— Угу… — кивнул Велигой, ожесточенно работая челюстями.

В избе Барсука было светло и относительно просторно. Три окна, большая печь, две лавки, на которых сейчас и расположились друзья, в две ложки уплетая похлебку, весьма загадочного состава. Но на Велигоя после всех ночных переживаний вдруг накатило зверское желание жрать, жрать и жрать, тем более что вкус неведомого варева был бесподобен.

Стены избы увешаны лохматыми вениками разнообразных трав, еще какой-то непонятной гадостью — неизменная часть обстановки жилища любого волхва. По углам скромно теснятся объемистые скрыни, крышки так же завалены всяким колдовским хламом. Волшебные причиндалы валяются и на подоконниках, что-то такое виднеется даже на печке, не иначе как сушится. Как ни странно, напрочь отсутствовали такие немаловажные детали, как черный кот, филин или, на худой конец, гроздья летучих мышей под потолком. Впрочем, и сам хозяин избы несколько не вязался с обычным образом волхва-отшельника…

Велигой сделал Репейке знак, чтобы тот продолжал — отрываться от похлебки не хотелось, а дурачок всегда как-то ухитрялся совмещать поглощение пищи с трепотней.

— Ну так, вывела меня тропка сюдыть, — Репейка облизал ложку и вновь нацелился ею в горшок. — Я с этой животины, будь она неладна, грохнулся, и к двери. Ору, значит, стучусь, волнуюсь тоись, и вдруг — бац! Дверь нараспашку, сам Барсук на порог выскакивает, злой, как леший. Так что ж ты думаешь? Хоть бы спросил, зачем пришел! Как заорет на меня: «Ты что ж это, — говорит, — чума болотная, хвост ежовый, творишь, тудыть тебя налево? Провожатый выискался! Тебе что, законы колдовские не писаны?» «Не, — отвечаю, — дуракам вообще никакие не писаны, не то, что колдовские. Тут такое дело стряслось, поспешать надо…» А он мне в ответ: «Ах ты, — говорит, — хрен языкатый! Дело у него, видите ли! Накрутил, натворил, аж весь лес на ушах стоит! Всех леших перебаломутил! И что теперь делать прикажешь?» Я ему: «А я почем знаю? Твой, — говорю, — лес, ты у нас волхв…» А он аж зашипел: «МОЙ лес? Что я тебе, Род-создатель? Али Велес Скотий Бог? Лесу я не указ, коли ему что в голову взбредет!» Я в слезы, чую, гиблое дело. А он вдруг успокоился, меня в избу пустил, и говорит: «Ладно, не ной, до утра все равно ничего сделать не сможем, а там поглядим, поглядим… Да и не только нечисть по лесу бродит, авось, если повезет, встретит твой воитель силу, у которой в здешних краях весу поболе моего будет…»

«И встретил, — подумал Велигой. — Только вот надо спросить Барсука, что же это все-таки было.»

— А я всю ночь глаз не сомкнул! — сказал замолчавший было Репейка. — И с утра все сидел, на дорожку глядел… А как ты появился, так у меня будто тяжесть какая с сердца упала…

— Думать надо хоть изредка, — раздался с порога сильный, низкий голос. — Тогда и падать было бы нечему.

В дверях стоял Барсук.

— Вы, други, надо сказать, оба хороши. Один в лес не зная его законов сунулся и другого потащил. А этот другой не нашел лучшего места для ночлега, чем болото, да еще и на Лысый Холм взобрался! — с усмешкой заметил он, приближаясь к столу. — Ну сколько можно людям твердить, что к возвышенностям с одним деревом на верхушке нечисть как в корчму сбегается!

Волхв совсем не выглядел старым. Скорее, каким-то вообще безвозрастным. Высокий, статный, в плечах широк непомерно. Лицо в сетке морщин, холодные пронзительно голубые глаза прячутся глубоко в черепе. Одет в длинную, просторную белую хламиду, перетянутую широким поясом, на котором в пору бы меч таскать. В длинных седых волосах, усах и бороде отшельника двумя широкими полосами выделялись черные пряди, что и в самом деле придавало его лицу некую схожесть с барсучьей мордой.

— Ну как, ничего получилось варево? — спросил волхв, присаживаясь с краю на лавку.

— Гоже! — честно ответил Велигой.

Репейка только часто-часто закивал, чуть ли не с головой ныряя в горшок, будто боясь, что отшельник, хоть и пообедал еще за час до появления Велигоя, вознамериться потешить пузо еще разок.

— Хорошо, — улыбнулся Барсук. — А то уж боялся, что совсем стряпать разучился. Мне-то в лесу особо не до разносолов. Перекушу на ходу где чем — все полезно, что в рот полезло — и дальше… Все дела, дела… А раньше о-го-го как кухарил — князя какого-нибудь накормить и то не стыдно было б… Ну да ладно, хорошо, что вам понравилось. Доедайте, что осталось. Потом потолкуем…

Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.

Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады…

Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак — как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? — и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать…

Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь…

— Да-а-а… — сказал неожиданно Барсук. — В нехорошую историю ты угодил, витязь.

— Да я и сам знаю, — пробормотал Велигой. — Так ведь слово — не воробей, вылетит — таких поймаешь…

— Думал я над твоим делом, — рассеянно глядя в пространство сказал волхв. — И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.

— Ну не может он вообще никаких следов не оставлять! — Велигой шарахнул кулаком по колену. — Не бывает такого, чтобы вовсе не за что было зацепиться!

— Зацепиться всегда есть за что, только вот эту самую зацепку подчас найти не легче, чем того, к кому она должна, по идее, привести. — усмехнулся отшельник. — Радивой может у тебя за спиной стоять, ты можешь с ним нос к носу столкнуться, и так и не узнаешь, что это он. Ты хоть представляешь себе, КОГО ты ищешь? По каким приметам узнаешь Радивоя?

Велигой молчал. Барсук терпеливо ждал.

— Вот видишь… — сказал волхв, выждав минуты три. — А ты говоришь — зацепка.

— Он должен быть не такой, как все, — тихо промолвил Велигой. — Он должен выделяться.

— Или наоборот, — пожал плечами Барсук. — Не должен выделяться вообще. Иначе вряд ли бы сумел морочить людям головы столько лет.

Велигой опять надолго замолчал, погрузившись в размышления.

— А ты? — спросил он. — Репейка говорил, что тебе многое ведомо. Что ты знаешь о Радивое?

— Как ни странно, но не многим больше, чем другие. — ответил Барсук. — Ты прав в одном: Радивой не такой, как все. И дело тут даже не в его невероятном возрасте и потрясающей неуловимости. Как раз тут, я бы сказал, вовсе ничего необычного нет. Подобных примеров, на самом деле, пруд пруди. Вспомни, хотя бы, того же Свенельда. Между прочим, бытует мнение, что Свенельд — и есть Радивой.

«А ведь и правда! — мелькнуло в голове витязя. — Легендарный Свенельд, один из тех, кто, как говорят, пришел еще с Рюриком. И уже в то время был ох как немолод. А затем состоял на службе у всех Рюриковичей вплоть до Ярополка… И как-то незаметно исчез — будто в воду канул. И где он сейчас — неведомо, только что-то никто не слыхал о его смерти…»

— Вот, пожалуйста! — воскликнул Велигой. — Чем не зацепка?

— Ты сказал, а я подтвердил, — отозвался волхв. — Радивой — не такой, как все. Его небо не зрит и земля не слышит, о нем огонь не ведает…

— …И вода не погасит жара его сердца. — закончил за Барсука Велигой. — Это я и без тебя знаю, все уши прожужжали, а последний раз слыхал так вообще от Репейки.

— Ха, так ведь именно в этой фразе все и заключено! — Барсук откинулся к стене, глубоко вздохнул. — Я тебе могу хоть сейчас сказать, где находится Свенельд. Что делает, что ест, и что на нем надето. А вот про Радивоя… Его будто бы и нет вовсе.

— Что значит, нет?

— То и значит. Нет его. И в то же время есть.