— Михаил.
Затем я протянул руку к девушке и произнес латинское слово, которое еще помнил;
— Nomen?[9] Она поняла. Она улыбнулась и негромко повторила:
— Виктор… Михаил…
Потом показала рукой на себя и сказала:
— Корнелиа…
— Корнелия, — повторил я и улыбнулся ей.
И Витька тоже улыбнулся и повторил:
— Корнелия…
Итак, знакомство состоялось. Теперь дело было за небольшим — узнать, как она здесь оказалась и что собирается делать дальше.
Я взял лежащую возле Корнелии на траве пачку сигарет, вытащил одну, закурил и стал мучительно перебирать в уме немногие из запомнившихся мне латинских слов, пытаясь найти среди них подходящие. Но подходящих почему-то не находилось.
Корнелия с любопытством следила за моими движениями. У нее был такой взгляд, будто она впервые видела, как закуривают сигарету.
"Странная девчонка!" — подумал я и решил, что проще всего было бы спросить у нее, где ее друзья, то есть те, с кем она приехала. Слово "друзья" я знаю. "Где", — кажется, ubi… Есть такое не нашей психологии изречение: "Ubi bene — eadem patria" — где хорошо, там и родина.
Значит, осталось слово "твои" или "ваши". Ага: "мой" — meus, "твой" — tuus. Зубрили когда-то и это. Итак…
— Ubi tuus amici sunt? — спрашиваю я.
Кажется, я говорю что-то не так — "tuus" ведь склоняется. Но, видно, Корнелия понимает меня, хотя и улыбается моей ошибке. Она поднимает руку и говорит только два слова:
— Longe sunt.
Я знаю эти слова. Все-таки я ведь учил еще и английский. Long — длинно, далеко. Значит, ее друзья далеко. Но где далеко? Может, и впрямь эта девчонка с неба свалилась? Но тогда откуда она знает латынь? Ведь не на латыни же говорят жители Венеры… И почему она знает Рим?
Чепуха какая-то! Может, она просто сумасшедшая? Не похоже.
Эх, дьявол! И за что я тогда так не любил латынь?..
Я снова выискиваю в своей памяти слова. Наверно, по-английски я сказал бы это сразу: "When did you come in the USSR?" — "Когда вы приехали в СССР?" Но как сказать это по-латыни?
Там ведь и слова-то такого нет — "СССР". И даже слова "Россия" там нет. Слишком уж допотопный язык!..
"Veni, vidi, vici", — услужливо подсказывает мне память. — "Пришел, увидел, победил…" Ага! Veni!
Это то, что надо. Теперь еще вспомнить, как "когда"…
Вопросительные слова в латыни часто начинаются с "qu". "Quen", что ли? Нет, не то!..
Ага — "quando"! До чего же глубоко в памяти сидят нужные вещи! Сразу и не докопаешься.
Вот у Витьки в электронных машинах это просто: все, что машина запомнила — сейчас же и к услугам. А тут ройся, ройся в извилинах!..
Итак, значит…
— Quando venisti in Soviet Union?
Она отвечает быстро и, как мне кажется, обрадованно:
— Quod "Soviet Union" est?
Она произносит это очень естественно и просто, как будто в ее вопросе нет ничего особенного.
А ведь я понимаю ее вопрос. Quod — это "что".
Она спрашивает, что такое Советский Союз. Об этом может спросить только либо сумасшедший, либо существо с другой планеты.
Но она не похожа на сумасшедшую. Совершенно непохожа.
И она непохожа на существо с другой планеты.
Она слишком земная и говорит на земном, хотя и древнем языке.
И тем не менее, она не знает, что такое Советский Союз, хотя находится в нем.
И не знает слов "Куба" и "Фидель". Но знает слово "Рим".
Странно!
Однако сейчас ей нужно ответить.
Снова память выталкивает зазубренные слова, которые дают мне ключ. "Terra incognita" — неизвестная земля. Это-то я знаю! Как часто латинист говорил это про меня! — Что, мол, для меня латынь — terra incognita… Ладно!.. Сейчас "неизвестную" можно отбросить.
Мне нужна "земля". Еще бы вспомнить слово "эта"!
"Hie, haec, hoc, iste, ista, istud", — выскакивают вдруг заученные некогда местоимения. Ура! Эврика!
Я обвожу рукой вокруг себя — широко, вольно — и говорю:
— Terra ista Soviet Union est!..[10] СоветскийСоюз, — добавляю я для большей ясности по-русски. Россия.
Она чему-то очень грустно улыбается и произносит:
— Terra ista regnum Bosporus fuerat[11] .
Да, я согласен с ней — когда-то здесь, в Крыму, было Боспорское царство. Когда-то страшно давно, еще до древней Руси, до Рюрика и Олега.
Кажется, еще в период древней Греции и древнего Рима. Я запомнил это царство, потому что в нем было грандиозное восстание рабов под руководством Савмака. Рабов, которые победили и создали свое справедливое государство. Хотя и ненадолго… Когда-то я делал семинарский доклад о правовых актах вождей рабских восстаний. Было там несколько фраз и о Савмаке. Но ничего больше о Боспорском царстве я не знал.
Почему она вдруг вспомнила про него? Как это можно знать Боспорское царство и не знать Советского Союза, не знать Кубы? Что она за человек? Откуда она взялась? Из какого-нибудь кургана вылезла? Откуда… Откуда… Как это по-латыни?.. "Unde", кажется… А может, не "unde"? Ну, и что? В крайнем случае, она скажет свое "поп intellego".
— Unde venisti?[12] — спрашиваю я.
Видимо, я не ошибся. Видимо, Корнелия поняла.
Она снова показывает рукой на небо и коротко отвечает:
— Inde veni.
— Что она говорит? — спрашивает меня Витька. — Чего ты от нее добился?
— Она говорит, что пришла оттуда. — Я показываю головой вверх. — Что там у нее друзья. Она не знает, что такое Советский Союз, но помнит, что здесь когда-то было Боспорское царство. Все это кажется мне бредом, Витька… Самым настоящим бредом. Может, она все-таки сбежала из сумасшедшего дома?
Витька искоса глядит на Корнелию, усмехается.
— Непохоже. У больных не такие глаза. И потом в сумасшедших домах нет таких стильных спортивных костюмов. Их, кажется, нет даже в наших магазинах.
Я внимательно смотрю на ее костюм. Он тонкий, почти черный и шелковистый. Какие-то неуловимые серебристые нити поблескивают в нем.
Я гляжу на ее ноги. Они обуты в очень странную обувь. Я еще ни разу не видал такой обуви. Это какие-то литые, плотно обтягивающие ступню боты с небольшими широкими каблучками. Эти боты сделаны не из резины и не из полиэтилена, а из какого-то совершенно неизвестного мне материала. Не понятно, как снимают и надевают эту обувь.