Девушка снисходительно улыбнулась:

– Там было указано твоё имя?

– Там был указан мой титул, царя Греции! – строгая мимика резко изменила выражение лица властителя, однако в глазах не было гнева. Скорее, смесь досады от понимания неубедительности довода в пользу своей богоизбранности и удивления, от дерзости вопроса.

Таис отвернулась, чтобы Александр не видел её лица:

– В Иерусалимском храмовом хранилище столько книг, свитков и отдельных текстов, что немудрено найти подобное пророчество на все случаи жизни, – она повернулась и, глядя прямо в глаза, закончила: – Извини, мой царь, я умею сладко льстить, но очернять Александра Великого лестью глупой, а тем более ложью… лучше убей меня, – и покорно склонила голову.

Всего мгновение длилась пауза, и тронный зал дворца персидского шахиншаха заполнил громкий хохот нового владельца – Александра Македонского:

– Как я люблю тебя, моя Таис, за этот острый язык, столь точно выражающий мои сомнения! – он обнял девушку и впился поцелуем в её уста. – Прошу, останься до утра, завтра в полдень Птолемей приведёт жреца, послушаем его вместе.

Раннее утро. Александр накинул тёплый персидский халат, расшитый золотыми павлинами, и вышел на дворцовый балкон. Снег успел густо припорошить каменный пол и мраморные перила. Молодой правитель улыбнулся: это был второй, увиденный им в жизни снегопад, и последний, которому он будет рад. Широкая парадная лестница внизу забелела, а каменные крылатые быки, охранявшие центральный вход, нарядились в девственно-чистые рубахи сэрде, что приняты у адептов местной веры.

Таис тоже вышла, решив полюбоваться редким для греков природным явлением, однако накидывать свой халат она не стала – шагнула на балкон абсолютно обнажённой:

– Хочу ещё немного побыть Афродитой, хотя бы в твоих глазах, мой царь, – она встала на углу балкона, где снега было чуть больше, и на контрасте с серым камнем стен, он вполне напоминал морскую пену. Девушка распустила волосы по плечам и лукаво улыбнулась: – У меня, правда, нет её волшебного пояса…

– Он тебе не нужен. Ты совершенней Киприды и покоряешь мужчин одним лишь взглядом! Позволь мне согреть тебя, – царь распахнул халат и, обернув им подругу, обнял её: – Безумная Таис, – прошептал он на ухо. – Ты же можешь заболеть.

– Лишения закаляют душу, математика – ум, а холод – тело, – также прошептала девушка и выскользнула из объятий.

Словно по морскому прибою, отбежала в другой угол, где сгребла с пола снежок и, задорно хохотнув, кинула им в закутавшегося македонского царя. Тот вскрикнул от неожиданности, а Таис взяла полную охапку и, заливаясь смехом, начала растирать снегом руки, плечи и живот:

– Смотри Александр, как делают скифы, будины и агрипеи, живущие далеко на севере, за Понтом, Гирканским морем и Ра7! Я слышала, что они даже строят себе жилища из снега – так его там много! – она взвизгнула, растирая грудь: – А теперь, мой царь, твоя очередь! – и, в три прыжка подскочив к потрясённому Александру, с криком засунула горсть снега между запахнутыми полами халата.

Великий царь заорал так, что часовые у центрального входа выскочили на парадную лестницу, в ужасе задрав головы. А караул из личной гвардии Македонского, ворвался в зал, держа ксифосы8 в готовности к немедленному применению. За ними влетел секретарь Александра – Эвмен, ожидающий приёма.

Увидев в проёме балконных дверей безудержно смеющегося правителя с разрумянившимся лицом, и, поняв по заливистому женскому смеху, что он не один, Эвмен, зна́ком приказал охране удалиться. Дождавшись, пока царь посмотрит в его сторону, секретарь-архивариус произнёс:

– Александр, Птолемей уже прибыл, он привёл мага огнепоклонников. Когда прикажешь принять их?

Царь взглянул на свою подругу, всё так же обнажённую и раскрасневшуюся, с блестящими и сияющим глазами, что стояла на балконе, не смея показаться:

– Сейчас должна прийти Таис. И сразу пусть заходят. Скажи Птолемею, что я безумно рад брату, но пусть позволит мне привести себя в порядок, – и озорно посмотрел на гостью.

Та, еле сдерживая смех, лишь кивнула. Секретарь вышел. Девушка быстро оделась, стянула волосы лентой и покинула зал через чёрный ход. Спустя пятнадцать минут, она, как ни в чём не бывало, уже поднималась по широченной дворцовой лестнице в сопровождении охраны:

– Здравствуй, Птолемей! – девушка смущённо склонила голову, войдя в малый зал, где находились прибывшие.

– Здравствуй, Таис, – давно влюблённый в неё бесстрашный военачальник, зарделся пурпуром, словно невинный юноша, – твои щёки пылают огнём, ты не простыла?

– Нет, не волнуйся, слегка замёрзла лишь. А вот твоё лицо залилось краской, к чему бы это? – девушка мило улыбнулась, прекрасно понимая, к чему. – Я убедила Александра принять дастура, но он скептичен в отношении находки. Мне показалось, что такой настрой неспроста. Старинные пергаменты словно жгут ему руки, и, кроме презрения к их прежним владельцам, им движет ещё что-то.

– Мне тоже неясна странная спешка с их уничтожением. Поэтому пришлось бросить все дела и мчать почти триста стадий, не жалея лошадей. Но ты же говорила со священником Валтасаром? Он пояснил, какое сокровище хранят эти тексты? – Птолемей уже обращался не к своей тайной и, по его мнению – безответной, возлюбленной, а к единомышленнику и помощнику, что разделял его природное стремление к знаниям и наукам. – Там кроме доктринальных основ религии ариев, древние знания о строении человека, медицине, математические формулы расчёта движения небесных светил, устройстве земли и воздушных сфер. Там описания стран и народов, живущих у края тверди, знания о природе и свойствах минералов и металлов, устройства чудесных механизмов. Тексты описывают иерархию сил, что управляют видимыми и невидимыми мирами… их писали невероятно просвещённые мужи. Ни Греции, не Египту, да вообще никому в Ойкумене, ещё не веданы эти знания!

Птолемей был возбуждён и нетерпелив. Таис заворожённо смотрела в глаза молодому мужчине: «Как он прекрасен, когда, обуреваемый страстями, дрожит весь, словно боевой конь, что рвётся в атаку. Да, пожалуй, пусть пока его страсть изливается на поиск и собирание своей будущей великой библиотеки. Сейчас не время дарить ему уверенность в моих ответных чувствах… чуть позже, это станет наградой. Потерпи, мой милый Птолемей!».

Александр восседал на троне шахиншаха, всё так же в богато украшенном халате, но уже подпоясавшись и с кописом у левого бедра. Увидя вошедших, он раскинул руки и направился к Птолемею. Друзья обнялись, искренне радуясь встрече. Некоторое время они беседовали наедине, отойдя ближе к камину. Потом царь подошёл к остальным. Эвмена он проигнорировал – уже дважды с утра виделись, а вот Таис, он широко улыбнулся, поприветствовав так, как это делают в Элладе:

– Радуйся, несравненная Таис!

– Радуйся, Великий Александр! – слегка кивнув, ответила девушка.

Он повернулся к старику. Тот замер в глубоком поклоне, не смея смотреть в сторону македонского царя.

– Радуйся Валтасар, зороастрийский жрец!

– Будь весел, Великий Александр – Царь Азии! – не меняя позы, в персидской манере приветствовал дастур властителя.

Хозяин, улыбаясь, обвёл взглядом присутствующих:

– Не прячь лица, жрец. Достаточно поклона. У эллинов принято смотреть прямо, общаясь и с рабом, и с царём, чтоб ложь не овладела языком и тайные помыслы не укрылись в сладком мёде красноречия.

Дастур выпрямился. Морщинистое лицо, словно обожжённое солнцем, говорило о почтенном возрасте и диссонировало с глазами, невероятно ясными и живыми, как у отрока. И тут Таис вспомнила, что зороастрийцы верят в конец бытия, страшный суд для всех живущих и последующую вечную жизнь, когда достойные мужи воскреснут и будет им всем по сорок, а детям, по пятнадцать лет. Старец словно смотрел на них глазами такого юного мальчика: