Я поудобнее обхватила мешок и хотела было сначала войти в дом, чтобы сменить обувь на сухую.

– Ты куда это? – Джон развернулся, так и продолжая держать в руках молоток, ручка которого от времени раскололась и стала неровной, глаза его прищурились, а губы сжались под бородой. – Сегодня ко мне заглянут друзья, надо закончить все побыстрее. Сколько она весит? Четырнадцать?

Ладони немного вспотели от напряжения, а в горле стоял неприятный привкус тревоги. Так всегда: стоит ему переключить внимание, как все мои чувства обостряются, а тело напрягается, словно я голодная пума, готовая вот-вот прыгнуть и разорвать никчемного старика. Иногда в моей голове рождались мысли, которые приносили удовлетворение после попыток Джона наказать меня. Когда его удары или ругательства прекращались, я выдумывала, как случайность могла бы «наказать» его за меня.. Представляла, как он идет по лесу и нечаянно проваливается в глубокою нору, из которой уже не может выбраться, или же я запираю дверь, а он всю ночь скитается на улице, когда в темноте раздается вой и близкое рычание, но спрятаться негде… И тогда я позволяла себе немного успокоиться, выплеснув свой гнев через фантазии. Но всегда вставал вопрос: а смогла бы я по-настоящему дать своему деду отпор и ударить в ответ? Мои родители точно не хотели бы, чтобы я била его, ведь не поехали бы они к нему в гости, зная, какой он монстр. Но, с другой стороны, насколько сам Джон раскрывался перед ними и показывал себя «настоящего» – это осталось навсегда тайной.. Поэтому я поступала так, как подсказывало сердце: ради родителей я должна была выдержать все и попробовать уехать отсюда. Сколько бы я ни злилась, сколько бы ни ненавидела этого старого дьявола, все мысли могли оставаться только лишь мыслями и не более.

– У тебя что-то есть для меня, Анда, или ты решила меня расстроить? – его голос стал более угрожающим, а тело приняло напряжено-нападающую позу. Сейчас между нами происходила демонстративная «схватка» двух хищников, один из которых в итоге проиграет, и покажет смирение и получит пощаду. Но стоит выпустить когти и показать характер – ты проиграл.

Со временем его карие глаза и выцвели до совсем тусклого оттенка , а морщины, словно множество ручейков, пересекали лицо – и как же мне хотелось, чтобы это были следы от заразительного смеха или от широкой улыбки, которые он дарил всем, когда спешил на работу или возвращался домой к своей семье, будучи молодым. Но нет, это была просто старость, а не приятные воспоминания из прошлого. Не уверена, что он знал, что такое смех или радость. Может быть, порой он и улыбался, но каким-то своим мыслям, понятным ему одному Это выглядело немного пугающе, стоило мне застать его однажды внизу, когда он сидел в кресле и с легкой ухмылкой смотрел в пространство перед собой, а потом перевел взгляд на меня, и улыбка растаяла так же быстро, как и мелькнула. В тот день я старалась с ним не пересекаться.

Сейчас он мог выглядеть как обычный мужчина, который уже прожил свою счастливую жизнь и пытается чем-то занять свою старость, но глаза –зеркало души, так ведь? Может, раньше у этого человека и было то, что называют «душой» , но в какой-то момент она исчезла, оставив вместо себя оболочку, полную только злобы. .

– Восемь с половиной футов, никак не меньше, – я постаралась придать голосу уверенности, если поверю я – то и он поверит в мою ложь. – Хотите посмотреть?

У него немного дернулась щека, так бывало, когда он раздумывал и принимал решение, и сегодня удача сыграла в мою пользу. Он благодушно отмахнулся, сказав лишь, чтобы к десяти все уже было готово к отправке, а я сидела у себя.

Мельком взглянув на дверцу дома, я закинула мешок на плечо и пошла в сторону воды.

Анда

Нож я обнаружила воткнутым прямо в мокрую доску на пирсе, который был построен самим дедушкой. В некоторых местах деревяшки расшатались и проламывались, но устоять в целом было еще возможно. .

Я присела на корточки и развязала мешок. Рука скользнула внутрь и нащупала пушистый хвост, который по-прежнему ощущался как живой, от чего отвращение поднялось тошнотой прямо к горлу. Если бы маленькой мне сказали, что меня ожидает такая жизнь, честно, я бы испугалась и не поверила. Но теперь это стало моим образом жизни. .

Речной пейзаж был прекрасен. Вода умиротворенно застыла, казалось, будто она вообще не течет, если бы не журчание, которое едва слышно разносилось над округой, стоило затаить дыхание. Со дна отсвечивали гладкие речные камушки, которые, выступая из воды, становились скользкими.. Иногда поодаль можно было заметить лося или оленя, которые, осторожно ступая, решались подойти и испить воды, прислушиваясь к каждому шороху. Такие места как рисуют и печатают на открытках или блокнотах: величественная природа, животные –покой и умиротворение. Мне не надоедало смотреть на всю эту красоту, на неожиданные дары, которые она приносила.. За поворотом, который можно обойти с другого берега, можно было увидеть настоящую силу этих тихих вод – там они падали на камни и яростными потоками устремлялись дальше, навстречу Солнцу. Мне довелось это узнать, когда я заблудилась во время первой самостоятельной вылазки в лес. После долгих скитаний, с громко стучащим на выбросе адреналина сердцем, я вышла к тому месту, где вода превращалась в неукротимые маленькие волны, стремящиеся унести любого, кто попадет в пенную пучину. В конечном итоге мне удалось выбраться из дебрей лишь потому, что дед вышел на меня во время своих «стрельбищ» и показал дорогу домой. По дороге, конечно, не упуская повода меня припугнуть.

Первые дни своего пребывания в доме Джона я плакала всего один раз, но даже не из-за него, а из-за запоздалого осознания потери родителей. Они были для меня всем, в таком юном возрасте я еще мало понимала это, но все, что мне удалось испытать всего за один вечер в доме дедушки, оставило глубокую рану в душе, которая затянулась неровным шрамом. Я знала, стоит немного дать слабину, и он точно откроется, а вот что последует дальше… Я не могла даже представить.

Я вынула лисицу за хвост и разложила ее на досках, оглядев еще раз свою добычу: казалось, еще секунда, и она вскочит, быстрым семенящим бегом скроется в кустах, слившись с травой, но нет… Нам предстояла тяжелая работа. Завязав волосы, которые с годами стали темнее, чем были в детстве, приобретя из светло-русого более насыщенный золотисто-каштановый оттенок, мои руки будто сами приступили к работе. Джону обязательно нужна была роскошная шкура этого животного – если нет качественно обработанного товара, то нет и денег. Вот только я никогда не понимала, куда он их тратит. Дорогих покупок он не совершал, по крайней мере, в доме не стало водиться вещей, которых я раньше не видела. Поэтому мне казалось, он их отдает их кому-то. Вот только кому? На такую мысль меня навело то, как увидела, что один мужчина приезжает к нему и берет свой заказ, а вместе с ним и бумажный конверт, недавно лежавший на кухонном столе. Я не смогла разглядеть, что в нем, но он был подписан чернилами, и на нем стояли, кажется, марки. К сожалению, дедушка забрал его раньше, чем я успела рассмотреть получше, и мне пришлось сделать вид, что я не заметила эту находку, и дальше развешивать сухое белье, которое уже отдавало затхлостью. Джон всегда забывал постиранное мной в тазике, который мог простоять за тумбой на стуле целую неделю. Приходилось заново идти и перестирывать все в речной воде. Не говорю, как это было тяжело делать зимой, когда руки отваливались, стоило лишь выйти из дома – не то, что стирать. Джон рассказал мне все правила его дома, и, даже несмотря на ненависть, я их не нарушала. Стирка в самом доме запрещалась в любое время года, зима или знойное лето – неважно, запаха чистящих средств не должно быть внутри, так же, как и меня, когда он был погружен в свою работу.

Честно, в каких-то редких моментах, ранее, я и сама старалась сгладить обороты и как – то подольститься к нему, получить его одобрение или похвалу, но все мои добрые слова или разговоры его не интересовали, он угукал или просто молча продолжал делать свои дела.