— Четыре года назад тоже была кровь, — напоминаю я, засовывая руки ей под подол и проводя ими по прохладной коже ее икр. На ней нет чулок, и даже это кажется незаконным.

— На мне даже нет… — начинает она, прикрывая глаза рукой, как будто ей невыносимо на меня смотреть. — У меня закончилась одежда, так что я не… просто…

Должен признаться, я никогда не был с женщиной, когда у нее были месячные, поэтому меня притягивает запретное представление об этом, возможность стать свидетелем чего-то настолько личного, секретного и откровенного. Это заводит меня сильнее всего.

Но Кэт слишком застенчива, чтобы что-то делать, поэтому я задираю юбку.

На ней вообще нет белья, вокруг ее промежности слабые красные мазки на внутренней стороне мягких бедер, и это чертовски красивое зрелище.

— У тебя почти не идет кровь, — заверяю я ее, и мой голос звучит хрипло от желания. — Это ничто по сравнению с ритуалом.

— Я не хочу, чтобы ты считал меня грязной, — протестует она. — Я принимала ванну утром, я…

Прежде чем она успевает закончить фразу, я засовываю свое лицо ей между ног.

— Бром! — выдыхает она, но я просто хватаю ее за бедра и прижимаю к себе. Я ощущаю вкус крови на языке, смешанный с ароматом мыла и ее собственным вкусом. Это действует как эликсир, как волшебство, по мне распространяется жар, кожа становится горячей, а член таким твердым.

Я без ума от нее.

И ей это нравится.

Ее руки зарываются в мои волосы, крепко сжимая их, бедра приподнимаются навстречу моим губам и языку, и я знаю, что в глубине души она ничем не отличается от меня. Ей нравится когда наши первобытные инстинкты берут верх, и мы превращаемся в трахающихся животных, потому что не знаем, что еще есть на свете.

Она как я.

Мы — одно целое.

— Не останавливайся, — кричит она, прижимаясь спиной к сену, и я прикусываю зубами ее клитор, она дергается и извивается, тяжело дыша, постанывая, и я сам подчиняюсь темному желанию, которое душит меня.

Я пожираю ее, мокрый и грязный, всасываю ее кровь и возбуждение. Чувствую, как она балансирует на грани, потом срывается, испуская поток ругательств, отчего я улыбаюсь, глядя на нее.

Она кончает жестко и громко, ее бедра трясутся и сжимают мою голову, тело бьется в конвульсиях, и я никогда раньше не видел такого грубого и примитивного зрелища.

Она так чертовски красива.

А я так чертовски возбужден.

— О боже, — всхлипывает она, когда я отстраняюсь. — Если бы во мне еще оставалась хоть капля невинности…

— В тебе не осталось невинности, Кэт, — хриплю я, стягивая брюки и вынимая член, накрывая ее своим телом, одной рукой удерживая ее руки над головой. — Я выжал все до последней капли.

Она смотрит на меня дикими, голодными глазами.

— Тебе это нравится, да? — выдыхаю я, когда она приподнимает бедра, и направляю головку члена в ее влагалище, стиснув зубы и сдерживаясь. — Тебе нравится, что ты грязная, извращенная, нечистая. Такая же язычница, как я.

Она с трудом сглатывает, кивает, снова двигает бедрами.

— Нравится, когда я называю тебя блудницей, говорю, какая ты плохая, грязная? Ты не дождешься от меня похвалы, маленькая негодница.

Выражение ее лица становится нежным, на губах появляется намек на улыбку, словно она рада грешить.

— Ты слишком много болтаешь, — говорит она.

Мои глаза расширяются от удивления, прежде чем я отпускаю ее руки и издаю низкий рык, погружая в нее свой член на всю длину.

Она вскрикивает, как будто задыхается, ее ногти впиваются в мои плечи, затем в спину, но я не даю ей пощады. Я безжалостно вгоняюсь в нее, с силой вдавливая ее в сено, и она отвечает на каждый болезненный толчок поднятием бедер. Я мог бы увлечься, мог бы кончить и завершить все.

Но я этого не хочу. Не хочу переживать подобное.

Я привел Кэт сюда не только для того, чтобы заново пережить то, что произошло четыре года назад.

А для того, чтобы завершить дело.

Потому что не знаю, что ждет меня в будущем.

Но боюсь, что это может быть мой единственный шанс побыть с ней вот так.

Я делаю глубокий вдох и замедляюсь, мои мышцы дрожат.

— Четыре года назад я совершил плохой поступок, — говорю я ей, еще сильнее прижимаясь к ней, и на мгновение закрываю глаза. — В то время я думал, что плохой поступок — это то, что я сделал с пастором Россом, — я прижимаюсь губами к ее шее, целую, вдыхаю ее аромат. — Я думал, что это был самый большой грех, настолько большой, что я был вынужден уехать из города. Думал, что совершил нечто ужасное, но худшее было впереди.

Я медленно вытаскиваю из нее свой член и поднимаю голову, обхватывая руками ее лицо, пока она смотрит на меня со смесью вожделения и удивления.

— Худшее, что я сделал, — это лишил тебя девственности и бросил. Это была ошибка. И я сильно сожалею.

Я прижимаюсь к ней бедрами, вхожу в нее до конца, издаю стон, а с ее губ срывается сдавленный звук.

— Я не жалею, что потеряла ее с тобой, — шепчет она, выгибая шею. — Я бы только хотела, чтобы ты остался и сказал мне правду. Но ты всегда будешь моим первым. Этого не отнять, Бром. Это всегда будешь ты.

Ее слова что-то делают со мной, словно оборванная нить, за которую наконец потянули, и она распутывает путы.

И я решаю, что лучше не терять время.

Начинаю трахать ее быстрее, с каждым толчком проникая все глубже и глубже, и внезапно представляю, что Крейн тоже здесь. Я хочу кончить в нее и наблюдать, как мое семя стекает по ее ногам, смешиваясь с кровью, а потом хочу, чтобы Крейн оттолкнул меня в сторону и сделал то же самое. Хочу, чтобы он трахал ее так же, чтобы наша сперма смешалась внутри одной и той же женщиной.

Нашей женщины.

Когда меня не станет, Крейну придется заботиться о ней.

Она принадлежит ему так же, как и мне.

— Я кончаю, — бормочу я, зажмуривая глаза. Просовываю руку ей между ног, поглаживая клитор, пока она тоже не кончает, и мы вдвоем наполняем амбар нашими восторженными криками и прерывистым дыханием.

Я изливаюсь в нее, наполняя своим семенем, надеясь, что однажды я смогу подарить ей настоящего ребенка, стану отцом, чтобы у нас с ней была та жизнь, которую мне когда-то обещали. Она не обязана делать это ради меня, выходить замуж, вынашивать моих детей, но я все равно мечтаю, чтобы все было по любви, а не из-за чужого контроля.

Хотя, возможно, любовь всегда вне нашего контроля.

Когда я, наконец, заканчиваю, то остаюсь внутри нее. Прижимаюсь к ней, стараясь не раздавить ее полностью, и смотрю на ее лицо, запоминая каждую деталь. Я вижу нашу юность; россыпь едва заметных веснушек на носу, которые я раньше называл цветочной пыльцой, едва заметный шрам на подбородке, который она получила, когда мы пытались перейти ручей и она поскользнулась на мокром камне. Характерная форма губ, тех самых губ, о поцелуях с которыми я мечтал, когда мы были просто лучшими друзьями, и все это было не более чем сном.

— Я люблю тебя, — говорю я, и, несмотря на то, что я говорил ей об этом раньше, это чувство пылает во мне, словно огонь, который невозможно сдержать. — Никогда не забывай об этом, Кэт. Я люблю тебя и всегда любил. И всегда буду.

Я вижу, как ее глаза наполняются слезами, и она протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки.

— Я тоже люблю тебя, Бром, — шепчет она, одаривая меня печальной улыбкой, и ее слова пронзают мое сердце. — Всегда любила и буду.

Что-то внутри меня ломается. Эта нить обрывается.

И я не могу сдержать слез, которые текут из моих глаз на ее щеки.

— Нарци, — бормочу я, дрожа от волнения, и поцелуями смахиваю с нее слезы. — Пожалуйста, знай, что бы ни случилось со мной, я выбираю тебя. Я выбираю это. Нас.

— С тобой ничего не случится, Бром, — говорит она. — Обещаю. Мы поможем тебе. Мы с Крейном. На следующей неделе проведем ритуал, и все сработает. Не теряй надежду. Мы тебе не позволим.

Но я не теряю надежды. Я знаю, что скоро настанет день, когда мне придется сделать выбор, принести себя в жертву, чтобы спасти их. Я также знаю, что если скажу ей об этом, они с Крейном сделают все возможное, чтобы остановить меня.