднялась с дивана, постояла у икон, перекрестилась и вышла из квартиры.

До ближайшей церкви было два квартала, но Лиза решила идти в монастырь. Шла она, словно робот, стараясь не смотреть по сторонам, глядя исключительно себе под ноги, чтобы не вызвать новый приступ головокружения от мелькающих машин и разноцветных одежек прохожих.

Кое-как доплелась до монастыря, и пошла вдоль массивных кирпичных монастырских стен. Прошла в ворота и побрела по дорожке к церкви.

Переступила порог прохладного, освещенного только множеством свечей храма, перекрестилась и вздохнула с облегчением.

Первым делом подошла к «свечному ящику», подала записку о здравии раба Божиего Артемия. Заказала сорокоуст и чтение псалтири. Затем купила свечи и пошла вдоль стен, расставляя свечи по всем подсвечникам и молясь за Артема каждому святому. Особенно долго простояла возле иконы великомученика целителя Пантелеймона. Рассказала ему об аварии, снова расплакалась… Долго молилась Спасителю и Богородице, уговаривала, умоляла простить неверие Артема и пожалеть его ради жены и маленького сынишки.

Наконец измученная, заплаканная, вышла на улицу. По глазам резанул солнечный свет, Лиза зажмурилась, покачнулась, и поскорее ухватилась за перила.

«Сейчас упаду в обморок, ‒ подумала она. ‒ Господи, помоги…»

Прикрыла глаза ладошкой, оставив маленькую щелочку между пальцами, и так, почти наощупь, дошла до ближайшей лавочки, рухнула на нее, и отключилась.

Пришла в себя Лиза от голосов и легкого поглаживания по плечу. Она открыла глаза и увидела возле себя двух монахинь ‒ пожилую и совсем молоденькую. Пожилая ласково гладила ее по плечу, а молодая стояла рядом и с сочувствием глядела на Лизу.

‒ Очнулась? Ну, слава Тебе, Господи! ‒ сказала пожилая, перекрестилась и представилась. ‒ Меня зовут матушка Афанасия. А это ‒ сестра Екатерина. ‒ Она кивнула головой в сторону молодой монахини.

‒ Меня Лиза зовут, ‒ сказала Лиза, посмотрела на монахинь и опять расплакалась.

‒ Да что с тобой, милая? Случилось чего?

‒ Это я во всем виновата! Я! Если бы он не затормозил… Этот дождь… Если бы Артем не остановился, то они с джипом бы не столкнулись! Тот бы раньше проехал… Из-за меня все! ‒ губы у Лизы тряслись, слезы текли ручьем.

‒ Та-ак, ‒ протянула матушка Афанасия. ‒ А идем-ка, милая, в трапезную, тут недалеко. Компотику холодненького попьешь, да и расскажешь все, если хочешь. А то вид у тебя ‒ краше в гроб кладут, Господи, помилуй!

В холодной каменной трапезной Лиза почувствовала себя намного лучше, выпила принесенный ей сестрой Екатериной компот, и в подробностях рассказала все события того злополучного дня. А рассказав, получила от матушки Афанасии такой выговор, что со стыда чуть под стол не спряталась. А ведь считала себя настоящей христианкой!

‒ Разве можно быть такой маловерной, Лиза! Неужели ты и вправду считаешь, что авария произошла из-за того, что Артем совершенно случайно оказался не в то время не в том месте? Из-за тебя? А как же ты о промысле-то Божием забыла? Да… Видимо, очень хороший человек, этот твой Артем, раз Господь его так зовет и желает спасти. Не получалось привести его к вере через радости и успехи, пришлось через беду. Вот оно как, девонька! Так что ты молись, молись за него! И мы станем молиться!

***

… Артема пропихнули в пылающую дыру, где сразу несколько пар вонючих лап ухватились за него и потащили, не церемонясь, прямо по камням, корягам и колючкам. Запихнули в какой-то холодный узкий ящик и оставили одного.

Артем немного постоял, прислушиваясь. Вокруг царила тишина. Тогда он решился и открыл глаза. То, что он увидел, повергло его в шок. Он стоял в каком-то прозрачном гробу, то ли стеклянном, то ли ледяном. Именно стоял. Изнутри гроб был утыкан ледяными иглами, и сверху, и снизу, и по бокам. Ледяные острия впивались в его тело со всех сторон. Стоять на иглах было невыносимо больно, но стоило Артему шевельнутся, как гроб угрожающе зашатался. Артем подумал, что будет, если этот проклятый ящик упадет. Тогда получится, что вся поверхность его тела будет насажена на эти иглы… Представив эту картину, Артем содрогнулся и замер… Даже дышать постарался потише… Уж пусть лучше одни только ступни пострадают…

Никаких мыслей в голову не приходило. Он попробовал еще раз позвать Ареаса, но ответа снова не услышал.

Стоять без движения становилось все тяжелее и тяжелее, он почувствовал, что скоро просто потеряет сознание. Чуть шевельнул рукой и что было сил прижал ладонь к одной из острых ледышек. Новая боль немного привела его в чувство.

Сколько он так простоял ‒ неизвестно. Вдруг откуда-то из-за спины вынырнул жирный, весь в складках, противный бес, обошел гроб вокруг, внимательно все рассмотрел и неожиданно подмигнул Артему. Затем напялил на нос очки и вынул откуда-то свиток и чернильницу с пером. Очки на его гнусной морде смотрелись смешно, но смеяться Артему почему-то не хотелось. Он молча наблюдал за бесом, ожидая, что будет дальше.

‒ Ну что, ‒ прогнусавил мерзавец. ‒ Будем отрекаться?

Слышимость была прекрасная, но Артем все-равно его не понял. Отрекаться? Отвлекаться? Развлекаться? Чего он хочет?

Бес, тем временем, поправил очки, развернул свиток и приготовил перо.

‒ Отрекаешься от Распятого? ‒ спросил он и уставился на Артема маленькими свиными глазками.

‒ От кого? ‒ не понял Артем. Он еще не знал, что с врагом вообще лучше не вступать ни в какие разговоры.

‒ От Распятого! ‒ завизжал бес, брызжа слюной и корчась.

Артем задумался. Как наяву, увидел перед собой счастливые глаза Лизы, услышал ее радостный голос «Христос воскресе»!

Все потихоньку вставало на свои места. Распятый ‒ это Иисус Христос. А этим тварям зачем-то непременно нужно, что Артем от Него отрекся. Если твари так Его боятся, то это неспроста.

«Странно, ‒ размышлял Артем, ‒ зачем им надо мое отречение? Переманивают на свою сторону?» .

Он невольно сравнил Ареаса и этих уродов… От этого сравнения его даже передернуло… Ну уж нет! Не дождутся!

И вдруг в голову ему пришла очевидная, до обидного простая мысль ‒ Он, распятый и воскресший Иисус Христос, и есть Бог! Как он раньше этого не понимал? Словно пелена спала с его глаз, мозг проснулся и лихорадочно заработал. От Бога он, Артем, отрекаться не будет. Пусть даже он пока не очень-то в Него и верит. Но если есть эти твари… если есть Ареас… то получается, что и Бог ‒ есть? И пусть пока что он, Артем, совсем ничего не понимает, но переходить на сторону этих рогатых гадин он не собирается ни под каким видом. Бог ничего плохого ему не сделал, выходит, отречься от Него ‒ предательство. А Артем был человеком чести.

‒ Да пошел ты! ‒ невежливо и даже задорно крикнул он бесу и рассмеялся. На душе вдруг стало радостно и легко, даже дикая боль в ногах немного поутихла.