Я работаю быстро, связывая ему руки за спиной ремнями, а затем проделываю то же самое с его лодыжками, и сажусь на него так, чтобы мой член был прижат к его заднице.

— А я-то думал, что у меня нет практики, — говорю я, резко шлепая его по ягодицам, отчего он вздрагивает. — Похоже, все эти годы, когда я привязывал соседских телят, принесли какую-то пользу.

— Катись в ад, — хрипит он.

— И потом бегать с тобой отрубать головы всем подряд? Ага, конечно.

Глава 2

Бром

Ярость.

Раскаленная добела ярость ослепляет меня.

Я пытаюсь бороться с Крейном. Но этот ублюдок высок и силен, а я все еще пытаюсь дышать после того, как приземлился на спину. Боль в плече возвращается с удвоенной силой, в глазах пляшут пятна.

Этот сукин сын лишь смеется, а я лежу связанный на полу, как гребаное животное.

А еще он стрелял в меня.

— Ты знаешь, как это работает, — воркует Крейн, проводя рукой по моей спине.

Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Не хочу, чтобы он был рядом со мной.

Пытаюсь оторваться от пола и сбить его с ног, но его бедра крепко сжимают меня, чувствую, как его член упирается в округлость моей задницы, и я ненавижу это ощущение.

— Мне нравится, когда ты сопротивляешься, — говорит он. Его тон остается легким и вкрадчивым, как будто для него это игра. Для него это всегда было игрой.

— Ты бесчеловечный, — бормочу я. Чем больше вжимаюсь в него, тем тверже становится его член, превращается в оружие против меня.

— Ты же знаешь, что это не так, — мягко говорит он.

Я больше ничего не знаю. В тот момент, когда он поцеловал меня на крытом мосту, прочитал мои мысли и вернул воспоминания, на меня нахлынули образы и чувства, когда мы были вместе. Ночи в переулках Нью-Йорка. Утра в постели. Послеобеденные часы в ванне. Дни в опиумных притонах. Я помню, что чувствовал, и это все равно, что увидеть свет в доме, когда ты слишком долго блуждал в темноте.

Я бросился прямо в его объятия, потому что с ним чувствовал себя в безопасности. Как в месте, где можно спрятаться, когда ты чертовски устал от бега.

Но теперь, поразмыслив и осознав, что меня поймала та самая тьма, которая охотилась за мной, я больше ни в чем не уверен. Он думает, что у него на Кэт больше прав, чем у меня. Он больше не мой любовник — он соперник. И если я хочу вернуть Кэт после того, что с ней сделал, Крейна не должно быть рядом. Ни с ней, ни со мной.

— Чего ты хочешь? — удается мне спросить Крейна, прижимаясь щекой к холодному полу и пытаясь сделать еще один вдох.

— Чего я хочу? — повторяет он. Наклоняется вперед, и его губы оказываются у моего уха, и я подумываю о том, чтобы откинуть голову назад и сломать ему нос. За то, что он подстрелил меня, схватил за шиворот и связал.

Но я помню, кто я такой.

Что я такое.

Не только я.

Но и тот, кто скрывается в глубине души.

Дьявол.

Я помню, что сделал с Кэт. Как ударил ее головой о стену. Как темнота окутала меня, пока я не превратился в движущуюся тень. Как я потерял все хорошее в себе, хотя с самого начала никогда не был особенно хорош.

— Я хочу спасти тебя, — шепчет Крейн мне в шею, медленно двигая губами, от горячего дыхания я дрожу. — Я хочу спасти тебя, Бром.

Черт.

— А если ты не сможешь? — спрашиваю я. Мой голос звучит запыхавшимся, слабым и взволнованным, но мне все равно. Потому что Крейн по-прежнему хочет меня.

— Смогу, если ты будешь доверять мне так же, как раньше, — говорит он, касаясь губами уголка моего уха. — Ты будешь доверять мне?

— Вот так ты заслуживаешь доверия? Связывав меня?

Он отстраняется, меня обдает холодом. Отсутствие его тепла глубоко ранит.

— Ты же знаешь, что это для твоего блага.

Затем он запускает пальцы в волосы и запрокидывает мою голову назад. Я задыхаюсь от боли, такой знакомой боли, что мои глаза наполняются слезами. Мой член твердеет, прижатый к полу.

— Ты заслуживаешь и спасения, и наказания. Я хочу причинить тебе боль, — хрипит он.

Крейн всегда был груб со мной, но я никогда не видел его сердитым. Не знаю, почему хочется его спровоцировать. Хочется увидеть, как этот фасад треснет. Я всегда висел на волоске, чувствуя, что вот-вот сорвусь и поддамся хаосу в своей душе, а он всегда был уравновешенным и держал себя в руках, и я хочу знать, каким он становится, отпуская контроль.

— Тогда сделай мне больно, — с трудом выдавливаю я, но слова застревают у меня в горле, а голова все еще запрокидывается назад. Плечо пронзает боль. Кажется, рана снова начинает кровоточить.

— Ты же знаешь, что просить об этом нужно вежливо, — говорит он, и его кулак сжимается все сильнее, отчего у меня начинает гудеть голова.

— Сделай мне больно, пожалуйста, — у меня перехватывает дыхание.

— Хороший мальчик, — комментирует он, и я ненавижу то, как расцветает мое сердце от похвалы. — Но эта боль не доставит тебе удовольствие.

Он снова прижимается губами к моему уху.

— Если я сейчас лизну твой член, он будет на вкус, как сладость Кэт? — спрашивает он, и я тут же представляю, как он стоит на коленях.

Блять.

— Ты насиловал ее? — его голос становится тихим, таким тихим, что он дрожит от ярости. Все это из-за Кэт. Весь этот гнев и ревность из-за нее. — Ты трахался с ней, или всадник?

— Нет, — протестую я, морщась, когда он так сильно тянет меня за волосы, что у меня перед глазами вспыхивают звезды. — Я этого не делал. Она сама хотела. Она хотела меня, — во мне начинает подниматься тьма. — И я трахал ее лучше, чем ты, Крейн. Я заставил ее забыть о тебе.

При этих словах он останавливается, делает резкий вдох, и комната будто замирает вместе с ним.

Затем он берет мою голову и ударяет ею об пол.

Искры взрываются у меня перед глазами, мир кружится, и прежде чем я успеваю вскрикнуть, его большая ладонь скользит по моему лицу и закрывает рот, сдерживая сдавленный крик. Мои глаза наполняются слезами.

— Заткнись, — ворчит он, больно сжимая, а затем встает, давление на мою спину ослабевает, но я не могу ни говорить, ни думать. Я чувствую, как на меня надвигается тьма. Это сотрясение мозга? Это всадник? Нужно предупредить Крейна?

Я решаю не делать этого.

Пусть всадник даст за меня отпор.

Но это не имеет значения, потому что темнота рассеивается, когда Крейн поднимает меня на ноги, и мое зрение восстанавливается, как раз когда он толкает меня к стене, прижимая предплечье к моему горлу. Кровь стекает по моему лицу из-под волос, и с глубочайшим раскаянием я осознаю, что он поступил со мной точно так же, как я поступил с Кэт.

Я заслужил.

Я заслужил гораздо хуже.

— Ты был внутри нее, когда делал это с ней? — рычит он, кивая на рану, и эта ярость, которая вибрирует во всем его теле, откликается во мне. Он переносит гнев на меня, даже не осознавая этого. — Твой член был внутри нее, когда ты менялся и причинил ей боль?

— Ей нравится боль, — удается мне произнести, уткнувшись в его руку.

Я наблюдаю, как вспыхивают его глаза, меняя цвет с серых на черные.

— Я уже на грани, красавчик. Я разрываюсь между желанием трахнуть тебя и желанием убить, и боюсь, что если сделаю одно, то в конечном итоге сделаю другое.

— Лучше сначала убей, — говорю я, и в горле у меня перехватывает, когда я пытаюсь заговорить. — Ты бы даже не заметил разницы, трахая труп, а?

Он смеется, обнажая в улыбке идеальные белые зубы, и я ненавижу то, как тревожно бьется мое сердце.

Но в его глазах по-прежнему холодный огонь, и они смотрят на меня с такой силой, что она проникает внутрь меня.

— Справедливое замечание, — задумчиво произносит он, на мгновение опуская взгляд на мои губы. — Но мне нравится, когда ты сопротивляешься. Такой большой и сильный мужчина превращается в сосунка под моим контролем. Так ты делал это с Кэт? Вымещал на ней то, что хотел бы сделать со мной, но не мог, потому что мужественности не хватило?