Полный дикой первобытной ярости крик Эммы Старри.

«Арвистер!!!»

КАК ОНА ЕЁ СЕЙЧАС ПОНИМАЛА!

— Уххх… — проворчала Тарасова, соскребая себя с пола среди обломков вычурной софы, — Ы-ыых… Грррр…

Сейчас она встанет, отряхнется, а потом устроит этому смазливому козлу ад на земле! За всё, что он сегодня с ней сделал! За перенос! За ту жуткую тварь! За чебуреки! За тошноту! За таксиста! За то, что он кинул её в людей!

— Чо такое⁈ — именно с этими словами дверь, ведущая в зал, куда запустили вампирессу, распахивается, а на пороге возникает худой парень с дурными выпуклыми глазами и… «ттшником» в грязной руке, — Чо?!!

Гриша. Гришка Вернадский, сын бабы Нади, уборщицы. Дурачок тот еще, приперся к её отцу три года назад, вопреки уговорам матери. Захотел в «бандиты». Когда он в ногах у отца валялся (сам упал!), все, кто рядом был, ржали так, что даже она из комнаты выглянула, выяснить, что происходит. Приняли этого дурачка, оставили на подай-принеси, так он счастлив до без памяти был. А баба Надя плакала потом в подсобке…

— А ты чо⁈ — с тем же дурным видом и не менее дурным воплем, полоумный Гришка, выставив вперед ствол, выстрелил в Алису!

Мимо!

— Чо ты⁈ А чо! Чо! — каждый дебильный вопль сопровождался выстрелом, пока в грудь встающую девушку что-то не толкнуло так, что она с размаху шлепнулась на задницу.

Попал⁈

— А чо⁈ — еще один кретинский крик.

И щелчок опустевшего оружия.

В голове у девушки тоже что-то щелкнуло, наверное, воспоминание о словах Конрада Арвистера о том, что пуля, при попадании в голову, может взболтать мозги. Понимание, что она чуть было не оказалась убита полным дебилом, вызвало еще один щелчок.

Это был звук упавшего забрала.

Издав пронзительный вой, вампиресса, перед взглядом которой всё окрасилось в багровое, прыгнула вперед, растопырив руки, из кончиков пальцев которых вырвались длинные черные острые когти!

Она не понимала, что происходит, все перед глазами крутилось, из груди несся то вой, то рев, то визг. Любое движение перед глазами вызывало вспышку бешеной ярости, тряску, верх менялся с низом, чьи-то крики сменялись стонами, а во рту возник необыкновенно противный вкус. Из-за него она злилась еще сильнее, чувствуя, как сквозь всё её тело протянулись раскаленные и вибрирующие струны, помогающие… что?

Не понятно.

Красное, черное, двигающееся и не двигающееся, все смешалось у неё перед глазами, а затем… наступила тьма. Как будто кто-то выключил монитор.

Пробуждение было настолько ужасным, что всё, что Алиса перенесла за этот кошмарный день, можно было утрамбовать приблизительно в три секунды новых мук. Она обнаружила себя лежащей на полу в кабинете отца, с большим, красным и пульсирующим камнем на груди. Голова кружилась, болело всё, что можно и нельзя, во рту как будто насрали особые цыганские кошки, но…

Пошевелиться вполне вышло. Даже моргалось безболезненно. Потолок немного плавал, руки по чему-то скользили, но она чувствовала себя всё лучше и лучше. Стремительное, прямо, улучшение!

— Ты там жива, болезная? — ехидный, гадкий, поганый… нет, у неё нет сил. Совсем.

— Жива… — жутко прохрипела Алиса, сама испугавшись, а затем поперхнулась, закашлялась и выплюнула изо рта кусок… чего-то.

— А, — обрадованным голосом сообщил ей мерзкий Конрад Арвистер, — Вот почему у того мужика уха не было!

Страшная догадка пронзила её с головы до ног, заставив моментально вскочить на ноги!

Лучше бы она этого не делала. Весь кабинет был разгромлен, стол отца сломан, да всё сломано, порезано, разбито и порвано. Книги, которые он собирал годами, лежали разорванными на полу, устилая его как ковром. Хозяин кабинета — тоже.

Игорь Владимирович Тарасов, мужчина пятидесяти шести полных лет, крепкий, кряжистый и основательный, лежал на полу собственного кабинета совершенно мертвым. У него отсутствовала правая рука по локоть, на горле и груди виднелись глубокие порезы, а обе ноги были капитально переломаны в нескольких местах. На лбу этого покойного предпринимателя и бандита (особо крупного калибра) лежала большая серебристая медаль (или монета).

— Ауф… — слабым голосом выдохнула Тарасова, испытывая нестерпимое желание… почистить зубы.

— Камушек-то отдай, растратчица, — ворчливым голосом потребовал кошмарный тип Конрад Арвистер, забирая медаль со лба покойника, — Почти весь высушила. Ну что ты будешь делать.

— Бырх, — извинилась она, протягивая ему Камень. И ужаснулась, увидев, что вся рука, кстати, голая, без следов одежды, в засохшей кровище, — Арх⁈

— Абырвалг, — поддержал её вампир, выглядящий безупречно чистым, несмотря на всё, что он сделал с кабинетом, — Идём, тебе в душ надо. И какая-нибудь одежда.

Как вскоре выяснилось, проклятый гад не только весь кабинет отца вместе с хозяином ушатал. Он и по всему дому прошёлся, отметившись вообще везде. Бредя в собственную (бывшую) ванную, сильно отупевшая от всего произошедшего девушка ощутила легкое недоумение — зачем Конраду понадобилось всё громить?

Душ принес желанное облегчение, чистоту, а также ужас, потому что она вся оказалась угваздана сгустками крови! И из одежды на ней оставалось лишь половина майки, порванные везде штаны и оборвавшиеся под ними трусы! Какое счастье, что за её вещами никто не следил и их никто не выкинул, так что кое-что старое из любимых детских шмоток она найти сумела! Как заново родилась!

— На, выпей, — как только одетая девушка высунула нос из своих бывших хором, ей тут же была под него сунута полная чашка крови. Знакомое дело.

Только вот вкус оказался отвратительным! Знакомым, но ужасным и противным!

— Что это за мерзкая ссанина?!! — выбросила она чашку, грустно задребезжавшую по паркету.

— Самая обычная кровь человека из Нижнего мира, — пояснил ей Конрад сочувственным голосом, — Свежая. Все с ней в порядке. Но для вампиров не годится. Совсем. Понимаешь?

— Нет! — хотя это была частично ложь.

— Я тебя привел в Нижний мир, — со вздохом объяснил вампир, — Чтобы дать выпить крови местных. Показать, что ты теперь никогда не сможешь здесь жить. Не сможешь вернуться.

Нижний мир бесполезен. Обитателям Срединных миров ничего от него не надо. Ни ценностей, ни жертв, ничего, кроме того, что они могут тайно купить или скопировать. Он — обрыдлая и вредная, пустая и мерзкая яма, наполненная гигантским количеством смертельно опасных человеков, выдумывающие много-много интересных и опасных штук. Теперь, вместе с оставшимся во рту мерзким привкусом, Алиса Игоревна Тарасова приняла эту новую реальность. Ей показали её наглядно.

— А… что ты снял со лба папы? — почему-то вспомнила она медаль на лбу мертвеца.

— Это? — Арвистер извлек из кармана крупную монету-медаль, прищелкнул пальцами, и он закрутилась на кончике его когтя, — Это меня Валера попросил. Душа большого грешника, одна штука. Твоего батю всё равно ждёт очень глубокий котёл, так что чего добру пропадать? Отправим его туда официально, с церемонией. Ангелу запишут в личное дело. Чертовы божественные сущности…

Она ничего не поняла, но вроде бы все было в порядке. Навалилась апатия, тошнота, головокружение. Вцепившись руками в полу плаща Конрада, Алиса… попросилась домой.

— Конечно пойдем. Прямо сейчас и пойдем, — обрадовал её вампир, — Всё уже позади. Я только бригаду зачистки вызову, они тут всё ограбят и сожгут.

— Ура… — вяло отреагировала вампиресса, еще сильнее зарываясь лицом в плащ вампира, практически повисая на нём. Её взяли на руки, от чего Тарасова тут же попыталась потерять сознание. Правда, недостаточно быстро.

— Ума, правда, не приложу, зачем тебе понадобилось рвать тут всех на ленточки, дорогая, но спрашивать не буду, — тем же спокойным тоном продолжил Блюститель, спуская по лестнице со своей ношей, — Надо — значит надо. Что сделано, то сделано. Фарш назад не провернуть. Такие дела. Се ля ви. Но это же надо, никого не пощадила, даже бабку с тряпкой…

В который раз за этот очень длинный день, проклятый не только богами, но и всеми демонами Иерихона, у «птенца» вампира Конрада Арвистера спёрло в зобу, а глаза наполнились ужасом. Она внезапно, очень остро и глубоко поняла, что Конрад Арвистер не убил ни единого человека в поместье.