Я помотала головой. О, боги... как там отец и Блайк?
— Люди бегут из городов, Марона наполовину опустела. Глупость, конечно. Так они только разнесут заразу шире.
— Но почему в усадьбе об этом ни слова?
— Мне-то почём знать? Может, пр-р-равила этикета у них такие, чтоб не пор-р-ртить друг другу настр-р-роение, — я снова заметила увеличение рыка в его речи. — Из простого люда больше всего повезло их слугам: в случае чего, эликсир они получат, ведь должен кто-то обслуживать роскошную жизнь сливок общества, правильно?
— Хорошо, — я тяжело сглотнула, — хорошо, но как ты узнал о шаксах? И кто они вообще? Серпентоморфы или вроде этой рахши?
— Ш-ш-шакс — означает «проклятый». Серпентоморфы, да, получаются из нас через мутацию. Личинками не заражают, так что такое количество... Никогда не видел их столько в одной стае. Покидая усадьбу, мы просто заметили их. Моё оружие лучше всего подходит для дистанцированных атак, так что я отправился проследить, куда эти гадины напр-р-равляются, остальные повезли освобождённых в лагерь. С-с-собственно, вот и всё.
— И всё это время ты следовал за нами?
— Да, но с отставанием. Я видел, как вам перекр-р-рыли дорогу к усадьбе. Прифигел, заметив тебя на этой белой коняке, — мне с тоской вспомнилась Краля, а нахаш продолжил: — Мне нельзя было показываться вам на глаза, но я надеялся перебить шаксов, не привлекая внимания. Достал только двоих, остальные добрались до моста. Вы его перерубили. Нам с Аршей пришлось искать перепр-р-раву в другом месте, так что мы вас потеряли. Ну, а дальше искали по запаху и следам.
Я тихо выдохнула. С меня будто что-то схлынуло. Боль и зуд под кожей начали ощущаться сильнее, но сумятица в голове улеглась. Выкристаллизовалось главное.
— Спасибо, — сказала я. — Спасибо, что пришёл за мной.
Не оборачиваясь, я услышала его усмешку, а затем змеелюд подстегнул свою наверняка уставшую за время поисков зверушку.
— Уже почти добрались, — сказал он.
По дороге я спросила, не попадалась ли ему женщина с каштановыми волосами или лошадки. Но нет, Гхару удалось отыскать только мой след. Ну, наверное, потому, что искал он именно меня. Кто там из этих двух рептилий больше разнюхивал, непонятно. Да и как вычислили мой запах среди других: мы же только в мире грёз близко общались. У меня и там, что ли, такой же аромат, как в жизни? В общем, я предпочла не вдаваться в детали.
Прошло совсем немного времени, и ездовая ящерица вывезла нас к укрытому от посторонних глаз лагерю. Ничего особенного. Частокол, приземистые времянки да пара шатров — всё укрыто под лесным пологом, чтобы не обнаружили с высоты птичьего полёта.
Но ещё до того, как эта картина открылась мне, Гхар просвистел некую трель — я недостаточно хорошо разбираюсь в птичьих голосах, чтобы определить, кому он подражал. После его сигнала я заметила шевеление в развилках нескольких стволов. Фигуры задвигались, ослабляя натянутую тетиву. Выходит, нас успели взять на прицел.
Нет, они бы наверняка не стали стрелять: ведь кто ещё может пробираться через заросли на здоровенной чешуйчатой животине? Просто нас не сразу разглядели, вот и изготовились. Часовые к нам, разумеется, не спустились. Просто мы проехали дальше.
Мы подъехали к воротам, встроенным в частокол из высоких заточенных брёвен. Здесь нас встретил взгляд ещё одного часового — с вышки. Невысокой, надо заметить. К своему удивлению, я не увидела чешуи на его коже. Человек. Ну, да, Гхар же сказал, что эти бафорцы привыкли выживать сообща.
Гхар спешился и повёл Аршу в поводу. Рахша возбуждённо заспешила, совсем как лошадь, уставшая после тяжёлого дня и мечтающая скорее вернуться в стойло.
Змеелюд что-то зычно прорычал часовому, не трогая древесный массив воротины. Я удивилась, что он не перешёл на сиаранский или ещё какой человеческий язык. Но какое изумление мне досталось, когда человек посмотрел вниз по свою сторону ограды и крикнул кому-то на этом же шипяще-рычащем наречии. Почему-то мне казалось, что человеческая глотка для таких звуков непригодна, похоже, это вопрос практики.
Послышался глухой стук убираемой перекладины, и нам отворили. Встретивший нас нахаш выглядел старше Гхара, а ростом был ниже. Никакой глиняной маски на лице не обнаружилось, да это и не удивительно, ведь нахаши здесь у себя. Ручкаться с прибывшим он не стал: чтоб заразу не подцепить, а может нахаши вовсе этот жест не практикуют. Он быстро скользнул взглядом по Гхару: у того на голове и шее между чешуек запеклась кровь.
Они перекинулись парой слов. Глаза встречающего имели такой же янтарный отлив, и теперь их узкие щелочки направились на меня. Он качнул подбородком и что-то спросил у моего спутника. Тот ответил. С усмешкой. И у второго появилась такая же.
Блин, как неуютно-то. Чисто пара мужиков тёлку обсуждают.
— Это Таршиш, — представил мне соратника Гхар. — Это он первым заметил шаксов, так что не забудь и ему спасибо сказать.
Ну, я сказала. Второй нахаш клыкасто рассмеялся и кивнул, чтоб заходили.
Во дворе нам велели подождать, а Гхар помог мне слезть со своей зверюги. Ноги устали от такой раскорячки. Поди, если так постоянно ездить, колесом изогнутся, хотя у Гхара упрямо остаются нормальными. Нас встретило несколько бафорцев: людей и нахашей. Среди них я заметила девчонку лет четырнадцати с остриженными по плечи тёмно-русыми волосами и пронзительно-недружелюбными глазами. Она стояла, фривольно сложив руки на плоской груди, и носила такую же одежду, как мужчины, а на поясе я заметила кинжал.
Уверена, Циара пришла бы в восторг.
Ещё пара подростков уже суетилась, разжигая вязки можжевельника. Нас принялись окуривать. Выходит, у них есть свой чародей. Не думаю, что пополнять запасы в Мароне или ещё каком достаточно крупном центре этим лесным партизанам очень сподручно. Хотя, кто знает? Гхар упоминал о каких-то поставках. Еда, одежда, оружие, лекарства и магические безделицы?
Мой спаситель стащил сбрую с морды Арши, погладил по лобастой башке, потрепал обвислую шкуру на подбородке — зверюга счастливо сомкнула веки. Её расседлали и увели цокотом те же подростки, уже покончившие с гигиеной. Я слышала из дощатого строения низкий рёв таких же ездовых зверей. Сколько их у бафорцев? Ну, если прикинуть размеры «конюшни», не больше пяти: эти животинки занимают довольно много места.
Под взглядами собравшихся людей и нелюдей я ощутила всю изодранность своей одежды, всю осевшую на коже и волосах грязь, каждую воспалившуюся ранку от метко засаженного семечка. Да, глупая девчонка, но ничего не могу поделать.
К нам подошёл улыбчивый бородач в поношенной куртке нараспашку, ворот рубахи открывал густую тёмную поросль на груди, а по ширине плеч можно было вымерять дверные проёмы.
— Ну, здорово, — сказал он зычным баском. — Я Михай, а ты, получается, та самая блондиночка?
Я покосилась на Гхара с очень выразительным взглядом, дескать, и сколько ты растрепал? Тот усмехнулся, чуть показав зубы, и передёрнул плечами.
— Так ты достал этих гадин? — бугай перевёл взгляд с моих разодранных леггинсов на лицо Гхара. — В кровище-то, смотрю, искупался как надо. Это от них?
— Мих, отвали, не видишь? — сказал нахаш здоровяку. — Потом всем всё расскажу. Нам срочно нужно к Хасурху. Он у себя?
— Да где ж ему ещё быть-то? Мы как вернулись, сразу ему пленников сдали. Вроде, ничего, говорит. Быстро оправятся. Так чего с шаксами-то?
Похоже, понимание не входит в число добродетелей этого субъекта. Зато собутыльник из него наверняка отменный: непритязательный в юморе, охочий до пошлостей. Ладно, зачем я вообще кому-то психологические портреты составляю?
Мне бы сейчас голову снять да на полочку положить — пусть отдохнёт до лучших времён. Такая усталость навалилась... она всё это время будто копилась, чтобы теперь заявить о своих правах на каждую крупицу моего естества.
Гхар заметил, что я пошатнулась, и поддержал меня, да повёл в самое добротное строение на территории лагеря. Мы поднялись по дощатым ступенькам, дверь скрипнула...