В наполненный стакан из тёмных бутылочек стали накрапывать вытяжки с травянисто-спиртовым запахом. Я могла прочитать названия, хоть и не понимала их: Hypericum perforatum, Artemisia vulgaris, Urtica dioica, Carduus acanthoides, Melampyrum nemorosum.
— И немножечко для улучшения мозгового кровообращения, — промурлыкал лекарь, накрапывая нечто обозначенное как Lavandula angustifolia. Ну, с этим-то хотя бы понятно.
Санда пила неспешно, с болезненным видом проталкивая глотки в горло, а затем отвалилась обратно на подушки.
В дверь постучали — очень требовательно.
На пороге появились родители Санды.
— Доченька моя, — сразу же бросилась к постели встревоженная мать. Следом вошёл отец, в глазах его пылала смесь негодования и обеспокоенности.
Начались расспросы. Брат Алистер отвечал с филигранной уклончивостью, а вскоре мы оставили семью в моей спальне и спустились вниз.
— Пусть останется на ночь в вашем доме, — сообщил лекарь моему отцу. — Утром я проведаю её.
Букет орхидей в руках лекаря не смутил отца. Видимо, цветы выглядели как благодарность от меня за спешную помощь.
— Так с девочкой всё будет в порядке?
— Конечно, несколько дней хорошего отдыха, и всё придёт в норму. Организм молодой, здоровый, так что справится, — голос медика звучал твёрдо и уверенно, хотя ещё недавно он говорил совсем другое. Но ведь людям нужно надеяться на хорошее, иначе руки сами собой опускаются.
Я заметила, как выдохнул Киллиан, стоявший в стороне вместе с другими подмастерьями.
— Сколько мы должны вам? — перешёл к делу отец.
— Нет, нет, что вы. Я исцеляю страждущих исключительно с божьей помощью, — совсем не тонко намекнул святой брат на доброе пожертвование. — Но если вас не затруднит, пошлите одного из ваших мальчиков за необходимыми лекарствами, я сейчас набросаю рецепт. Аптека на Центральной улице открыта круглосуточно, хотя поймать извозчика в такой час довольно проблематично, — более тонкий намёк, ведь старику действительно надо как-то добраться до орденской крепости.
Отец заверил, что с экипажем проблем не будет и предложил лично сопроводить азария в его обитель, а по дороге забросить Киллиана в аптеку. Так и сделали.
Ну, а я после этого безумного дня просто осела на ступеньку у подножия лестницы и потёрла лицо руками — благо косметика уже осталась на салфетках в спальне.
Сватовство, помолвка и попытка убийства.
Насыщенный денёк, ничего не скажешь...
После возвращения отец рассказал, что вместо обители брат Алистер попросил подбросить его в магическую академию. Это немного удивило моего родителя, но не насторожило, и он вернулся в свою мастерскую — царство старых пыльных книг.
Посвящать близких в откровения брата-лекаря я не стала. Санда быстро уснула, её мама осталась с ней на всю ночь, а я отправилась переночевать с Гвидой. На следующий день мы с пострадавшей за меня подругой долго разговаривали, но она не вспомнила припадка. Брат Алистер объяснил, что это нормально даже при настоящей эпилепсии, но заверил, что девушка вряд ли сохранит себе этот недуг. Он велел не тревожить её правдой, хотя бы пока ситуация не проясниться.
После обеда мы получили конверт с печатью герцога на сургуче.
Тот сообщал, что послезавтра они с сыном отправляются в свою загородную резиденцию и желают, чтобы я составила им компанию.
— Но я не могу просто уехать, — умоляла я отца.
— Осса, послушай, — снова начал он тем трогательно-несчастным голосом, который меня начал очень раздражать. — Свадьба через тринадцать дней. Ничего страшного, если это время ты проведёшь в кругу будущей семьи, пообвыкнешь, познакомишься с новыми людьми, отдохнёшь...
— Тогда почему бы и вам со мной не поехать?
— У нас же лавка, — отец посмотрел на меня, как на капризного ребёнка. — Не волнуйся, всё будет хорошо. Мы приедем ближе к счастливому дню, — он взяла моё лицо в ладони, а затем обнял, будто в последний раз, да ушёл в мастерскую.
Я осталась одна посреди гостиной.
Получается, у меня есть только день свободы... Нет, полтора — сегодня ведь тоже считается. За мной прибудут послезавтра, срежут с клумбы и поместят увядать в красивой вазе, если продолжать метафоры в стиле бургомистра. Знаю, не пристало добропорядочной девице бродить по городу без сопровождения, но...
Но сейчас мне наплевать.
Меня хотели убить и, вполне вероятно, попробуют снова. Да, в такой ситуации бродить по улицам — дурное решение. Но смерть и так притаилась в городе за каждым углом, скоро начнётся кошмар. Умереть от инфекции или от рук недоброжелателя — какая разница? Но прежде чем отправиться в колумбарий или в земляную могилу, я хочу получить от жизни хоть какую-то радость, что-то для себя. Вроде открытки на память о собственной юности, если мне всё же удастся прожить достаточно долго.
Набросив плащ с пелериной и заколов края брошью, я нацепила шляпку да отправилась прочь из дома: очень знакомым маршрутом.
Колокола пробили три часа дня, когда я добралась до школьного крыльца.
Детские крики и смех на сей раз меня не встретили: уроки закончились, счастливая детвора разбежалась по домам. Однако двери остались открыты на случай прихода желающих пообщаться родителей или каких-нибудь проверяющих.
Тихо затворив за собой, я так же неслышно сбросила плащ и повесила его на крючок у входа вместе со шляпкой. Мейнарда я заметила сразу. Учитель сидел за столом и проверял работы учеников: перо острыми росчерками выносило приговоры.
Эрих вздрогнул, когда я деликатно кашлянула в дверном проёме.
Расстёгнутый сюртук казался слегка помятым, а волосы — растрепавшимися.
— Осса... — произнёс он вместо приветствия.
Ну, хотя бы не «госпожа Равник» и то хорошо.
— Можно войти? — левая бровь сама вздыбилась ироничным изгибом — остановить её не получилось.
— Да, конечно, проходите, — он с лёгкой суетливостью переложил кипу листков с места на место, полагаю, без всякой на то надобности.
Присев за парту рядом с учительским столом, я стянула перчатки.
Что говорить, я не знала, не подумала об этом заранее, так что сейчас в классе повисла тишина — так часто бывает, когда учитель выбирает по списку, кто же сейчас пойдёт к доске. Ну, или наоборот: задаёт вопрос и предлагает детям тянуть руки.
— Я слышал о вашей помолвке, — первым нарушил тишину Мейнард и кивнул на мою косицу с вплетённой лентой. — Поздравляю, — скупо произнёс он и сцепил пальцы в замок. — Вы что-то хотели?
По моим губам скользнула непроизвольная усмешка — горьковатая на вкус.
Действительно, а чего ты ожидала, Осса?
Неужели смела надеяться, что Эрих внезапно воспылает ревностью, да бросится к тебе с пылкими признаниями? Нет, это совсем не похоже на Эриха Мейнарда.
— Вы слышали про угрозу эпидемии? — вопрос прозвучал неожиданно даже для меня самой.
— Да, инцидент на фестивале в Этцеле может дорого нам всем обойтись. Вроде появились сообщения о первых вспышках, но тревога ложная. Люди напуганы, взывают к Ордену при каждом чихе. Инкубационный период...
— Эрих, я вам нравлюсь? — напрямую спросила я, устав от недомолвок и больше не имея на них времени.
— Что? — стул под ним будто толкнули. — Ах, да, конечно, нравитесь, Осса, — тут же взял Мейнард себя в руки. — Вы замечательная девушка, умная, красивая... — он произносил эти глупости, пока я поднималась и огибала учительский стол. Ножки его стула скрипнули, мужчина тоже поднялся и попятился к доске.
— Я вовсе не об этом, — с полной откровенностью сообщила я, заглядывая в стёкла его очков. Протянула руку, коснулась дужки за ухом, сняла эти окуляры да положила на недопроверенную контрольную на столешнице.
Его губы сперва не были податливыми. Мне пришлось дарить им обещание, нежность, страсть — всё сразу, но неспешно. Тогда он раскрылся, а перепачканные чернилами руки прижали меня в ответ.
Я целовалась вовсе не в первый раз. В шестнадцать я убегала по вечерам из дома, когда гувернантка уже спала, и встречалась с очаровательным парнем. Но у нас так и не зашло дальше этих мимолётных встреч: он погиб, когда устроился перевозить выживших с материка в карантинную зону. От гнили, разумеется.
