В детстве я часто интересовалась у Джона, где мы находимся, но тот всегда отвечал одинаково: лес – наш дом, цени свой дом, и Господь будет ценить тебя. Я знала одно, что с той женщиной… Мари, мы направлялись в Канаду, в городок под названием Колд-Лейк. Я даже видела вывеску у въезда, а когда мы переселив серый автомобиль размером чуть меньше автобуса, я сразу же потеряла дорогу и ориентир. Когда мы выехали за пределы города и направились в сторону лесной тропы, которая, как змея, извивалась и вела нас по глухим лесам и полям. Я, возможно, и запомнила бы дорогу, но к тому моменту, как мы прибыли на место, и женщина попросила водителя подождать несколько минут я уже спала, видимо, сильно утомилась с дороги. Неудивительно, ведь такой долгожданный перелет разбил меня на кусочки, и почти весь путь над бескрайним небом я проплакала.
Имя моей наставницы из детского дома всплыло неожиданно, после случая, когда я случайно нашла фотографию со своими друзьями из Виннипега. Там стояла дата: двадцатое апреля, две тысячи пятнадцатый год. Плохо помню этот момент, но на фотографии я улыбалась, не во все лицо, конечно, но все же… Тогда я еще не знала, что дедушка неодобрительно отнесется к этой находке (как же иначе), и я показала ему. Позже она послужила розжигом для уличного костра, на котором он приготовил жаркое. С тех пор я научилась надежно прятать самые дорогие для себя вещи. Например, блокнот, в котором я рисовала с мамой в детстве – он был мне очень дорог, все наши смешные каракули и рисунки хранились на его страницах. А еще детское кольцо, которое со временем стало мало. Папа подарил его просто так, а может, и за что-то – я не могу сказать. Немного повзрослев, я разрезала старый кожаный ремень, найденный в сарае, на мелкие полоски, и сплела из него шнурок – на браслет, куда и повесила кольцо, ставшее для пальца совсем крошечным. Эту безделушку удобно прятать под рукавами кофты, а вот летом приходилось хитрить, чтобы оставить свое сокровище незаметным.
Казалось бы, все счастливые моменты должны были остаться в подсознании, но у меня не было ничего, ни одной зацепки о моей прошлой жизни. Только мелкие фрагменты, которые я иногда прокручивала в голове столько раз на дню, что она начинала болеть, а мысли сбивались в кучу. Тогда мне приходилось немного остыть и продолжать делать свою рутинную бытовую работу, которая была готова для меня заранее.
Подняв с земли рюкзак и повесив за спину двуствольное ружье, отданное дедом для грязной работы, я тяжело вздохнула и посмотрела за деревья, в сторону Солнца, которое медленно поднималось и освещало кроны деревьев. Красиво, жаль, что за красотой скрывается весь тот кошмар, который приходится совершать. Стараясь не смотреть на застреленную лисицу, я подняла ее за хвост и опустила в мешок, специально приготовленный «заботливым» дедушкой для зверя. Эта лисица была небольшой, значительно меньше, чем та, о которой говорил Джон. Если он сказал, что она приблизительно весит футов четырнадцать, то эта была футов семь-восемь. Такой вес подойдет для того, чтобы удовлетворить его, но не даст разозлиться и послать еще за одной. Хотя бы не в ближайшее время, тут не угадаешь.
Один раз я пыталась немного схитрить и принесла вместо указанных трех зайцев всего лишь одного, но крупного. Он забрал его, но велел принести еще и крольчат, которых он заметил, когда проходил на другом берегу под кустистым оврагом. Вот тогда я заплакала по-настоящему. Всю дорогу до кроличьей норы из глаз катились слезы, и раздавались мое завывания, казалось, что это крольчиха плачет по своим малышам. Когда же мне удалось поймать один пушистый комочек, я гладила и гладила его, я знала, что ничем не помогу: отнести в лес не получится, а спрятать тем более. Джон все видел, он перестал мне доверять, когда заметил, что я подолгу стала выполнять его работу, и все реже прихожу с пойманной дичью. Это не входило в его планы, ведь он должен был продать ее в кратчайшие сроки своим заезжим друзьям из города. И поэтому он стал за мной следить.
Я слышала, как позади он пробирается грузными шагами по кустам , сопровождающимися ругательствами, но мне было все равно, в тот момент я хотела остаться с несчастными существами и видеть все, что сотворит с ними этот безжалостный человек Я пробыла там до самого конца, даже когда он подошел и оттолкнул меня, от чего я едва не расшибла себе голову о поваленный ствол дерева. Он взял каждого кролика и умертвил так легко, будто это всегда были бездыханные тельца, а не живые создания. Когда его мешок был наполнен, а сам он успокоился, мне оставалось лишь ждать дальнейших его действий. Джон развернулся, положил мешок и наклонился ко мне так близко, что я могла ощутить его зловонное дыхание, видеть почерневшие зубы и бегающие злые глаза.
– Ты дурная девчонка, я сразу понял это, – приговаривал он и качал головой, – твои родители плохо тебя воспитали. Говорил же я им, что добром это не кончится, а они не слушали. Теперь мне все разгребать.
С этими словами он ушел, а я уже подумала, что легко отделалась, но, когда вся заплаканная и чумазая пришла к дому, тот был закрыт, а изнутри раздавались громыхающие звуки . Было бесполезно проситься внутрь, но и сидеть на улице мне не хотелось. Мало ли, кто мог выйти из лесной чащи. Конечно, сюда мало кто забредал, кроме мелких зверьков, но опасаться все же стоило. Всегда приходилось выжидать момент между «подождать» и «извиниться». После часа пребывания на воздухе, я жалобно попросила простить меня и, после нескольких униженных попыток, наконец – то смогла попасть внутрь, отделавшись парой тычков.
Стараясь не споткнуться и не распластаться на влажной земле, я осторожно выбирала дорогу. Ноги сами вели меня к дому, будто торопясь доставить свою хозяйку в тепло и дать ей немного подкрепиться. Сегодня вторник – узнала я это по календарю в дедушкином столе, который он забыл закрыть на ключ. Улучив момент, я не упустила возможности полазить там и нашла много старого барахла: пустые ручки, ржавые монетки, спички без коробка, несколько патронов пятого калибра… Но по-настоящему стоящей находкой стал маленький, пожелтевший и обгоревший в одном месте календарь с картинкой моря и пальм. Воспоминания об очень похожем пейзаже, такие же смутные, как если долго смотреть на яркий свет: мама улыбается, а папа закапывает меня в теплый песок. Вот мы смеемся, вот теплая вода лижет наши пятки и приносит из глубин мелкие ракушки, словно даря нам воспоминания об этом дне, но я почти все позабыла и ненавижу себя за это.
Дом располагался на расчищенной полянке между редкими деревьями, перед ним протекала река, несущая белую пену потоками обманчиво спокойными: если упадешь, без сомнений, уже не выплывешь.
Отличное место для проживания со стариком, который готов рукоприкладствовать под любым предлогом .
Перешагивая через кочки и расставленные силки, я начала продираться ко входу. Джон сидел на пне у самодельного стола и выбивал отбойником на свежей блестящей коже окружности для шнуровки. Всегда удивляюсь, откуда у такого отшельника, как мой дедушка, есть знакомые и друзья, которые готовы заплатить приличную сумму за его товар. Конечно, поспорить тяжело, его заготовки и вправду хороши, но я ему об этом никогда не скажу. Ноги стерлись и промокли, хотелось быстрее просушить носки и что-нибудь съесть. Тем более, я не ела нормальной еды уже несколько дней, перебиваясь «сухими остатками» прошедших дней.
– Стол занят, – ему даже не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, что я вернулась, и не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что не с пустыми руками. Он знает – я не посмела бы вернуться «пустой».
– Хорошо, я сделаю все на веран…
– После тебя вечно все заляпано кровью, – он немного повернул голову и застыл. – Иди к ручью и нож с собой возьми.
Ручей. Немногим лучше, чем остаться здесь, с ним, и едва дышать при каждом его пронизывающем взгляде. Когда я еще не умела свежевать дичь правильно, то делала множество ошибок, которые за несколько ударов по рукам научилась быстро исправлять. Мне нравилось работать в тишине одиночестве, но, если же Джон был поблизости и проходил будто невзначай мимо меня, то даже тогда не так сильно напрягалась, как раньше. Но, если честно, оставаясь одна, я очищала шкуру и мясо, как было удобнее и быстрее, не хотелось долго возиться со всем этим кошмаром. Летом мне нравилось сидеть у ручья, но сегодня, после ночного похода, эта идея мне не улыбалась. Носки противно прилипли к ногам и при каждом движении напоминали о том, чтобы я их сняла и просушила, а на рукавах куртки темнели пятна от влажной земли, которые мне еще предстояло оттереть.
