— Но вмешивается Шанель, — задумчиво пробормотала Лёка, — и мы с ней исчезаем.

— Вас находят у Озёрника, — одобрительно кивнул дед, — инсценируют нападение и вынуждают тебя вернуться в городской сектор. Одну, без сестры и Нешто. Где практически загоняют в район офиса. В тот момент, когда Олег находится на стоянке.

— Нас буквально столкнули лбами, — согласилась Лёка, что всё выглядит не набором случайностей, а чётко сработавшим планом.

— Я действительно упомянул о том, что ты без работы, — подтвердил полковник уже известное внучке. — В принципе, инициатива Олега выглядит вполне естественной. Парень хотел… скажем так, помочь, чувствуя себя обязанным. А вот скорость, с какой он провернул собеседование, настораживает. Только встретились, и тебя уже принимает с распростёртыми объятьями главный кадровик. Тут у меня сомнение: Олег сам так решил или помогли? Впрочем, неважно. Положительный результат был гарантирован.

— Марго, — покивала Лёка. — И знаешь, возможно, Олег и вправду действовал под заклятьем или чем-то подобным.

— Есть такие, — авторитетно заявил Нешто-Нашто в ответ на вопросительный взгляд воеводы-батюшки. — На них криксы большие умелицы.

— Анжела, — переглянувшись, одновременно вспомнили дед и внучка.

— Я же говорила, — вернулась к своему рассказу Лёка, — что Олег появился в кабинете Марго сразу же после её звонка.

— Говорила, — не нуждался в напоминаниях полковник. — Слонялся по коридору и ждал, когда позовут. Хотя у начбеза такой огромной компании есть дела поважней, чем внучка бывшего сослуживца.

— Одного не пойму, — с сомнением нахмурилась она. — Зачем его присушили ко мне? Ни за что не поверю, чтобы такой замкнутый осторожный человек влюбился в меня с первого взгляда. И постоянно пытался бы меня контролировать, как полоумный, даже в мелочах. Как с моим патологическим недосыпанием.

— А у тебя оба поклонника полоумные, — не удержался от шпильки дед. — Но, кстати, недосыпание вполне могло заинтересовать не его, а контролирующих его духов. Эта парочка марго-моргощей должна остро интересоваться, сколько времени ты проводишь в межмирье. От этого зависит, как много у тебя набралось там привязок. Не могли же они не догадываться, что бывший офицер будет заниматься разведкой. Благо времени у него вагон. А вот ты днём на виду: работаешь под их неусыпным контролем. Значит, ночами знакомишься с параллельным полем альтернативной деятельности.

Он внимательно посмотрел сначала на внучку, затем на Нешто-Нашто:

— Задание будет таким: вычислить духа, который контролирует Олега. Он где-то в офисном здании. И наверняка не так прост, как эта дура крикса.

— Слушаюсь, батюшка-воевода! — вытянулся во фрунт древний дедок в скорбном рубище.

Лёке вдруг стало жалко его — словно он и вправду старый больной человек, на которого взваливают неподъёмную ношу. Нешто удивлённо округлил глаза, но тут же расплылся в умильной улыбке. И когда перестанет подслушивать мысли?

Ночью она проснулась оттого, что кто-то тихонько нудил прямо в ухо:

— Вставай. Вставай.

Монотонно и настойчиво.

Лёка приоткрыла глаза и увидала освещённую лунным светом бабуленькину шаль.

— Бельмондошенька, что случилось?

— Хозяйка зовёт, — строгим голосом уведомила шишиморка.

Мордочка у неё была серьёзней некуда.

— Какая хозяйка? — не поняла Лёка, но тут же вспомнила, как состоялось их знакомство: — Ма-Са-Та?

— Какая она тебе хозяйка?! — возмутился домашний дух. — Да и меня уж выкупили.

— Кто выкупил? — окончательно проснулась Лёка от такой сногсшибательной новости.

— Хозяйка и выкупила. Всё за ради вас: приставников.

— И где она? — свесив ноги с кровати, уточнила она.

— В Нави, — начала терять терпение Бельмондошка. — Где ж ей ещё-то быть? Да, ты проснулась ли?

— Проснулась, — проворчала Лёка, машинально собирая волосы в пучок. — С тобой поспишь.

— Ну, так ступай за мной.

Ради путешествия за границу межмирья наряжаться не требовалось. Лёка прямо в пижаме прыгнула туда вслед за шишиморкой, которая провела её на место встречи и тотчас смылась.

Берег небольшого пруда сплошь зарос камышом: непроходимые заросли. Прямо перед её носом возвышался огромный валун высотой с человеческий рост. На нём сидела игошка, на голове которой покачивался увязанный в трилистник белой лентой зелёный шиш. Она непрерывно сучила лапками и шевелила ушками.

— Доброй ночи, Шанель, — запрыгнув на валун и зевнув, пробормотала Лёка. — А где Хозяйка?

Игошка задумчиво покосилась на неё и приказала:

— Сядь. Разговор будет долгим.

— Погоди, — закрались в голову смутные подозрения. — Ты хочешь сказать…

— Догадалась, ну и ладно, — досадливо прошлёпала губами Шанель. — Дело не ждёт. А разговор тем паче.

Спросонья Лёка как-то не сразу и сообразила, что голос игошки вдруг стал незнакомым: не лёгким и по-детски звонким, а тихим и по-женски сочным.

— Шанель?

Она встретилась взглядами с игошкой и невольно содрогнулась: белые круглые глазки вспыхнули неживым кромешным светом.

— Забудь, — снисходительно усмехнулся древний дух. — Довольно баловства. Пришло время неприкрытых помыслов и прямых слов. Ты чистая вода, а потому я доверяю тебе своё истинное имя: Га-та.

И Лёка вдруг почувствовала, что пол-полушка окончательно сползает с неё, как старая кожа с возмужавшей змеи. Сейчас подлинная женщина обращалась не к девчонке-переростку, а к равной себе. И тяжесть неминуемой женской доли, что обрушилась на неё с обретением духа приставника, тотчас перестала давить на плечи.

— Гата, — привыкая к нечаянной свободе, задумчиво повторила Лёка. — Что это значит?

— На первородном языке это значит «Ступающая по тверди», — пояснила…

— Ты не игошка, — уверенно констатировала новорожденная женщина.

— А ты не Лёка, — одобрительно молвила Гата. — Сила и мудрость. Вот, что влилось в тебя с данным тебе именем. Ты выдержала его бремя. И отныне ты Ольга. Так, и никак иначе.

— Никак, — приняла она свою награду.

— А я не игошка, — подтвердил древний дух её догадку. — Я Сумерла. Хотя это слово искажено со временем, как почти всё. Люди менялись, менялся их язык. Старые слова становилось неудобно произносить.

— Как звучало это слово на первом языке? — было очень важно узнать той, что внезапно узнала себя. — Хотя кое-что, я, кажется, слышала. Ле, значит, созданное не человеком, а чем-то… что выше его?

— Верно, — одобрительно кивнула Сумерла. — Ме, значит, равновесие. Или мера. В общем, это и есть основа. Су просто указывает на то, что я та самая и есть. А звук Р затесался в изначальное слово по невежеству тех, кто когда-то давно посчитал меня богиней.

— Данное свыше равновесие, — собрала всё воедино Ольга и уточнила: — Ты ведь стала им не при жизни?

— После жизни. Имена смертных, как ты успела узнать, остаются в том мире, где их нарекли. А в Нави мы нарекаем себя сами. Хотя здешние долгожители вроде меня могут принять имя, данное прочими неупокоенными. Так и меня когда-то давно нарекли Ступающей по тверди.

— Такое имя нужно заслужить, — невольно почувствовала себя польщённой Ольга.

Её отметила и признала своей не какая-то пустоголовая крикса или шишимора, а Сумерла. Которую в древности почитали богиней Светлой Нави — места для упокоения достойных душ. Наверняка со временем позабыв про изначальный смысл, вложенный в эту божественную фигуру. А позже приткнув её на первое попавшееся место в божественном пантеоне. Хотя равновесие в мире мёртвых очень уместно.

— Нужно заслужить, — ледянущим тоном повторила Гата.

И в голове Ольги пронеслась какая-то бессмыслица. Нечто непонятное и очень далёкое: оуста имъ бяху перти помысл имъ бяху чест. Или что-то в этом роде — она толком и не разобрала: промелькнуло и пропало. Зато последовавшие за тем слова отсутствием смысла не грешили:

— Помыслы мои чисты, уста мои на запоре, — машинально повторила она. — Да буде моё слово крепче камня, сильнее железа век по ве́ку отныне и до ве́ку.