Здесь, в подземельях свету браться было решительно неоткуда; потому он просто был: слабый, невыразительный, чисто для зрения. К собственному облегчению, продышавшись и проморгавшись, я заметила фигуру монстра: тот насадился всей тушей на остро выпирающий сталагмит. Тварь даже не подёргивалась, громадные ручищи свободно развалились в разные стороны, из пуза торчал каменный шип. Его можно было сравнить с бабочкой на иголке, но к бесам таких бабочек!

Отлетал своё и славненько.

Я выбралась на сушу — если сочащиеся влагой валуны можно удостоить такого наименования. Пеньюар и ночная сорочка под ним набрякли и противно липли к коже, как и волосы — зато хоть от кровушки прополоскались. Надо мыслить позитивнее, глядишь, и кошмары сниться прекратят.

Задрав голову вверх, я попыталась оценить размеры пещеры. Ничего не вышло, просто темнота. Хотя нет, смотри-ка, проступили очертания провала: от нашего падения осталась почти круглая дыра. Над нею точно не имелось открытого неба, однако, какая разница? Теперь будет! Вниз засочились косые потоки бледного свечения. Так ведь логичнее, чем просто светящийся воздух, верно? Вот и каменные зубья сталактитов стало видно. Главное, чтоб не начали срываться. Нет, об этом мы думать не будем...

Я шумно выдохнула и на всякий случай выбрала безопасный участок.

Всё тело ныло хуже, чем детишки перед контрольной.

Так, всё, надоело.

Пожалуй, посижу здесь, да подожду утречка. Коли сама не проснусь, разбудит горничная, камеристка, Санда или ещё кто. Никуда я больше не пойду, хоть ты тресни.

Трещать больше ничто не стало. Зато вернулись шорохи по укромным уголкам, колеблющиеся тени и отзвуки противного хихиканья. Кто эти хихикающие подлецы, я так и не разобрала, зато заметила движение...

Они подкрадывались тихо, потому что шуметь им было нечем. Они не имели ни ртов, ни лёгких, ни голосовых связок. У них даже не нашлось ног или лапок, чтобы мягко семенить по камням. Нет, они не могли приближаться шумно.

Куски слизи для этого не приспособлены.

Совершенно прозрачное желе ползло по стенам, выбиралось из воды. Шматки его наплывали на отдельно валяющиеся обломки проломленного потолка. И этих медуз становилось всё больше... Они вытягивались и перебулькивались внутри собственных оболочек — если те имелись, — да так и перемещались всё ближе. Жидкие сопли свесились даже со сталактитов.

Не помню, как подскочила на ноги и попятилась. Лопатки коснулись промозглой тверди, а потом я вздрогнула, ощутив через невесомую ткань холодное, липкое прикосновение.

Визжа в беспамятном ужасе, я содрала одного ползуна с плеча, другой перекочевал на мочалку моих волос, третий уже скользил по голени. Я затопала ногами, давя тварей и пытаясь сбросить самую наглую гадину, уже подбиравшуюся к самому сокровенному: под моим подолом ещё никого не бывало и ошмёток желатина не станет первым!

Наступать на ползучую мерзость стало ошибкой.

Они скользкие, заразы.

Я отбила копчик, а эти слизистые поганцы наползали. Запутавшийся в волосне коснулся ушной раковины, стал просовывать холодный отросточек... Новый визг огласил едва видимые своды подземелья. Как я его отдирала! Как брыкалась и отшвыривала эту погань! Я хватала медуз руками, а они сочились между пальцев. Я стряхивала их, швыряла в воду, а новые успевали облепить меня ещё плотнее.

Живые сопли побеждали и норовили просочиться в какое-нибудь естественное отверстие, но предпочтение отдавали всё же голове. Мой визжащий рот, истошно втягивающие воздух ноздри и беспомощные уши — вот, куда стремились просочиться эти отродья кошмарных грёз. Я мешала им, как могла, но их становилось всё больше.

В этот отчаянный момент я бы всё отдала, лишь бы проснуться в холодном поту да натянуть одеяло по самую макушку — и пусть оно будет таким же мокрым и холодным, но хотя бы не живым и ползучим!

Мне отчаянно требовалась помощь. Одна справиться с этим ужасом я просто не могла. Потому начала вспоминать воителя, который выручил меня в прошлый экскурс по закоулкам собственного больного разума.

Я очень тщательно припомнила его хатан, чешуйчатую кожу, тройной гребень, янтарные глаза с вертикальными зрачками и адамантовый фальшион. Вспомнила даже запах полыни от его одежды и вонь полупереваренного мяса изо рта — или пасти, если угодно. Всё же лица у нахашей несколько вытянутые, но называть их мордами не хочется, это же разумные существа, а не животные.

Совершенно не представляю, почему змеелюд, виденный лишь мельком, так поразил моё воображение и отпечатался в памяти, причём в качестве положительного персонажа — ведь недаром он шастал на фестивале с оружием. Наверняка на самом деле он далёк от нафантазированного образа. Да и напугал меня под конец прошлого кошмара... Но ведь сперва спас! И мне сейчас был необходим именно он, спаситель. Плевать, что это даже не человек. Без разницы, что говорят о нахашах досужие толки.

«Прошу тебя, помоги!» — вопил мой агонизирующий мозг.

— Твою же на лево... — выдохнул знакомый пришепётывающий голос из темноты. — Тебе не говорили, что невежливо затас-с-скивать посторонних в свои кошмары? У них вполне могут найтис-с-сь дела поважнее.

— Пожалуйста, сделай с ними что-нибудь! — кричала я, отчаянно отдирая шматки слизи и пытаясь подняться. Краем глаза заметила примостившуюся на крупном валуне фигуру. Нахаш сидел на корточках, а из-за спины его торчала какая-то палка.

— Ну, раз пожалуйста... — в голосе рептилии мне почудилась усмешка, а потом всё завертелось.

Медузы расступились, когда он спрыгнул с валуна и выхватил из-за спины древко с наконечником в виде длинного клинка с односторонней заточкой. Сперва я не поверила, но произведённый оружием эффект не оставлял сомнений — это тоже адамант.

Острие пронзало сгустки слизи, и те лопались как пузыри с водой. Странное, мрачное сияние исходило от лезвия. Скорее не свет, а смесь багрового с чёрным, но различить его выходило едва-едва. Нахаш орудовал длинным древком с виртуозностью профессионала, который вырос под звон стали о сталь. Ну, или адаманта об адамант.

Фальшион, который так выручил меня в прошлый раз, остался за кушаком. Медузы сторонились своего карателя и совершенно не претендовали на близкое знакомство с ним.

— Не позволяй им заползти в тебя! — крикнул ящер, продолжая расчищать островок вокруг меня. — И не вздумай прикоснуться к глефе!

«Бдыщ! Чпок!» — лопались ожившие куски желе.

Под конец нахаш помогал сдирать их с моей кожи и одежды. Хватал, сдавливал когтистой рукой — твари лопались даже без прикосновения адаманта, а от моего спасителя противно разило дымом полыни. Но как же я была рада этому запаху, не говоря про его обладателя!

— Не залезли? — он покрутил мою голову так и этак, бесцеремонно сграбастав спутанные космы. — Ладно, потом разберёмся, пош-ш-шли, — он рывком поднял меня на ноги, раздавил сапогом снова подползшую медузу, и потащил меня следом, заставляя переходить на бег, хотя в пещере было слишком скользко для такого способа передвижения.

Но я неслась за ним следом — только голые пятки сверкали.

И не было ничего радостнее, чем ощущение чешуйчатых пальцев, сжавших моё запястье. В груди долбил барабан взбесившегося сердца, но теперь в ритме его была надежда, а не отчаяние.

Глава 14

— Куда мы бежим? — сбивчиво крикнула я, совсем запыхавшись.

— Там впереди лестница! — не оборачиваясь, бросил мой спаситель.

— Я ничего не вижу!

— Так темно, с-с-смотри внимательнее! Ступени скоро покажутся!

И тогда я заметила: из мрака действительно проступили каменные ступени. Они поднимались ввысь и, не имея никакой опоры, непременно должны были рухнуть под собственным весом, но материя сновидений позволяет такие выкрутасы.

Мы взбирались по этой немыслимой лестнице, будто поднимались из преисподней обратно в мир живых. В легендах на такие случаи всегда дают совет: не оборачивайся. Да я и не собиралась. И вниз тоже предпочитала не смотреть.