— Это правда, Кэт, — говорю я, целуя ее в лоб. — Я до смерти люблю тебя.

— А Бром… — осторожно произносит она, заглядывая мне в глаза.

— Если все пойдет хорошо, если он придет в себя, как ты сказала, и мы все выберемся из этого живыми, он тоже будет с нами. Он — часть моего мира, рядом с тобой. Хочет ли этот брюзга быть с нами или нет.

Она, наконец, улыбается и на мгновение отводит взгляд, потом медленно кивает.

— Хорошо, — шепчет она.

— Хорошо? — спрашиваю я, и мое сердце замирает в груди.

Она кивает.

— Хорошо, — говорит она, берет мою руку и прижимается к ней губами. — Давай заведем ребенка.

— Я думал, ты никогда не спросишь, — рычу я. Веду ее задом наперед через комнату, дергая за мантию, пока тот не спадает, а затем осторожно опускаю ее на кровать. Она лежит подо мной, обнаженная, в лунном свете, льющемся через окно, и мне приходится напоминать себе, что с ней нужно делать это медленно, нежно и непринужденно. В ней только что были наши члены, а у меня даже не было времени смазать заживляющим маслом порезы на ее руках и груди. Насколько я вижу, она все еще под кайфом от эликсира.

— Ты такая красивая, — говорю я ей, сбрасывая мантию к своим ногам и склоняясь над ней. — Такая красивая, что иногда на тебя больно смотреть, — признаю я. — Как будто смотреть на тебя — это дар, который могут отнять.

Она сглатывает и смотрит на меня снизу вверх.

— Тогда не позволяй забрать.

Мое обладание ею, моя защита — все это бушует внутри, как зверь в клетке, проникает в вены, заставляя кровь кипеть. Я набрасываюсь на нее, заламываю ей руки над головой и просовываю ладонь между ее бедер. Она приподнимает их навстречу моим пальцам, и это так естественно, как инстинкт, как дыхание.

С ее губ срывается тихий стон, когда она раздвигает для меня ноги, и я нахожу опору в ее влажном влагалище, чувствуя ее желание и свое семя.

Я ласкаю ее нежными прикосновениями, мягкими поглаживаниями, которые дают больше, чем берут, размазывая ее влажность, пока низ ее живота не начинает напрягаться, а дыхание не становится прерывистым.

Ее глаза сияют, когда она смотрит на меня снизу вверх, прикрыв веки.

Мысленно я вижу нашу будущую жизнь, и чувствую, как мой член пульсирует еще сильнее в предвкушении.

Я никогда ничего так сильно не хотел.

— Я люблю тебя, — шепчу я, раздвигая ее ноги шире и проникая пальцами глубже. Она вся мокрая, и я провожу языком по ее ключице, потом прижимаюсь к ней всем телом. Она стонет, чувствуя, как вес моего тела вдавливает ее в постель, и я наблюдаю, как ее взгляд затуманивается, а губы приоткрываются, когда мой член прижимается к ее животу.

— Я чертовски сильно люблю тебя, — снова бормочу я, пристраивая свой член у ее входа, снова целуя ее, наши языки танцуют друг с другом. Она ахает, когда я вхожу в нее, раздвигаю ее и проталкиваю свой член в ее ожидающее влагалище. Она выгибает спину навстречу мне, ее груди напрягаются, а соски твердеют, когда я выхожу и снова вхожу в нее, полностью погружаясь. Это как трахнуть ее в первый раз, как воссоединиться с частью себя, которую, как я думал, потерял навсегда.

Я вхожу в нее, наблюдая, как закатываются ее глаза, как приоткрываются от удовольствия губы, и чувствую, как ее ноги обхватывают меня.

Когда становится слишком, я отстраняюсь, пытаясь вернуть себе контроль, пытаясь подарить ей это время, этот миг. Момент, когда я отмечаю ее как свою.

— Я хочу от тебя ребенка, — шепчу. — Я хочу этого, Кэт. Я хочу тебя.

Я целую ее в лоб, в нос, в щеки, в губы, двигаю бедрами, вжимаясь в нее легчайшими толчками. Провожу по ней кончиками пальцев, исследуя ее кожу, как карту сокровищ. Запоминаю каждый дюйм ее тела, вгоняю в нее свой член, который отчаянно пульсирует в ее влагалище.

Я так близок к тому, чтобы сорваться, что мне приходится выйти, перевернуть ее на бок и снова войти в нее сзади. Зарываюсь лицом в ее шею, обхватываю рукой ее бедро и пытаюсь сосредоточиться на чем угодно, только не на ощущении ее тела, но знаю, что это бесполезно.

Она — все, что я чувствую.

Она — все, что я знаю.

И когда я погружаю в нее свой член, вонзаясь в нее снова и снова, чувствую, как она сжимается вокруг меня.

Я стону ей в плечо, ее дыхание становится резче. Я отстраняюсь и снова врываюсь, отдавая ей больше себя, ту часть, которую я хочу, чтобы она сохранила навсегда. Часть себя, которая теперь принадлежит ей.

Мурашки бегут по ее коже, соски твердеют, когда я провожу по ним пальцами, а бедра напрягаются от моих прикосновений. Звуки, которые она издает, заглушают все мысли в моей голове и воспламеняют мою душу. Я закрываю глаза и прижимаюсь к ней еще сильнее, пытаясь стать еще ближе, пытаясь получить от нее больше. Обхватываю ее руками за талию, прижимаю ее спину к своей груди и погружаюсь в нее.

Я целую ее плечо и чувствую, как она дрожит в ответ. Ее влагалище трепещет, как бабочка.

Моя vlinder.

— О, боже, Крейн, — кричит она, ее тело напрягается, и от этого я чуть не кончаю.

Я быстро выхожу из нее и снова переворачиваю на спину, она обхватывает меня ногами за талию, и я вхожу в нее одним плавным толчком.

С грубым рычанием я врываюсь в нее, трахая самозабвенно, не сдерживаясь. Подтягиваю ее ноги к себе и прижимаю ее колени к груди, вхожу в эту прекрасную женщину, в эту прекрасную ведьму, и чувствую, как нарастает оргазм.

Утыкаюсь головой в изгиб ее шеи и тяжело дышу, прижимаясь к ее коже. Ее ногти впиваются мне в спину, и я чувствую, как ее горячее тело обхватывает мой член, а между нами собирается пот.

— Я сейчас кончу, — говорю я сквозь стон, мои мышцы сводит судорогой, когда приближается оргазм.

Я врезаюсь в нее, и шумные влажные звуки, издаваемые нашими телами, когда мы соприкасаемся, почти невыносимы. Это как наркотик, лучше, чем кайф от опиума, и я уже давно зависим от этой сладкой ведьмочки.

Я сильно двигаю бедрами, изливая в нее свое семя, и она вскрикивает, когда я кончаю снова и снова.

Крепко целую ее и вдыхаю запах, пока мой член пульсирует, и изливаюсь в нее горячими, животворящими потоками, которым, кажется, нет конца. Я двигаюсь в ней еще несколько раз, голова кружится, перед глазами все расплывается.

Прерываю поцелуй и заглядываю глубоко в ее глаза, ее щеки порозовели от удовольствия. Я слышу, как бьется ее сердце, чувствую, как оно бешено колотится в груди, и оно бьется ради меня.

Бьется ради нашей семьи.

— Если это не помогло, я с радостью попробую еще раз, — говорю я с безумной улыбкой.

Она издает сдавленный смешок и кладет руку мне на щеку, заглядывая в глаза.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорит она и тоже улыбается.

Но это мягкая улыбка, хрупкая, в которой заключена вся тяжесть мира.

В глубине души я осознаю опасность за пределами этой комнаты, знаю, что утром мы должны отправиться за Бромом и сделать все, что в наших силах, дабы убедить его не сдаваться Гессенцу, и знаю, что нам так много всего предстоит сделать ради «долго и счастливо», которое включает в себя нас троих и Кэт, которая забеременеет от меня, и все же я хочу как можно дольше остаться сейчас в моменте.

— Кэт, — говорю я ей, наклоняясь и беря ее руки в свои, мои ладони слегка покалывает от порезов. — Моя прекрасная ведьмочка. Я не знаю, что ждет меня в будущем, но знаю одно. Я хочу быть отцом твоих детей. Хочу, чтобы наш дом был где-нибудь далеко-далеко отсюда, и Бром был с нами. Я хочу жениться на тебе.

Похоже, это удивило ее больше, чем появление ребенка. Ее взгляд смягчается, а уголки губ приподнимаются.

— Ты так делаешь предложение? — застенчиво спрашивает она.

Я улыбаюсь и прижимаюсь губами к ее рукам.

— Выходи за меня замуж, Кэт.

И только после того, как вопрос был задан открыто, я осознаю, что сделал предложение женщине, которая никогда даже не говорила, что любит меня.

Я сжимаю челюсти, готовясь к отказу.

Но тут она гладит мои руки.