Воздух изменился, когда двери распахнулись, и моя половина комнаты повернулась, чтобы посмотреть, кто входит. Пожалуйста, пусть это будет Хантер. Мой полный надежды взгляд сменился раздраженным взглядом, когда Элеонора Карлсон вошла в дверь в сопровождении своего адвоката. Я посмотрела мимо невысокого лысеющего мужчины, ожидая увидеть одного-двух свидетелей, но эта пара была одна.

Никаких свидетелей? Я жаловаться не стану. Отсутствие свидетелей у нее было благом для меня.

Потому что без свидетелей и улик, доказывающих, что я не гожусь на роль родителя Коби, это было бы слово Элеоноры против моего. Судья Тубор, возможно, с меньшей вероятностью дал бы ей время с Коби, если бы она предстала такой сукой, какой явно была.

Высокие каблуки Элеоноры резко застучали по линолеуму, когда она с важным видом прошла в переднюю часть комнаты. Черный блейзер и юбка-карандаш подчеркивали ее тонкую, как жердь, фигуру. Верхняя пуговица на черной блузке под блейзером, должно быть, душила ее. С темными волосами, собранными в тугой пучок, тонкие морщинки на ее лбу были почти незаметны. Я бы отдала должное Элеоноре в одном: она была красивой женщиной. Она выглядела значительно моложе своих лет, и у нее явно были деньги, чтобы содержать себя. Ее нос был странным и явно неестественным.

Высоко подняв подбородок, Элеонора направилась к своему столику напротив нашего. Только когда она села, она потрудилась посмотреть мне в глаза. Она бросила на меня злобный взгляд, прежде чем сесть на свой собственный деревянный стул.

Этот взгляд был слишком красноречив.

Я пришла к такому выводу после нашего первого появления в суде и нашей ужасной попытки посредничества. Эта битва за опеку была не из-за Коби, а из-за меня. Элеонора Карлсон наказывала меня за убийство ее сына. Я просто надеялась — ради Коби, — что судья Тубор тоже это понимал. Мой сын не заслуживал того, чтобы его использовали как пешку в этой войне между взрослыми.

Когда адвокат Элеоноры устроился в своем кресле, я снова посмотрела на часы.

Пять минут.

Пять минут, и испытание начнется.

Пять минут Хантеру, чтобы доставить свою задницу в здание суда.

Где он? Что-то случилось в больнице? Его вызвали по срочному делу?

Я наклонилась к своей сумочке под столом и нащупала свой телефон. Экран был пуст. Отправив Хантеру сообщение «Где ты?», я четырежды проверила, что мое устройство отключено, прежде чем убрать его.

Я сидела совершенно неподвижно. Тишина в комнате была зловещей. Мне было трудно сделать полный вдох, и как бы сильно мне ни хотелось вдохнуть немного кислорода, я не осмеливалась. Это было бы слишком громко.

Прошло минут двадцать, пока дверь в судейскую комнату за его скамьей не открылась и он не вышел.

Ну, вот и все. Ожидание закончилось.

Я проглотила подступившую к горлу желчь и сосредоточилась на судье, чтобы меня не стошнило.

Судья Тубор был пожилым человеком, вероятно, ему было далеко за пятьдесят, и он прожил в Прескотте всю свою жизнь. Его волосы были полностью седыми, но молодое лицо выдавало его возраст. На оливковой коже его лица почти не было морщин, за исключением нескольких лучиков вокруг глаз.

Сколько я себя помню, он был окружным судьей округа Джеймисон. Наше сообщество любило его, и поэтому никто никогда не смог победить его на выборах. Он всегда выигрывал мои голоса благодаря своим справедливым, но твердым суждениям, но, если он заберет у меня Коби, я никогда больше за него не проголосую.

— Доброе утро. — Судья Тубор кивнул нам всем, а затем сел на свою скамью, поправив черную мантию, прежде чем надеть очки для чтения и просмотреть бумаги на своем столе.

Поскольку судья на нас не смотрел, я бросила последний взгляд на задние двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как широкая фигура Хантера скользнула вбок.

Наконец-то. Мои плечи расслабились, когда я вздохнула.

— Извини, — одними губами произнес он, прежде чем занять последнее свободное место сзади.

Я кивнула и повернулась лицом к выходу. Обернувшись, я мельком увидела, как Элеонора снова свирепо смотрит на меня. Но на этот раз ее рычание было направлено не на меня, а на Хантера.

Ладно, это было странно.

Укол беспокойства кольнул меня в затылок, но я проигнорировала его, когда судья снова заговорил.

— Хорошо. Давайте начнем. — Он кивнул вниз, на стенографистку, чьи пальцы начали порхать, когда она начала печатать каждое слово юридического текста судьи Тубора. Он начал заседание с краткого изложения ходатайства об опекунстве и действий, которые он санкционировал во время нашей первой явки.

— Насколько я понимаю, никакое соглашение между мисс Карлсон и мисс Холт не могло быть достигнуто вне суда. Верно?

— Да, ваша честь, — хором ответили адвокат Элеоноры и Стюарт.

— Хорошо. — Судья Тубор оторвался от своих записей и снял с лица очки для чтения. — Тогда сегодня утром я вынесу решение об опекунстве. Мисс Карлсон, поскольку это ваша инициатива, мы начнем с вас. Я задам вам несколько вопросов, а затем у вас будет возможность представить свидетелей от вашего имени.

Элинор и ее адвокат одновременно кивнули.

Затем судья посмотрел на меня и мой отряд.

— Как только мисс Карлсон представит свое заявление и свидетелей, мисс Холт, у вас будет возможность ответить и представить своих собственных свидетелей.

Мы со Стюартом оба кивнули.

Судья наклонился вперед.

— Прежде чем мы начнем, я хотел бы напомнить вам всем, что я полностью на стороне ребенка. Мое решение будет принято для того, чтобы обеспечить наилучшие условия, чтобы ребенку были предоставлены все возможные возможности для процветания.

Я изо всех сил старалась сохранить бесстрастное выражение лица, но с каждым повторением слова «ребенок» мои челюсти сжимались все крепче. Судья Тубор знал мою семью. Он ходил в нашу церковь. Его жена помогала моей маме организовывать воскресные посиделки. И он знал Коби. Называть моего сына «ребенком» было безлично и никак не помогло ослабить комок напряжения у меня внутри.

— Теперь, когда мы все прояснили, давайте начнем, — объявил судья Тубор. — Мисс Карлсон, ваша ходатайство довольно необычно для бабушки. Вы добиваетесь шести месяцев полной опеки с ограничением посещений в течение этого времени матерью ребенка. У вас нет никаких доказательств того, что мисс Холт является неподходящим родителем. Можете ли вы объяснить, почему вы считаете, что вам необходимо оставить ребенка на такой длительный период времени вдали от его дома?

Ребенок. Серьёзно?

— Ваша честь, я чувствую, что моему внуку было бы неплохо пожить со мной добрую часть года. Это дало бы нам шанс сблизиться и наверстать все те годы, которые я пропустила, потому что он был только со своей матерью.

Я проглотила рычание. Отсутствие «сближения» было полностью делом рук Элинор. Она могла бы связаться с нами много лет назад. Забрать моего сына в Мичиган не решение проблемы.

— Почему вы считаете, что жить с вами в Мичигане — это единственный способ наверстать упущенное? — спросил судья, словно прочитав мои мысли. — Не могли бы вы запланировать больше визитов сюда, чтобы не прерывать домашнюю жизнь Коби?

— Я думаю, что разделение необходимо, — ответила Элинор. — Мне нужно, чтобы он был подальше от нее, чтобы я могла быть уверена, что мой внук получает надлежащее моральное воспитание.

Надлежащее моральное воспитание? Я чуть не вскочила со стула и так бы и сделала, если бы рука Стюарта не легла на мою. Мама тоже заволновалась, потому что позади меня ее стул снова заскрипел.

Я покачала головой и закрыла рот.

Элеонора Карлсон была чокнутой. Она думала, что сможет дать моему сыну надлежащее моральное воспитание? Ее собственный сын стал наркоторговцем и считал, что убийство невинных женщин приемлемо.

Прежде чем я успела пробормотать саркастическую реплику по поводу ее собственных родительских навыков, судья Тубор продолжил.

— Мисс Карлсон, вы предполагаете, что мисс Холт непригодна для воспитания Коби, но у вас нет доказательств того, что она не обеспечивает ему надлежащий дом. Детский психолог прислала мне свой отчет, и, судя по всему, Коби — счастливый и хорошо приспособленный ребенок. План воспитания, который вы предлагаете, привел бы к крайнему нарушению его семейной жизни. Почему я должен удовлетворять вашу просьбу, если вы не назвали мне ни одной причины забирать Коби у его матери на шесть месяцев в году?